стараясь пересечь стартовую линию в числе первых. В 11.26 взвился флажок «приготовиться». В 11.29 вниз поползла «минутная готовность». Лу бешено замахал руками, показывая Квентину, куда рулить.
— Право руля! Право руля, Квентин! — вопил он, махая правой рукой. — Угол тридцать секунд!
Они шли в опасной близости к другой яхте, и это было упущением Лу.
— Эй, лево руля! Левее! На двадцать секунд! — заорал он.
Каждое судно старалось занять позицию повыгоднее, но с тридцатью яхтами — участниками гонок — пересечь стартовую линию в преимущественном положении, поближе к судейской, могли лишь немногие. Остальным предстояло ловить попутный ветер.
В 11.30 взвился сигнал старта, и по меньшей мере десять соперников сумели пересечь стартовую линию, опередив их. Начало не слишком удачное, но Лу не позволял себе пасть духом. Он отвык, он растренировался, но и времени тренироваться у него не было, и это его извиняло.
Они шли вперед, с Ирландским Оком по правому борту и мысом по левую, но любоваться видом было недосуг. Лу словно прирос к палубе, глядя на суда вокруг; ветер трепал его волосы, кровь кипела, и он как никогда чувствовал в себе бурление жизни. Все возвращалось, он вспоминал это чувство — идти на яхте. Возможно, сноровку он и утратил, но чутья не потерял. Они шли вперед, нос судна вздымался на волнах, они держали курс к первому бую, находившемуся в миле от стартовой линии.
— Поворот! — крикнул Квентин, берясь за штурвал, и все приготовились. Алан натянул ходовые концы. Люк проверил шкот и раза два повернул лебедку. Лу, застыв, вспоминал, что ему следует делать, зорко следя за теснившимися вокруг яхтами соперников. Интуиция подсказывала ему, что те пойдут левее и преимущества над яхтой справа получить не смогут. К нему быстро возвращался его прежний талант тактика, и он, внутренне радуясь тому, как умело поставил яхту в отношении первого буя, чувствовал, что, ловким маневром освободив яхте путь к ориентиру, вновь завоевал доверие Квентина. Квентин теперь убедился, что Лу не согласится ни на какое место, кроме первого.
Увидев, что пространства для смены галса у них достаточно, Квентин начал поворот. Джеф, покинув кокпит, шагнул к парусу и, по мере того как парус отнимал ветер, стал опускать его. Судно пошло против ветра, грота-шкот был отпущен на пару футов, гик начал поворачиваться. Люк тянул что было силы, а когда выдохся, пару раз повернул лебедку, и смена галса завершилась. Квентин направил судно по новому курсу.
— Опустить борт! — крикнул Лу, и они наперегонки ринулись на борт, направляя яхту против ветра с наветренной стороны. Квентин ухнул, а Лу рассмеялся в лицо ветру.
Обойдя первый буй, они направились ко второму под ветром, дующим им в борт. Лу увидел, что пора поднимать спинакер, и дал «добро» Квентину. Команда засуетилась — каждому нашлось дело. Лу действовал не слишком ловко, но с грехом пополам все сладилось.
— Есть! — радостно крикнул Лу, когда парус был поднят и Алан с Робертом установили его против ветра. Они пошли очень быстро, и Лу подставлял лицо ветру и хохотал от счастья. Когда спинакер надулся от ветра, как ветровой конус, и с ветром на парусах они полетели к следующему бую, Квентин позволил себе оглянуться и бросить взгляд на корму, полюбовавшись захватывающим зрелищем: яхт двадцать пять, надув паруса, мчались по волнам, силясь их догнать. Неплохо. Он переглянулся с Лу, и они обменялись улыбками. Ни тот ни другой не сказали ни слова. В словах они не нуждались. И без слов все было понятно.
После получасового стояния в очереди Лу с семейством наконец попали на каток.
— Вы давайте веселитесь, — сказал Лу, хлопая руками и притопывая от холода, — а я — в кофейню и буду смотреть, как вы катаетесь.
— А я-то рассчитывала, что и ты встанешь на коньки, — рассмеялась Рут.
— Нет. — Он поморщился. — Вот уж полчаса, к я гляжу на пожилых людей на льду, некоторые из них даже постарше меня, и должен сказать, что вид у них дурацкий. Что, если меня увидит какой-нибудь знакомый? Нет, спасибо, лучше уж я здесь побуду. А потом, они новые и только что из чистки. — Последнее относилось к брюкам.
— Ладно, — решительно сказала Рут, — тогда, будь любезен, присмотри за Пудом, пока мы с Люси будем кататься.
— Пойдем-ка, Люси! — Он поспешно взял за руку дочь. — Пойдем, возьмем коньки. — И подмигнув смеющейся Рут, он отправился за коньками.
На пути к выдаче он сумел опередить Самодовольного Папашу, ведшего теперь за собой, как крысолов с дудочкой, целую толпу детей. Он молча торжествовал победу, пробившись к конькам первым. Лед был совсем рядом, и в Лу взыграл мальчишка.
— Размер? — спросил мужчина за стойкой.
— Десятый, пожалуйста, — ответил Лу и опустил взгляд вниз, на Люси, ожидая, что она сама скажет свой размер. Но большие карие глаза глядели на него непонимающе.
— Скажи дяде свой размер, милая, — проговорил Лу, чувствуя, как самодовольный папаша дышит ему в затылок.
— Я не знаю, папа, — почти шепотом ответила Люси.
— Тебе ведь четыре года, да?
— Пять. — Она нахмурилась.
— Ей пять лет, — сказал Лу, обращаясь к мужчине. — Какой размер обычно бывает у пятилетних?
— Смотря какой ребенок.
Вздохнув, Лу вытащил свой «Блэкбери», но очереди, однако, не уступил. Стоявший за ним с кенгурятником на животе Самодовольный Папаша сказал поверх его головы:
— Две пары четвертого размера, одна третьего и одиннадцатый, пожалуйста.
В ожидании ответа на «Блэкбери» Лу таращил глаза и гримасничал, изображая Самодовольного Папашу. Люси, посмеиваясь, тоже стала гримасничать.
— Алло?
— Какой размер у Люси? Рут засмеялась.
— Двадцать шесть.
— Ладно. Спасибо. — Он дал отбой.
Выйдя на лед, Лу сразу же ухватился за бортик. Взяв за руку Люси, он повел ее по льду. Рут стояла с Пудом, который брыкался и, возбужденно прыгая в коляске, тыкал пальцем вокруг.
— Погоди, милая. — И голос, и ноги в щиколотках у него дрожали. — Лед — штука опасная, надо двигаться осторожно. Держись-ка лучше за бортик, ладно?
Люси взялась одной рукой за бортик и медленно заковыляла по льду, пока Лу балансировал на тонких лезвиях.
Потом Люси попробовала двигаться быстрее.
— Осторожно, лапочка, — дрожащим голосом сказал Лу, с опаской глядя на холодный твердый лед, — страшно было вообразить, чем может обернуться падение на этот лед. Он даже и вспомнить не мог, когда падал в последний раз — должно быть, в детстве, ведь падения — это неизбежный спутник детства.
Расстояние между ним и Люси все росло.
— Не отставай от нее, Лу! — крикнула Рут, находившаяся по другую сторону бортика. Она шла там с ним вровень, и он различал в ее голосе усмешку.
— Тебе, кажется, это доставляет удовольствие. — Он даже глаз на нее не поднимал, настолько поглощен был своими стараниями устоять на ногах.
— Конечно.
Оттолкнувшись левой ногой движением, которое вышло более размашистым, чем он намеревался, он чуть не рухнул на лед. Чувствуя себя каким-то Бемби, делающим первые шаги, он заковылял вперед, вихляясь и беспорядочно дергаясь всем телом, как муха, попавшая в липкий джем. Совсем близко от него раздавался теперь уже отчетливый смех Рут. Но он все-таки продвигался вперед. Оторвав наконец взгляд ото льда, он не сводил его с Люси: еле видимая теперь в своем красном пальто, она была уже на середине катка.
Самодовольный Папаша промчался мимо него, мерно взмахивая руками — эдакий бобслеист на соревнованиях. В своем стремительном скольжении он чуть не сбил Лу с ног. Следом за отцом катили его
