мучительно пытался вспомнить, где же я все-таки читал про то, что необходимо исключить из порядка наследования без вести пропавших наследников. Собственно, именно потому мои мысли и пошли в таком направлении. Но ведь Мэри Виттейкер тоже могла наткнуться на эту статью!
— Если она ее действительно видела, то наверняка попыталась потом проконсультироваться у юриста, — заметил мистер Марблз. — Кто ведет ее дела?
Вимси покачал головой.
— Вряд ли она обратилась к нему с этим вопросом, — возразил он. — Она для этого слишком умна. Если бы она спросила об этом своего адвоката, и он бы ей сказал, что она ничего не получит, если мисс Доусон не напишет завещание или не умрет до января 1926 года, а старушка после этой консультации скоропостижно скончалась в октябре 1925-го, то у достойного адвоката, вероятно, возникли бы свои вопросы по этому поводу. В общем, это было бы рискованно. Полагаю, с этой невинной проблемой она обратилась к какому-то специалисту на стороне, причем прикрывшись чужим именем.
— Вполне возможно, — сказал Тоукингтон. — Не кажется ли вам, что вы обладаете задатками выдающегося преступника?
— Если бы я пошел на преступление, то принял бы соответствующие меры предосторожности, — парировал Вимси. — Просто удивительно, насколько по-дурацки порой действуют убийцы. Тем не менее, я самого высокого мнения о мозгах мисс Виттейкер. Держу пари, что она прекрасно замела за собой следы.
— А ты не допускаешь, что на эту проблему ей открыл глаза мистер Пробин, когда приходил к ним в дом, чтобы уговорить мисс Доусон написать завещание? — спросил Паркер.
— Не допускаю, — с жаром возразил Вимси, — хотя уверен, что он наверняка попытался все объяснить старой леди. Надо думать, бедняжку так пугала мысль о завещании, что она не дала ему и слова сказать. Я думаю, такая хитрая лиса, как Пробин, не стал бы объяснять наследнице, что шанс получить денежки у нее есть только в том случае, если ее двоюродная бабушка умрет раньше, чем новый Закон пройдет в парламенте. Вы бы на его месте рассказали, мистер Тоукингтон?
— Знай я об этом — никогда, — с ухмылкой ответил почтенный джентльмен.
— Это было бы в высшей степени нежелательно, — подтвердил Марблз.
— В конце концов, — предложил Вимси, — мы можем все легко узнать. Пробин сейчас в Италии. Я собирался ему написать, но, возможно, будет лучше, если это сделаете вы, Марблз. Тем временем мы с тобой, Чарльз, попытаемся навести справки о том, кто ответил мисс Виттейкер на ее вопрос.
— Надеюсь, — сухо спросил Паркер, — ты не забыл, что, прежде чем устанавливать мотив убийства, надо убедиться в том, что убийство вообще имело место? Пока что мы знаем только то, что после тщательной проверки, проведенной при вскрытии, два квалифицированных врача пришли к выводу, что мисс Доусон умерла своей смертью.
— Пожалуйста, не надо повторять все время одно и то же, Чарльз. Это наводит на меня тоску. Это напоминает мне ворона, который все не улетает и все сидит, сидит, сидит. Меня просто так и тянет швырнуть в него мертвенно-бледный бюст Паллады и положить этому конец. Погоди, я еще опубликую свое эпохальное произведение под названием «
— О, Боже! — вздохнул Паркер.
Тем не менее, на следующее утро, увидев главного комиссара, Паркер доложил ему, что хотел бы серьезно заняться случаем Агаты Доусон.
Глава XV
ИСКУШЕНИЕ СВЯТОГО ПЕТРА
Когда Паркер вышел из кабинета главного комиссара Скотланд-ярда, один из полицейских остановил его и сказал:
— Вас спрашивала по телефону одна леди. Я попросил ее перезвонить в 10.30, так что время уже почти подошло.
— Как ее зовут?
— Миссис Форрест. Она не сказала, зачем звонит.
«Странно», — подумал Паркер. Его исследования в этом направлении принесли так мало результатов, что он практически полностью исключал связь этой дамы с таинственной смертью Берты Готобед, хотя по- прежнему держал миссис Форрест в памяти — так, на будущее. Паркеру пришла в голову совершенно вимсианская мысль о том, что, может быть, миссис Форрест наконец обнаружила пропажу одного из своих винных стаканов и хочет теперь прибегнуть к профессиональной помощи знакомого детектива. Тут ему пришлось прервать свои размышления, потому что его позвали к телефону. На проводе была миссис Форрест.
— Это инспектор Паркер? Простите за беспокойство, я хотела узнать, не могли бы вы дать мне адрес мистера Темплтона.
— Адрес Темплтона? — растерянно переспросил Паркер.
— Ведь его фамилия Темплтон — ну, того джентльмена, который приходил вместе с вами?
— Ах да, конечно… Прошу прощения… Просто та история совершенно вылетела у меня из головы. Так вам нужен его адрес?
— Я располагаю определенной информацией, которую он, вероятно, будет очень рад услышать.
— О, прекрасно! Но вы можете с тем же успехом сообщить информацию мне, миссис Форрест.
— Не совсем с тем же успехом, — промурлыкал голос на другом конце провода, — вы ведь лицо официальное. Я предпочла бы написать мистеру Темплтону частным образом, а там уж пусть он сам обсуждает с вами это дело.
— Понимаю. — Мозг Паркера напряженно работал. Если миссис Форрест напишет мистеру Темплтону по адресу 110A Пиккадилли, положение станет весьма затруднительным, поскольку письмо может не дойти. А если леди вдруг придет в голову отправиться туда самой, то, обнаружив, что швейцар не знает никакого мистера Темплтона, она может запаниковать и не захочет делиться своей ценной информацией.
— Полагаю, — произнес Паркер, — я не вправе давать вам адрес мистера Темплтона, не имея на то его разрешения. Но вы могли бы ему позвонить.
— О да, это меня устроит. Его номер есть в справочнике?
— Нет, но я могу дать вам его личный номер.
— Большое спасибо, и простите, что мне пришлось вас побеспокоить.
— О, вы меня нисколько не затруднили, — и Паркер продиктовал номер телефона лорда Питера.
Повесив трубку, он подождал несколько секунд и сам набрал этот номер.
— Слушай внимательно, Вимси, — сказал он. — Мне сейчас позвонила миссис Форрест. Она хочет послать тебе письмо. Адреса я ей не дал, зато назвал твой номер телефона. Так что если она позвонит и спросит мистера Темплтона, то не забудь, что это ты.
— Будь спокоен. Интересно, чего хочет наша прекрасная леди?
— Наверное, решила, что в тот раз могла бы поведать более увлекательную историю, и теперь хочет наверстать упущенное, преподнеся тебе измененный и расширенный вариант.
— Тогда она себя в чем-нибудь да выдаст. Беглый набросок часто бывает гораздо убедительнее законченной картины.
— Вот именно. Сам я из нее ничего не смог выудить.
