— И что ты думаешь об этой истории? — спросил Паркер на следующее утро, заглянув на завтрак к Вимси, перед тем, как отправиться в направлении Ноттингдейла, на поиски некоего неуловимого сочинителя анонимных писем. — Мне кажется, все дело сводится к тому, что наш друг доктор чересчур самоуверен и несколько преувеличивает степень собственной непогрешимости. В конце концов, мог же у старушки случиться сердечный приступ. Она ведь была стара и тяжело больна.
— Конечно, мог. Хотя, насколько я знаю, раковые больные редко умирают столь неожиданно. Как правило, они удивительно упорно цепляются за жизнь. Впрочем, я не стал бы об этом столько думать, если бы не племянница старушки. Она заранее подготовила всех к смерти тетушки, уверяя окружающих, что ее состояние значительно хуже, чем это было на самом деле.
— Слушая рассказ доктора, я подумал о том же самом. Но что, собственно, могла сделать племянница? Она не могла ни отравить, ни придушить свою тетушку, потому что тогда на теле наверняка остались бы какие-то следы. А так — старушка мертва, и, следовательно, племянница в итоге оказалась права, а молодой эскулап сел в лужу.
— Возможно. Кроме того, насчет действий племянницы и медсестры мы располагаем только версией самого доктора. А ведь совершенно ясно, что от медсестры его, по шотландскому выражению, «просто тошнило». Про нее, кстати, никак нельзя забывать — ведь она была последней, кто видел старую леди перед смертью, и пресловутый укол сделала тоже она.
— Да, да, но этот укол не имел к смерти ни малейшего отношения. Это единственное, что ясно в этой истории. Ты не допускаешь, что медсестра могла сказать что-нибудь, от чего старая леди разволновалась, нечто такое, что вызвало у пациентки сильное потрясение? Конечно, старушка тогда уже начала впадать в слабоумие, но у нее могло хватить рассудка, чтобы понять что-то действительно важное и пугающее. Или медсестра ляпнула какую-нибудь глупость на тему смерти — судя по всему, больная проявляла в этом вопросе исключительную чувствительность.
— Ага! — воскликнул лорд Питер. — Я все ждал, когда ты в своих рассуждениях доберешься до этого пункта. Ты заметил, что в этой истории присутствует один чрезвычайно зловещий персонаж? Я имею в виду семейного поверенного.
— Того самого, что приходил по поводу завещания и был изгнан с такой свирепостью?
— Да. Представь себе, что он собирался уговорить клиентку написать завещание в пользу какого-то таинственного кандидата, который никак не упоминался в этой истории. Обнаружив, что не может заставить старушку выслушать себя, адвокат подослал к ней новую медсестру в качестве своего агента.
— Все это слишком сложно, — произнес Паркер с сомнением в голосе. — Откуда адвокату было знать, что невесту доктора собираются уволить? Вот если он был в сговоре с племянницей, которая по его наущению подстроила замену одной медсестры на другую…
— Этот номер не пройдет, Чарльз. Зачем племяннице вступать в сговор с адвокатом — чтобы лишить наследства саму себя?
— Да, справедливое замечание. И все-таки мне кажется интересной гипотеза о том, что старушку, случайно или намеренно, напугали до смерти.
— Да, причем в обоих случаях с юридической точки зрения это, скорее всего, не будет считаться убийством. Как бы то ни было, этим стоит заняться. Кстати, я кое-что вспомнил. — И лорд Питер нажал на кнопку звонка. — Бантер, не могли бы вы заняться моей почтой?
— Конечно, милорд.
Лорд Питер придвинул к себе письменный прибор.
— Что ты собираешься писать? — заинтригованно спросил Паркер, заглядывая ему через плечо.
Лорд Питер написал: «Цивилизация — это великолепно, не правда ли?» Поставив подпись под этим незамысловатым посланием, он вложил его в конверт.
— Если хочешь оградить себя от глупых писем, Чарльз, — назидательно произнес он, — не носи мономарк [1] внутри шляпы.
— И что ты намерен делать теперь? — произнес Паркер. — Надеюсь, ты не собираешься отправить меня в «Бритиш Мономаркс», чтобы я узнал у них имя клиента? Я могу это сделать, только сославшись на свои служебные полномочия, а это, вероятно, вызовет ужасный скандал.
— Нет, — ответил его друг. — Я не собираюсь покушаться на тайну исповеди. Во всяком случае, не в том квартале. И если ты можешь сейчас на какое-то время отвлечься от поисков своего таинственного корреспондента, который, по всей видимости, вовсе и не желает, чтобы его нашли, я приглашаю тебя вместе со мной нанести визит одной особе, с которой меня связывают весьма теплые отношения…
И лорд Питер несколько самодовольно рассмеялся.
— О… — в замешательстве сказал Паркер. Хотя они были очень дружны, Вимси до этого проявлял чрезвычайную скрытность во всем, что касалось его личной жизни — не то что бы стараясь утаить свои сердечные дела, а просто полностью игнорируя эту тему в разговоре. Такая внезапная откровенность, казалось, говорит о новом уровне близости, причем Паркер не был уверен, что его это радует. Сам он в силу своего происхождения и воспитания руководствовался в жизни консервативной моралью среднего класса. Теоретически признавая, что мир, в котором вращается лорд Питер, живет по иным стандартам, Паркер, тем не менее, никогда не предполагал, что ему придется столкнуться с их воплощением на практике.
— …скорее в качестве эксперимента, — продолжал тем временем Вимси с легкой неуверенностью в голосе. — Я снял для нее маленькую удобную квартирку в Пимлико. Поедем со мной, право, Чарльз! Мне бы очень хотелось тебя с ней познакомить.
— О да, охотно, — торопливо согласился Паркер. — Я буду очень рад. А когда… э-э… я хотел сказать…
— Наша договоренность пока действует всего несколько месяцев, — объяснил Вимси по дороге к лифту, — и все, кажется, идет вполне удовлетворительно. Для меня это, конечно, многое упрощает.
— Да уж, наверное, — промолвил Паркер.
— Как ты, конечно, понимаешь, мне не хотелось бы вдаваться в подробности, пока мы туда не приедем. Тогда ты сможешь все увидеть собственными глазами, — продолжал разглагольствовать Вимси, захлопывая легкие двери лифта с силой, которая для этого вовсе не требовалась. — Ты сам убедишься в том, что к этому нельзя подходить со старыми мерками. Едва ли тебе приходилось видеть что-нибудь похожее. Конечно, ничто не ново под луной, как сказал Соломон, но я смею утверждать, что у всех этих жен и дикобразов, как сказало дитя, видимо, немного испортился характер.
— О да, — кивнул Паркер. «Бедняга, — подумал он про себя, — каждый почему-то мнит, что его любовные интрижки — это нечто совершенно особое».
— Отдушина, — энергично продолжал Вимси. — Эй, такси! Каждому нужна отдушина… Сент- Джордж-сквер, 97А. Да и можно ли обвинять человека за то, что он ищет отдушину? К чему весь этот словесный яд? От резких слов все равно нет толку. Мне кажется, гораздо гуманнее дать этим существам какую-то отдушину, а не издеваться над ними в книгах. Книгу-то написать не так уж сложно. Нет ничего трудного в том, чтобы изложить какую-нибудь гнусную историю на прекрасном английском, или наоборот, прекрасную историю на гнусном английском, что, кажется, и делает сейчас большинство писателей. Ты согласен со мной, Чарльз?
Мистер Паркер выразил полное согласие. Лорд Питер продолжал свои экскурсы в область литературы, пока такси не остановилось перед одним из тех высоких, нелепых викторианских особняков, некогда построенных в расчете на большие аристократические семьи, окруженные многочисленной неутомимой прислугой. В наше время владельцы успели разгородить просторные комнаты на множество чрезвычайно неудобных «конурок», которые сдавались жильцам внаем.
Лорд Питер нажал на самый верхний звонок, рядом с которым было написано «Климпсон», и небрежно прислонился к дверному косяку.
— Чтобы открыть дверь, ей нужно спуститься на шесть пролетов, — объяснил он, — лифта здесь нет,
