простите. Нет, я понимаю, я не прошусь обратно на работу! Я уже устроился…
– О чем вы хотели поговорить? – спросил антиквар, глядя на меня.
– О розыгрыше, – объяснила я. – О том, что на самом деле лежало в тайнике.
Он задумался, словно принимал какое-то решение.
– Проходите.
Одну стену целиком занимал старый дубовый шкаф, забитый книгами. Мебель добротная, удобная.
– Я ничего не знал об этом идиотском розыгрыше. – Мне показалось, что эту речь антиквар заготовил заранее. – Мало того, Владимир, обнаружив подлинное письмо, передал мне его не сразу, а только через два дня после той достопамятной вечеринки. А тогда я и сам был поражен всем происходящим.
– Вы поверили? В то, что письмо подлинное?
– Не очень. – Он зябко передернул плечами. – Слог, конечно, хорош. Идея не лишена остроумия, но… Но не надо делать из Поэта идиота! Думаете, в его окружении было мало гомосексуалистов? Да полным-полно! И среди друзей, и среди врагов. А «непристойные» предложения он получал неоднократно и умел от них отказываться. Иногда даже в стихах.
– Я помню. «Но, Вигель, пощади мой зад!»
Антиквар недоверчиво посмотрел на меня:
– Как вы это лихо процитировали! Тоже заинтересовались вопросом?
Я не стала этого отрицать:
– Да, внимательно изучила. Вы мне, пожалуйста, скажите, а что там на самом деле лежало?
Артем Сергеевич сразу насупился:
– Не могу точно знать. Два документа начала прошлого века, на немецком языке. Вот и все.
– На немецком? Но немецкого языка я, к превеликому моему сожалению, не знаю.
Антиквар почему-то сразу насторожился. Больше мне из него ничего вытянуть не удалось.
Я терялась в предположениях, что это могли быть за таинственные документы на немецком языке. Найти бы того, кто их переводил. Ведь Карина наверняка позаботилась об этом. Перевела и обнаружила то, что должно было ее озолотить. То, за что успела получить пятнадцать тысяч долларов.
Может, Варя? Вид у нее интеллигентный. Она вполне могла знать немецкий. Карина в библиотеку была записана, могла обратиться за переводом к Варе, а потом… А потом убийца узнал, кто переводил письма… То есть бланки. Что ж, может быть, и так.
Интересно, знает ли Надя что-нибудь? Или Анна Федоровна? Или Андрей? До Андрея мне будет сложновато добраться, разве что через Галю, а вот с дамами из этой семьи я поговорить могу.
Надя была в своем репертуаре. Она привычно круглила глаза и от всего отнекивалась.
– Я ничего не знаю, – повторяла она. – Карина мне ни о чем не говорила.
Анна Федоровна тоже оказалась не в курсе.
– Не понимаю, зачем вообще возвращаться к этой теме, – брезгливо проронила она. – Ведь милиция уже сняла с Наденьки подозрения. Я и не сомневалась, что так будет. То гнусное письмишко оказалось подделкой. Ты в этом убедилась. Так зачем грязное белье ворошить?
Она снова надела маску надменной зануды-учителки, какой я помнила ее со школы.
– Милиция сняла подозрения? – повторила я. – Что-то мне ни Вера, ни Паша ничего об этом не говорили.
За спиной Анны Федоровны Надя сделала страшные глаза и замахала руками. Ох, моя чертова бестактность! Не хватало мне еще одну старушку до приступа довести.
– Вы слышали о том, что Майя Ивановна в больнице? – зачем-то спросила я.
Анна Федоровна поджала губы.
– К ней пока не разрешены посещения, – процедила она.
И все. Больше никаких эмоций.
Надеясь что-то узнать, я даже к Ольге заглянула. Дом у Кудриловых был покруче, чем у Нади. Только я такие не люблю: у них вся мебель была лакированная. Итальянская пластмасса с завитушками. Моя берлога куда уютнее.
– Надо же! – удивленно приподняла брови Ольга. – Как все закручено-то! Нет, я ничего не знаю.
– Ты говорила, что когда в саду работаешь…
– Я не работаю в саду, – перебила меня Ольга. – У меня для этого рабочие.
Ах, ну да: прислуга! Как я могла забыть?
– Ну просто гуляешь, – поправилась я. – Так вот, ты говорила, что иногда слышишь… случайно, о чем у Шацких говорят.
– Ты намекаешь, что я подслушиваю? – насторожилась Ольга.
– Нет, нет, я ни на что не намекаю, я просто надеюсь, не слышала ли ты вдруг каких-нибудь Карининых разговоров, связанных с тайником в столике или какими-нибудь письмами или деньгами.
Ольга задумалась.
– Нет, не слышала. Точно, – повторила она. – Ничего я не слышала.
Почему-то я не поверила Ольге.
– А Дима?
– А Дима появляется дома за полночь и уезжает с утра пораньше.
– Чувствую себя шантажисткой, – произнесла я. – Ты могла бы быть со мной пооткровеннее, хотя бы из благодарности…
– За твое молчание? – перебила меня Ольга. – Я правильно поняла? Знаешь, катись-ка ты отсюда подобру-поздорову!
Я молча встала и вышла. Может, надо было извиниться? Не знаю. Но я же не для себя стараюсь.
Оставалась последняя надежда. Галка. Она должна была вернуться вечером.
– Я совсем ничего не знаю, – растерянно пролепетала Галина.
– Такого быть не может! Помнишь, ты мне рассказывала про Каринин телефонный разговор с антикваром? Повтори в точности, что ты слышала.
– Я уже и не помню так… – протянула Галя. – Ну в общем… Артем Сергеевич позвонил, подошла я. Он поздоровался, спросил, дома ли Карина. Я ответила, что дома, и позвала ее к телефону.
– А сама?
– А сама на кухню вышла.
– Но ты что-то слышала?
– Ну да… – не слишком уверенно кивнула Галя. – Карина взяла трубку. Поздоровалась… Какое-то время слушала. А потом очень рассердилась.
– Что, что именно она сказала? Вспомни!
– Что-то вроде того: «Ну от вас я этого никак не ожидала!» Потом еще что-то сказала тихо и быстро, я не разобрала слов.
– Но ты говорила, что потом Карина смягчилась.
– Да, – подтвердила Галина. – Она потом зашла на кухню, вся такая… не знаю, как это назвать, ну вроде как в лотерею выиграла, и сказала мне, что уедет.
– И уехала? А ты еще что-то про секретер упоминала.
– Не про секретер, про конторку, – улыбнулась Галя. – Для папиного кабинета. Да, Карина сказала, что Артем Сергеевич присмотрел классную конторку.
– Вы ее купили?
Галя помрачнела и сказала, что нет, так как папа же собрался уходить…
Я задумалась.
– Интересно, а что же Карина ему тогда сказала, когда он так разозлился, что шкаф зарубил?
Галя пожала плечами и, к моему удивлению, совершенно спокойно сказала, что письмо фальшивое.
– Откуда ты знаешь?
– От папы.
Я скептически поморщилась.
