Поздно вечером во дворе появляются процессия с тамбуринами, барабанщиками и факелами. Это женщины из дома Вакила — его сестра, свояченицы и дочери. В непроглядном мраке раздается их песня, подкрепляемая танцами и хлопками в ладоши:
Женщины из семьи Вакила танцуют чувственный танец с шалями и платками, в которые закутаны их лица и тела. От разгоряченных тел пышет жаром, веет сладковатым запахом пота. Хотя все окна открыты настежь и занавески развиваются на ветру, прохладный воздух не может остудить пыл этих женщин. Только когда вносят блюда с пловом, танец замирает. Все садятся на пол прямо, на том месте, где только что стояли или танцевали. Одни лишь старшие устраиваются на подушках вдоль стены. Еду, которую готовилась в огромных котлах во дворе, разносит сестра Шакилы Лейла и младшие кузины. Большие блюда с рисом, крупными кусками баранины, баклажанами в йогуртовом соке, макаронами, фаршированными шпинатом с чесноком, и картофель под соусом из паприки ставят на пол. Женщины садятся кружком вокруг блюд. Правой рукой они берут щепоть риса и суют его в рот. Мясо макают в соусе и заедают кусками хлеба, которые открывают от больших ломтей. Все это делается правой рукой. Левая, грязная, рука не должна касаться еды. Воцаряется тишина, нарушаемая только звуком жующих челюстей, да время от времени женщины вежливо потчуют друг друга. Признаком хорошего тона считается подкладывать особо аппетитные куски соседям.
После того как все насытились, начинается церемония намазывания хной. Уже совсем поздно, никто больше не танцует. Кто-то успел заснуть, остальные ложатся или садятся кружком вокруг Шакилы и наблюдают за тем, как сестры Вакила намазывают ей ладони и ступни зеленой массой и поют песню хны. Когда ладони намазаны, Шакила складывает их в кулак. Одна из будущих золовок перевязывает каждый кулак по отдельности полоской ткани крест-накрест, потом наматывает на них мягкие лоскутки, чтобы руки не запачкали одежду и постель. Потом она снимает с Шакилы нижнее белье — длинные белые хлопчатобумажные штаны и длинную рубаху, — укладывает ее на циновку посреди комнаты и подсовывает ей под голову большую подушку. Невесту начинают кормить крупными кусками мяса, жареной печенью и дольками сырого лука, заранее приготовленными сестрами для той, что покидает дом.
Бибигуль сидит и смотрит на дочь. Она провожает взглядом каждый кусочек, что сестры отправляют Шакиле в рот. И вдруг начинает плакать. Все женщины ударяются в слезы, одновременно убеждая друг друга, что у Шакилы все будет хорошо.
Поев, Шакила укладывается спать возле Бибигуль. Она лежит, свернувшись клубком и тесно прижавшись к матери. Всю свою жизнь Шакила спала в одной комнате с матерью. Эта ночь — последняя в материнских объятиях. Следующую она проведет уже в объятиях мужа.
Через несколько часов ее будят и сестры разматывают полотняные обмотки на руках. Хну соскребают, кожа на ступнях и на ладонях приобрела оранжевый оттенок. Шакила смывает свое вчерашнее кукольное лицо и, как обычно, съедает плотный завтрак: жареное мясо, хлеб, сладкий пирог и чай.
Время — девять часов, пора накладывать макияж, делать прическу и наряжаться. Шакила, ее младшая сестра Лейла, вторая жена Султана Соня и одна из двоюродных сестер появляются на пороге знакомой квартиры в Микрорайоне. Здесь находится салон красоты, который работал даже во времена Талибана. И тогда невестам хотелось накраситься и нарядиться к свадьбе, хотя это и было противозаконно. Но тут им помогало одно из требований Талибана. Они приходили в эту квартиру в парандже и уходили в парандже, зато с новым лицом.
Большое зеркало, стол. Полка уставлена бутылочками и тюбиками, судя по захватанности и дизайну, двадцатилетней давности. На стенах плакаты со звездами Болливуда.[12] Декольтированные красотки кокетливо улыбаются Шакиле, твердо и уверенно сидящей в кресле.
Шакилу трудно назвать красавицей. Широкое лицо с мощной нижней челюстью, припухшие веки, пористая кожа. Но зато у нее прекрасные ослепительные белые зубы, блестящие волосы и шаловливый взгляд, и ни одна из дочерей Бибигуль не пользовались такой популярностью, как она.
«Не понимаю, чем ты меня так приворожила, — сказал ей Вакил во время обеда у Мариам. — Ты ведь не красавица». Он произнес это с нежностью в голосе, и Шакила восприняла его слова как комплимент.
Но сейчас она переживает, что недостаточно красива для невесты, и ее обычно веселый взгляд потух. Свадьба — дело серьезное, тут не до шуток.
Сначала тяжелую гриву волос наматывают на деревянные бигуди. Потом выщипывают густые, сросшиеся на переносице брови. По бровям сразу можно понять, замужем женщина или нет, потому что незамужним выщипывать брови запрещено. Шакила кричит, парикмахерша орудует пинцетом. Брови приобретают красивую дугообразную форму, и Шакила любуется на себя в зеркало. Впечатление такое, будто и глаза поднялись немного вверх.
«Приди ты пораньше, я бы еще обесцветила тебе волосы на верхней губе, — говорит мастерица. Она показывает Шакиле загадочный, немного облезший тюбик, на котором написано: „Крем для обесцвечивания нежелательных волос“. — Но теперь мы уже не успеем».
После этого парикмахерша намазывает Шакиле лицо «Перфектом». Потом накладывает на веки широкую полоску красно-золотых блестящих теней, подводит глаза толстым карандашом и делает стрелки, а для губ подбирает темную красно-коричневую помаду.
«Что бы я ни делала, все равно мне не стать такой же красивой, как ты», — говорит Шакила своей младшей невестке Соне, второй жене Султана. Соня в ответ только улыбается и что-то бормочет. Она как раз в этот момент одевает светло-голубое платье из тюля.
Когда Шакила готова, приходит очередь Сони наводить красоту, остальные же в это время помогают Шакиле с платьем. Лейла одолжила ей свой эластичный пояс, чтобы сделать талию тоньше. Утреннее свадебное платье сшито из блестящей яркой мятно-зеленой ткани и украшено синтетическими кружевами, рюшами и золотой тесьмой. Зеленый цвет обязателен, потому что это цвет ислама и счастья.
Платье надето и сидит как надо, ноги втиснуты в белые с золотыми пряжками туфли на высоченном каблуке — теперь парикмахерша снимает бигуди. Получившиеся кудри закалывает посреди головы, а челку с помощью большого количества пены для укладки волос делают волнистой и зачесывают набок. Остается приколоть мятно-зеленую фату. В качестве последнего штриха на праздничную прическу наклеивают множество маленьких голубых звездочек с золотой каймой. Еще по три серебреные звездочки наклеивают Шакиле на каждую щеку. Теперь ее почти не отличить от болливудских звезд на стенах.
«О Боже, простыня, простыня! — внезапно вскрикнула Лейла. — О Боже!»
«О Боже!» — вырывается и у Сони, она смотрит на Шакилу, которая даже бровью не повела.
Лейла срывается со стула и выбегает на улицу. К счастью, до дома совсем близко. Подумать только, она чуть не забыла самое главное — простыню!..
Прочие, не обращая внимания на панику Лейлы, остаются на своих местах. Но вот все звездочки на волосах и щеках наклеены, пора надевать паранджу. Шакила изо всех сил старается не испортить свадебную прическу. Она не натягивает паранджу на голову, как обычно, а оставляет ее висеть на волосах. А значит, и нитяная вуаль остается болтаться где-то на затылке, а не на глазах, как полагается. Соня и кузина вынуждены вести ее по лестнице, как слепую. Шакила готова скорее упасть, чем показаться на улице без паранджи.
Она снимает ее со слегка, надо сказать, примятых кудрей только во дворе дома Мариам, где играют свадьбу. Завидев невесту, гости бросаются к ней. Вакила еще нет. Во дворе уже полным полно народу, во всю угощающегося пловом, кебабом и котлетами. На свадьбу пригласили несколько сотен родственников. С самого рассвета повар с сыном что-то рубят, нарезают, варят и взбалтывают. К свадебному обеду закупили: сто пятьдесят килограммов риса, пятьдесят шесть килограммов баранины, четырнадцать килограммов
