унести его с собой». «Оса пробила шар. Я видел. Иначе мы бы приземлились, как полагается. Ты цела?» «Да, Диткус. А ты сможешь идти?» «Нет. Дождь, ливень… Ужасно… Сломаны лапы. Нам придется остаться здесь».
«Это невозможно, - Элоиз помотала головой, с удовольствием чувствуя, как в голую спину бьются чистые, мокрые волосы. - Ты останься здесь, а я пойду и попробую отыскать другие шары. В одном из них был мой слуга, он помнит много очень важного, ты забыл? Я должна спасти его и найти кого-то из твоих товарищей».
«Нет, самка. - Паук вдруг подскочил и резко придвинулся к девушке. От неожиданности она отпрыгнула, но тут же поняла, что Диткус хотел лишь схватить и обездвижить ее. - Нет, мы будем ждать здесь. Помощь придет. А потом мы вместе отправимся в Город. Только вместе». «По-моему, ты неважно себя чувствуешь…»
«Только вместе! - Смертоносец вдруг ударил по сознанию Элоиз, и она была вынуждена сделать несколько шагов к пауку. Вступив в борьбу, девушка остановилась. - Не старайся. Человек не может противиться смертоносцу. Мы пойдем в Город вместе. Так решил Диткус. Подойди». «Я постою здесь».
Вместо ответа смертоносец нанес новый удар, и теперь девушка едва не попалась: сопротивляясь приказу приблизиться, она оказалась не готова к удару ужасом, проникающим в душу. «Значит, я все-таки человек? - подумалось ей, когда, сбросив наконец наваждение, Элоиз обнаружила себя рядом с пауком. - Но если я хочу победить, я должна быть пауком». Лежащий без движения Диткус подавал какие-то бессмысленные, беспорядочные сигналы, похожие на человеческий бред, и девушка вдруг поняла, что, умирая, паук убьет ее. Убьет, потому что в Город Пауков они могут пойти только вместе, и никак иначе. Прежде ей никогда не доводилось иметь дело с сумасшедшим смертоносцем.
Элоиз прикрыла глаза и представила себя самкой смертоносца. Чуть крупнее Диткуса, но не такой проворной, даже немного медлительной в движениях, зато бесконечно сильной разумом и волей смертоносца. Она медленно протянула свое сознание к раненому пауку и вошла в него, приказывая отпустить человечка. Ошарашенный Диткус заметался внутри себя, попытался сбивчиво протестовать, но непререкаемый авторитет самки сыграл свою роль, и он принялся докладывать о произошедшем, оправдывая падение шара несчастным случаем. Девушка медленно, очень медленно встала и попятилась. Шаг, еще шаг, еще…
Навалившийся смертоносец впечатал Элоиз спиной в траву с такой грубой силой, что даже не верилось, будто совсем недавно он готов был спасти ее даже ценой собственной гибели. Огромные клыки с отчетливо видимыми канальцами для смертельного яда закачались прямо перед лицом, когтистые мохнатые лапы не давали вздохнуть.
«Ты - человек. Человек удивительный. Но не настолько сильный, чтобы обмануть смертоносца. Если помощь не придет, я буду умирать долго, очень долго. Ты - столько же. Я знаю, как поедать человека, оставляя его живым до последнего. Живым и страдающим». «Отпусти, я задохнусь…» - с трудом проговорила Элоиз.
«Отпущу. Последний раз. Ты пыталась победить мое сознание, глупая. И за это ты еще будешь наказана. Или здесь, или после того, как с тобой поговорят в Уте».
Смертоносец отодвинулся, хрустнув переломанными лапами, и девушка со стоном свернулась калачиком. Бесполезно! Она не человек, но и не паук, слишком бесчувственная и хладнокровная для человека, и слишком слабая для смертоносца. Ей нет места на этой земле, она обречена. Элоиз всхлипнула, но сразу поняла, что не сможет плакать.
Неожиданно сзади послышался шум, короткая возня. Резко оглянувшись, девушка увидела прямо позади смертоносца скорпиона. Хищник подкрался незамеченным, что при других обстоятельствах было бы совершенно невозможным. Только борьба, затеянная девушкой с пауком, дали злобному насекомому шанс. И скорпион им воспользовался.
Огромное, зловеще-черное жало уже нанесло удар, причем пришелся он именно туда, где сходящиеся трещины образовывали вмятину на панцире. Диткус корчился от страшной боли, причиняемой ему попавшим под хитин ядом, и жутко, страшно кричал. Кричал неслышно, но этот крик звенел в сознании девушки.
Скорпион, видимо, тоже его слышал, потому что не стал ждать конца агонии, а заработал жуткими клешнями, откусывая пауку лапы, кромсая брюхо, откуда сразу вывалилось что-то белое, на глазах набухающее. Не помня себя, Элоиз попыталась установить контроль над насекомым, чтобы отогнать его прочь, но разъяренная тварь вырывалась, словно понимая происходящее.
Немного успокоившись, Элоиз мысленно опустила руки. Произошло то, что произошло, она неповинна в смерти Диткуса. Мало того, он и сам обещал ей смерть, даже еще более мучительную… Девушка поднялась и, пошатываясь, пошла прочь. Скорпион не обращал на нее никакого внимания, продолжая торжествовать над телом навсегда уже замолчавшего врага.
С трудом сориентировавшись, Элоиз пошла в направлении, обратном движению урагана, чтобы попытаться все же отыскать беднягу Эля. Пройдя всего несколько сот шагов, она увидела посреди примятой травы остатки корзины. От воздушного шара не осталось и следа, да и не смогла бы девушка управлять сидящими внутри порифидами. Внезапно что-то блеснуло среди разбросанных прутьев… Она приблизилась и увидела свой меч.
Перед полетом девушка с позволения Диткуса хорошенько привязала оружие к корзине, потому что дорожила им как последней памятью об Анзе, подарившем его своей питомице. И вот меч снова с ней, вместе с кожаными ножнами и перевязью. Сочтя это добрым предзнаменованием, Элоиз вернула оружие на привычное место и зашагала по Степи, высматривая пару лопухов покрупнее, чтобы прикрыть обожженные солнцем плечи и грудь. Сколько ж можно ходить полуголой!
Впрочем, жив Эль или нет, ее дорога теперь ведет прямо в Город. Та цель, ради которой они покинули Монастырь, теперь стала близка как никогда. Еще несколько дней, и в Степи начнут попадаться рощицы, потом перелески… А затем и сады. Там можно будет, если не купить, то хотя бы украсть себе новую одежду. А потом выполнить задуманное и вернуться в Монастырь. Навсегда. Потому что именно теперь Элоиз со всей отчетливостью поняла, как далека она и от пауков, и от людей. Только друзья, которые и сами не вполне были людьми, да паучата, которым предстояло стать не совсем пауками, могли бы понять и разделить ее боль. Боль о потерянном друге Анзе. Боль о потерянной половине себя. Боль о навсегда потерянном прошлом.
Смертоносец, летевший вместе с Пси-Раа, выпустил из лап своего подопечного, как только их шар закружило в вихре. Инстинкт никогда не превалирует у восьмилапых над чувством долга, но в этот момент пауку потребовалась максимальная устойчивость, чтобы сосредоточиться на управлении воздухоплавательным устройством. Будучи не слишком опытным летчиком, он полагал, что от его усилий что-то еще зависит.
Однако ураган уже полностью завладел ситуацией и, не обращая внимания на то, становился этот крохотный шарик чуть легче или тяжелее, играл в свою, одному ему ведомую игру.
Предоставленный самому себе, Пси-Раа как мог вцепился в корзину и пытался решить: прыгать вниз, навстречу неминуемой смерти, прямо сейчас, или подождать какой-либо возможной перемены. Все решилось, когда на расстоянии броска копья прямо из тучи вдруг вылетел другой шар, в корзине которого барахтались смертоносец и Пси-Соо. Они стремительно снижались, и Пси-Раа, повинуясь скорее безотчетному импульсу, чем обдуманному решению, прыгнул следом. Смертоносец в спину успел ударить импульсом невыразимой злобы, но Пси-Раа уже остался наедине с ураганом.
Падающий не видел земли и не мог даже приблизительно угадать высоту, лишь что-то судорожно сжалось где-то в районе копчика. Сильнейший боковой ветер сносил воина куда-то в сторону, одновременно то закручивая, то кувыркая. Пси-Раа успел и пожалеть о своем прыжке, и смириться с ним, как с лучшей из возможных смертей, прежде чем понял, что, судя по всему, летит вовсе не вниз, раз
