Он был в молодости хорошим патрульным, ретиво поддерживал порядок в местных игорных домах и борделях и в 1926 году был назначен начальником полиции. Во второй половине 1920-х годов ему трижды предъявляли обвинение в коррупции и один раз осудили — в 1929 году — за нарушение законов о запрете алкоголя. Однако по тому же самому делу оказалась за решеткой чуть ли не половина властей Ист-Чикаго, и никого не удивило, что Заркович сумел вернуться в полицию. Более того, пребывание в тюрьме даже укрепило его связи с политиками округа Лейк. В начале 1930-х годов Заркович знал всех, кто что-то значил в политической жизни Северо-Западной Индианы, а также многих других, начиная с Уильяма Мюррея (судья на процессе Диллинджера в Кроун-Пойнте) и до помощника Луиса Пикетта — Арта О'Лири. С последним они были знакомы много лет.
Анна Кампанас познакомилась с Мартином Зарковичем очень давно, в самые первые дни после своего приезда в Ист-Чикаго. Материалы бракоразводного дела супругов Заркович 1920 года показывают, что она знала полицейского даже слишком близко. В заявлении, поданном в суд миссис Заркович, супруга полисмена обвиняет Анну в «более чем дружеских» отношениях со своим мужем. Заркович остался главным покровителем Анны, после того как она открыла в 1921 году свой первый бордель в близлежащем городе Гэри. К 1923 году ее дела пошли так хорошо, что она арендовала отель на 46 номеров под названием «Костур». Это было на редкость злачное место, в котором постоянно случались перестрелки и поножовщины, и полиция окрестила его «Ведро крови». Анна вела бизнес под именем Кэтти Браун и получила известность в криминальных кругах как Кэтти из «Костур-хауса».
Связи Зарковича с властями округа Лейк помогли Анне выйти сухой из воды после нескольких арестов. Ее дважды осуждали, но оба раза губернатор Индианы подписывал ей помилование. Везение закончилось в 1932 году: после ее очередного ареста новоизбранный губернатор-реформатор Пол Макнатт отказал ей в помиловании. «Ведро крови» прикрыли, и перед Анной замаячила грозная перспектива — федеральные иммиграционные власти собрались депортировать ее из Америки.
Потерпев поражение, она отступила на заранее подготовленные позиции — переехала в Чикаго. Там она имела связи еще с 1928 года, когда вышла замуж за румынского иммигранта Александра Сачу, который переделал свою фамилию на английский лад: Сейдж. У Анны Сейдж оказалось достаточно денег на то, чтобы купить в северной части города дом для сдачи квартир внаем. Впрочем, возможно, этот дом функционировал как бордель. В 1933 году супруги развелись, и дом был продан. Анна сменила несколько мест жительства и в конце июня 1934 года вселилась в квартиру на Халстед-авеню. Она по-прежнему занималась сводничеством, хотя уже не посвящала этому все свое время. Ее беспокоил процесс рассмотрения документов о депортации, длившийся уже давно.
Подругой этой женщины и была Полли Гамильтон — девушка из Северной Дакоты, переехавшая в 1920-е годы в Гэри, где она вышла замуж и потом развелась с местным полицейским. Муж Полли каким-то образом был связан с отелем «Костур». В каком качестве Гамильтон жила в квартире Анны на Халстед- авеню, не совсем ясно. Практически во всех рассказах о последней любви Диллинджера ее называют официанткой. Однако в материалах ФБР она неоднократно квалифицируется как проститутка: возможно, Сейдж использовала свою квартиру в качестве притона, а Гамильтон подрабатывала проституцией. Таким образом, Диллинджер мог познакомиться с ней, когда она оказывала ему услуги этого рода. Позднее Сейдж на допросах в ФБР признавала, что пускала проституток в свободные комнаты своих квартир и делала это вплоть до июня 1934 года. Документы бюро показывают, что Полли Гамильтон до 1 июля снимала номер в одном из чикагских отелей, а затем жила у Сейдж.
Каким образом Диллинджер познакомился с Анной Сейдж? Прямых источников на этот счет у нас нет, но можно предположить, что их представил друг другу Мартин Заркович, хорошо знавший Арта О'Лири — посредника в делах и Сейдж, и Диллинджера. Имеется достаточно свидетельств, которые позволяют заключить, что Заркович знал Диллинджера и непосредственно. В интервью, взятых у Зарковича после убийства бандита, он изображал из себя отважного полисмена, который поклялся привлечь Диллинджера к ответственности за убийство своего друга Патрика О'Мэлли во время январского ограбления банка в Ист- Чикаго. Заркович утверждал, что выкраивал время от основной работы и в одиночку занимался поисками Диллинджера.
Все это может быть и правдой, однако не отменяет того факта, что
Определенно известно, что в конце июня Диллинджер проводил много времени с Полли Гамильтон.[350] Девушка будет потом упорно повторять (вопреки свидетельствам других), что понятия не имела о том, кем в действительности был ее новый друг «Джимми Лоуренс». Диллинджер по уши влюбился в Полли — она оказалась первой женщиной, сумевшей отвлечь его мысли от Билли Фрешетт. Теплые июльские дни они заполняли бейсбольными матчами, аттракционами и кинофильмами, а ночи — ужинами и танцевальными клубами. Диллинджер был учтив и сорил деньгами направо и налево. Полли, правда, казалось странным, что он всегда носит один и тот же светло-серый костюм. Диллинджер отвечал, что всегда носит одежду до тех пор, пока она ему не надоест, а потом выбрасывает. Когда она спросила его о свежих шрамах на лице, то он ответил, что попал в автомобильную аварию.
Они разъезжали повсюду на такси. В Ривервью-парке они без конца катались на русских горках, и Диллинджер орал во все горло на спусках и целовал Полли на поворотах. Он обожал тиры, и другие посетители останавливались посмотреть, как он стреляет. В ночных клубах «Большая терраса» и «Французское казино» они отличались в танцах. Диллинджер любил танцевать кариоку{82} и всегда просил оркестрантов сыграть ее для него. Когда исполняли его любимые песни «Я только и мечтаю о тебе» и «Все, что мы знаем», он склонялся к уху Полли и принимался тихо напевать. Пил он немного — обычно один-два коктейля с джином за вечер, зато, возвращаясь домой, каждый раз обязательно останавливался у палатки, чтобы съесть хот-дог. Свою подругу Диллинджер называл «контесса», или «графиня», а на день рождения подарил ей кольцо с аметистом. Она в ответ дала ему золотое кольцо с надписью внутри: «Со всей моей любовью. Полли», а также часы со своим портретом на тыльной стороне.
В воскресенье 1 июля Анна Сейдж въехала в квартиру на Халстед-авеню, следом за ней там поселилась Полли Гамильтон, а через три дня к ним присоединился Диллинджер. Хозяйка дала ему два ключа — от комнаты и от кладовки, куда он поместил оружие и бронежилет. Диллинджер обернул ключи резиновым бинтом и носил их в кармане. В тот день, когда он въехал в квартиру, Полли позвонила своему начальнику в кафе «Эс-энд-Эс» и сказала, что попала в аварию и не сможет несколько дней ходить на работу. Затем она взяла отпуск на три недели и все время проводила с Диллинджером.
Бандит оказался очень милым постояльцем. На вопросы о еде Диллинджер отвечал женщинам, что он, в конце концов, всего лишь сельский паренек из Индианы, и они скоро пристрастились к его излюбленному меню: пресным лепешкам с куриной подливкой, бифштексам, клубнике и иногда лягушачьим лапкам. После ужина Диллинджер, как и во времена, когда он жил с Билли, надевал фартук и мыл посуду. Когда было нечем заняться, играл в карты с Анной и ее сыном Стивом — обычно в пинокл. Несколько раз они с Полли садились играть пара на пару против Стива и его подруги. Ходили вчетвером в кинотеатр «Гренада» на фильм «Вива Вилла» с Уоллесом Бири и в «Марбро» на фильм «Ты говоришь мне» с Уильямом Клодом Филдсом. Стив Чиолек считал «Джимми» отличным парнем.
Впервые за последние несколько месяцев Диллинджер отдохнул. Ему нравился этот район. Он купил новую белую рубашку в магазине Уорда Митчелла, сделал несколько ставок в букмекерской конторе, которая находилась в помещении над кинотеатром «Биограф», и подстригся в парикмахерской в том же здании. Много позже газета «Чикаго дейли ньюс» выяснила, насколько Диллинджер чувствовал себя уверенно: он четыре раза заходил в дом, где располагалось чикагское сыскное бюро. Полли хотела получить новое место
