type='note'>[496] Согласно архивным материалам, арест произвели Коннелли и Кларенс Хёрт, а Гувер почти в ту же секунду подъехал на второй машине. В конце концов, так ли все это важно?
На следующий день на первой странице «Нью-Йорк таймс» красовался заголовок «Карпис пойман в Новом Орлеане самим Гувером».[497]
Как бы то ни было, Карпис и Хантер не оказали сопротивления. Через несколько минут на улице стала собираться толпа. Люди высовывались из окон домов, пытаясь разглядеть, из-за чего там началась такая суматоха. Ни у кого из агентов не оказалось с собой наручников, и потому один из них снял галстук и связал им запястья Карписа. Бандита посадили в машину и повезли в отделение ФБР. За рулем был Кларенс Хёрт, и он заблудился в незнакомом городе.
— Кто-нибудь знает, где тут почтамт? — спросил он.
— Я могу показать, — ответил Карпис.
— А ты-то откуда знаешь? — удивился Клайд Толсон, который сидел на заднем сиденье с Гувером.
— А мы его ограбить собирались, — ответил Карпис.[498]
Они кружили еще минут двадцать, прежде чем добрались до здания почтамта, где находилось и отделение ФБР. Карписа заперли в клетку.
Это был триумф Гувера. Если не принимать в расчет отдельных критиков в конгрессе, реакция общества оказалась единой. Арест Карписа окончательно закрепил за Гувером статус национального героя, которого чествовали в кинохронике, фильмах и комиксах. Лучи славы падали на него одного — не на ошельмованного Мэлвина Пёрвиса, не на забытого всеми Гомера Каммингса и уж в любом случае не на безымянных агентов ФБР, которые рисковали жизнями, а иногда и отдавали их для того, чтобы покончить с Джоном Диллинджером, Красавчиком Флойдом, Малышом Нельсоном, Автоматом Келли, Фредом Баркером и Элвином Карписом. Отныне ФБР стало главной американской общенациональной полицейской силой, тем бюро, которое представлялось Гуверу в мечтах, — организацией, мощные ресурсы которой превратят ее директора в ключевую фигуру американского правительства на целых четыре десятилетия. Через три года после начала — смерти пяти человек на привокзальной парковке в Канзас-Сити — Война с преступностью была окончена.[499]
ЭПИЛОГ
В годы, последовавшие за окончанием Войны с преступностью, критики поставили под вопрос почти все, что ее касалось. Была ли она необходима? Была ли она реальна? Неужели грабители банков из провинции действительно представляли собой угрозу национальной безопасности, как заявляло ФБР? Некоторые историки выдвинули тезис о том, что Война была не более чем пиар-кампанией, в ходе которой федеральный великан давил ногами мелких насекомых-уголовников, и началась она, поскольку личные амбиции Гувера совпали с некоторыми политическими нуждами рузвельтовской администрации в период осуществления «Нового курса». Такой подход к событиям 1933–1934 годов можно свести к тому, что вся эта Война — история, «где много и шума и страстей, но смысла нет».{101}
Трудно поспорить с тем, что это была не совсем «война». Строго говоря, вся кампания привела к раскрытию только четырех крупных уголовных дел: похищение Автоматом Келли Чарльза Уршела, похищение бандой Баркеров — Карписа Эдварда Бремера и Уильяма Хэмма, преследование Диллинджера, бойня в Канзас-Сити. Она не распространилась ни на чикагский синдикат, ни на мафиози-итальянцев, ни на фальшивомонетчиков, ни на других преступников. Вряд ли можно утверждать, что врагов общества 1933–1934 годов не смог бы уничтожить никто, кроме федерального правительства, — пример Фрэнка Хеймера доказывает обратное. Грабежи банков, несомненно, были проблемой в 1933 году, но не настолько серьезной, чтобы требовалось вмешательство федералов.
И все-таки утверждения, что Война с преступностью всего лишь пиар-кампания, безосновательны. Гувер действительно извлек из нее большую выгоду, но все же начало ей положила не его воля, а реальные события. Непосредственной причиной стала бойня в Канзас-Сити. Вряд ли кто-нибудь способен оспорить право ФБР преследовать убийц своих собственных сотрудников, хотя чисто формально у бюро этого права не имелось. Другой причиной стал закон Линдберга, по которому ФБР обязали расследовать случаи похищений людей. Единственным моментом свободного выбора было решение бюро заняться делом Диллинджера. За этим, конечно, скрывались личные амбиции Гувера. Но Гувер не «создал» Диллинджера, как утверждают некоторые историки, — когда ФБР вмешалось в расследование, этот бандит уже являлся фигурой общенационального значения. И, кроме того, это был именно тот тип преступника, действующего сразу во многих штатах, которого и должна преследовать федеральная полиция.
Никто из участников Войны не верил в то, что она положит конец преступности как таковой или уничтожит всех особо опасных бандитов. Этого и не произошло. Война с преступностью была направлена прежде всего против самой
Воздействие Войны с преступностью на общество оказалось серьезным и долговременным. Если суммировать ее итоги в нескольких словах, то можно сказать, что Война послужила мощным доказательством эффективности «Нового курса» администрации Рузвельта и внушила людям мысль о необходимости сильного центрального правительства. В более широком смысле она позволила поверить, что американские ценности могут преодолеть всё, даже Великую депрессию. При жизни Диллинджера посетители кинотеатров аплодировали, увидев его на экране, но после смерти бандита американцы увидели в нем и ему подобных олицетворение всего худшего, что было в стране. Когда миновал кризис, поражение преступников начали рассматривать как поражение самой Депрессии, а пьедесталы, на которых раньше красовались гангстеры, заняли совсем другие люди, воплощавшие понятия чести и моральной безупречности. Первой из таких фигур стал Мэлвин Пёрвис. Историк Ричард Пауэрс писал: «Страна нашла опору в Мэлвине Пёрвисе — худеньком человеке с писклявым голосом, похожем на сошедшего с экрана героя Фрэнка Капри.{102} Его воспринимали как доказательство того, что самые обычные граждане, если они объединятся, могут справиться с чем угодно и с кем угодно, даже с Джоном Диллинджером, ставшим в ту эпоху олицетворением социальной дезинтеграции».
Однако очень скоро в пантеоне американских героев место Пёрвиса заняло ФБР в целом, как организация. Самым важным итогом Войны с преступностью является современное ФБР. Всё в его последующей деятельности — и раскрытия преступлений, и злоупотребления, которые допускали чересчур рьяные агенты, — восходит к той власти, которую бюро приобрело во время Войны с преступностью. Преследование Диллинджера и других бандитов внушило Америке идею, которая теперь уже никем не подвергается сомнению: федеральное правительство несет ответственность за соблюдение законности и порядка в стране.
Война с преступностью не только наделила гуверовское ФБР статусом носителя этой ответственности, но и заставила американцев уважать эту организацию. Война внушила людям такое доверие к бюро, что все его позднейшие злоупотребления очень долго не подвергались критике. Как писала Клэр Бонд Поттер: «Эта война совершенно изменила отношение американцев ко многим вещам: преступность начали рассматривать как общенациональную проблему, органы полиции получили позитивный социальный облик, а борьба с криминалом стала обязанностью центральной власти».[500]
Позитивная социальная роль ФБР в 1933–1934 годах была очевидна всем, но в то же время нельзя забывать и о тех зернах, из которых потом выросли злоупотребления бюро: избиения подследственных, «похищение» подруги Верна Миллера — Вай Матиас, осуждение Адама Ричетти по лжесвидетельству ФБР,
