что похитители давали ему курить «Честерфилд». Нет, на сигаретной пачке не было акцизной марки. Вспомнил, каким был рисунок на обоях в комнате, где его держали. Вспомнил, что на тарелках, с которых он ел, были нарисованы красные цветы. Наконец, вспомнил, что везли его около восьми часов.
В те же дни были найдены и некоторые вещественные доказательства. Уже в пятницу агенты ФБР вместе с Уолтером Мэйджи проехали по всему пути, который тот проделал, чтобы доставить выкуп. На шоссе № 55 к югу от Замброты Мэйджи показал холм, где он видел красные огни. С трудом забравшись туда по мокрой траве, фэбээровцы обнаружили три большие медные лампы и вращающийся фонарь. Все это завернули в целлофан и отправили в Вашингтон на экспертизу.
Тем временем шериф из городка Портедж (Висконсин) позвонил агенту Сэму Макки и сообщил, что у него находятся подозрительные канистры из-под бензина. Макки приехал в Портедж и осмотрел четыре пятигаллоновые канистры и шланг. Шериф привел к фэбээровцу человека, который их нашел, — местного фермера по имени Рубин Гроссман. Тот показал, что впервые увидел канистры и шланг в ту же ночь, когда был освобожден Бремер. Они лежали на обочине грунтовой дороги неподалеку от шоссе № 16. В тот раз Гроссман не стал их брать, но наутро увидел их на том же месте и отнес их к себе в гараж. Потом он подумал, что эти вещи могут быть как-то связаны с делом Бремера, и позвонил шерифу. Макки отослал канистры и шланг в Вашингтон. Через несколько дней пришел ответ экспертов. На одной из канистр был обнаружен отпечаток пальца, который удалось идентифицировать.
Он принадлежал Доку Баркеру.
Пока ФБР предпринимало усилия, чтобы поймать Баркеров, дело о бойне в Канзас-Сити не двигалось с мертвой точки. Гувер призывал офисы в Канзас-Сити и Оклахома-Сити постоянно держать его в курсе дела. «Я особенно удивлен тем, что не имею от вас никаких сведений о продвижении дела Флойда, — писал Гувер новому начальнику Оклахомского отделения Дуайту Брентли. — Я получаю больше информации об этом от частных лиц в Нью-Йорке, чем от вас».[171]
Расследуя это преступление, агенты разрабатывали слишком далекие друг от друга версии, и это привело к определенным трениям. Новичок в ФБР, агент А. Фарланд по прозвищу Джип допрашивал в Левенуэрте заключенных, знавших Баркеров. 29 января он подал Гуверу служебную записку о том, что бюро «ошибалось в установлении личностей тех, кто участвовал вместе с Верном Миллером в бойне в Канзас- Сити». По утверждению Фарланда, этими людьми были Фред Баркер и Элвин Карпис. Другие агенты с ним не соглашались.
Гувер прочитал записку Фарланда с раздражением. Эта версия выглядела не до конца продуманной, и по ней было сразу видно, какими кривыми путями идет расследование. Гувер поручил вмешаться в это дело своему заместителю Хью Клеггу. В тот же день Клегг доложил Гуверу: «Я позвонил главе отделения бюро в Канзас-Сити М. С. Спиру и сказал ему, насколько вы недовольны отсутствием энергичных действий в расследовании дела о бойне в Канзас-Сити; судя по отчетам, местные сотрудники пустили дело на самотек, им время от времени занимаются разные агенты, и не видно, чтобы следствие двигалось к логическому завершению». Спир сказал Клеггу, что его агенты выдвигают противоречащие друг другу версии преступления. «Я объяснил Спиру, — продолжал в своей докладной записке Гуверу Клегг, — что все эти версии не помогают раскрытию преступления и что не в традициях агентов ФБР вступать в дискуссии по поводу версий: мы ищем только факты, любые факты. Кроме того, я объявил ему о необходимости устранить все трения между сотрудниками». Гувер вскипел. «Это должно быть прекращено
Гувер назначил нового человека, который должен был заняться делом о бойне в Канзас-Сити, — Гарольда Андерсона.[172] Ему предписывалось разобрать все архивные материалы, скопившиеся по этому преступлению. А документов скопилось огромное количество — два шкафа, каждый с четырьмя выдвижными ящиками, — и хранились бумаги в полном беспорядке. Андерсону понадобилось десять дней, чтобы как-то их рассортировать. По ходу работы он сделал поразительное открытие. В одном из ящиков он нашел фотографии отпечатков пальцев, снятых в доме Верна Миллера. Отпечатки, которые остались на пивных бутылках, найденных в подвале этого дома, были сличены с дактилоскопической картотекой отделения ФБР в Канзас-Сити, но так и не были отправлены в Вашингтон, где хранилась общенациональная картотека. Андерсон сразу понял, что за эту серьезнейшую ошибку кому-то придется поплатиться.
В понедельник утром фотографии отправили в Вашингтон на экспертизу. Гувер потребовал немедленно узнать, почему эти важнейшие материалы провалялись в ящике семь месяцев. Из офиса в Канзас-Сити пришел ответ: «Похоже, всему виной суматоха, царившая в нашем отделении сразу после того, как произошло преступление. В это время папке с фотографиями отпечатков пальцев не придали должного значения».
Работа Андерсона в архивах дала расследованию десятки новых ключей к разгадке тайны. Он продолжал заниматься этим делом, а лаборатория ФБР, уже загруженная экспертизами по делу Бремера, принялась изучать отпечатки, оставленные в доме Миллера.
В тот же понедельник Луис Пикетт вернулся в Кроун-Пойнт. Пресса продолжала раздувать слухи: Джон Гамильтон готовит налет на местную тюрьму, чтобы освободить своего партнера. Тогда шериф Лилиан Холли потребовала перевести Диллинджера в тюрьму Мичиган-Сити. Диллинджер просил Пикетта воспрепятствовать этому. «Да ладно, не волнуйся, — успокоил его Пикетт. — Никуда ты не поедешь». Он отправился к судье Мюррею и выслушал аргументы шерифа. Лилиан Холли уверяла судью: только Мичиган-Сити может дать гарантию, что Диллинджер не сбежит. Пикетт заставил ее отказаться от своего требования при помощи самого коварного средства — лести.
— Я полагал, — сказал он миссис Холли, — что у вас тут прекрасно оборудованная тюрьма. Вы считаете, что она не очень надежная?
— Она абсолютно надежна, — ответила Холли. — Во всей Индиане нет более укрепленной тюрьмы.
— Ну да, так я и думал, — подхватил Пикетт. — Но при этом я не хотел бы ставить миссис Холли в неудобное положение. Она дама, а если дама боится, что Диллинджер сбежит…
— Ничего я не боюсь, — заявила женщина-шериф. — Никто у меня не сбежит, ни Диллинджер, ни кто бы то ни было другой.
Дело было уже сделано, но тем не менее Пикетт, рассчитывая окончательно закрепить успех, заявил, что в случае, если Диллинджера отправят в Мичиган-Сити, он будет ходатайствовать о переводе слушаний в другой судебный округ. Мюррею, разумеется, льстило то внимание, которым пресса окружала его в связи с делом Диллинджера. Он постановил, что заключенный должен остаться в Кроун-Пойнте.
Пикетт явился в тюрьму через три дня, в четверг 15 февраля, и в первый раз привел туда своего помощника Арта О'Лири. Пикетт собирался отправить О'Лири во Флориду для обеспечения своему подзащитному алиби: Диллинджер утверждал, что находился в Дейтона-Бич в то время, когда свидетели якобы видели его грабящим банк в Ист-Чикаго. Когда посетители уже собирались уходить, Диллинджер остановил их: «Погодите-ка! Я напишу записку для Билли».
Пикетт и О'Лири заглянули в эту записку на обратном пути в Чикаго. Диллинджер нарисовал план тюрьмы и изложил Гамильтону план своего освобождения. Гамильтону предлагалось взорвать угол тюрьмы динамитом, потом с помощью паяльной лампы разрезать стальную стену, которая прикрывала ту камеру, где сидел Диллинджер.[173] О'Лири только присвистнул. Оба юриста тут впервые поняли, что Диллинджер ни за что не хочет предстать перед судом. Записка их перепугала: план был совершенно безумным, не было никаких сомнений, что всех, кто попробовал бы его исполнить, ждала смерть. Однако, поколебавшись, Пикетт все-таки передал записку Билли Фрешетт, а та отдала ее Гамильтону.
Но Гамильтон в тот момент был не в состоянии кого-либо спасать. Он все еще не оправился от раны в живот, полученной месяц назад в Ист-Чикаго. С тех самых пор он прятался в чикагской квартире, и его выхаживала Пэт Черрингтон. В отчаянии, что не может помочь Другу, Гамильтон связался с единственным бандитом, которому доверял, — Гомером Ван Митером. Этот последний находился в Сент-Поле, где судьба
