первого, поднялась в шесть совсем не выспавшейся. Села на кровать перед трюмо, смотрю – на животе странное что-то. Присмотрелась, ужас!!! Кишки эти, надписи какие-то. И чувство такое, как будто снизу все выдрано. Потом, конечно, посмотрела на живот, прочитала, что написано. Сначала обидно стало – какая я шлюха? – в Эльсиноре каждый знает, что я девушка честная. А потом повертелась перед зеркалом – смотрю так и эдак, а ведь неплохо все выглядит, гламурно так. Если на тебе написано «Джек Пот», то женихов это только привлечет. Ну а «Шлюха»? Я представила, что бы было, если вместо этой надписи была другая, «Честная девушка», например. Кто бы этому поверил, не проверив? Никто! И надписи «Шлюха» не поверят…
– Вы умная девушка, Лиз-Мари, – одобрительно посмотрел Пуаро.
– Надеюсь…
– Теперь скажите, miss, остались у вас после той злополучной ночи какие-либо ощущения? Не торопитесь отвечать, подумайте.
Подумав, девушка смущенно заулыбалась, ушки у нее порозовели.
– Что-нибудь вспомнили? – спросил Пуаро.
– Мне было очень хорошо… Он ласкал меня нежно, как возлюбленную, он…
– Вы подозреваете кого-нибудь? – недослушал сыщик.
– Нет, – ответила, подумав.
– Кто-нибудь испытывает к вам неприязнь? – вставил Гастингс, смотревший в окно.
– Да…
– Кто? – глаза у Пуаро сузились.
– Марк…
– Кто он?.. – механически поинтересовался Гастингс, продолжавший неотрывно смотреть в окно: на сосне, росшей подле здания, занималась своими делами крупная Sciurus vulgaris, то есть белка обыкновенная[44].
– Кот из «Дома с Приведениями». Он всегда царапается, когда я наступаю ему на хвост.
– А почему вы наступаете ему на хвост? – спросил Гастингс, думая, что на вечерней исповеди[45] надо будет постараться утаить от профессора, что белка его заинтересовала. Своими белками. То есть аминокислотами.
– Он… Я… Я больше не буду.
– Мне кажется, вы не все нам сказали… – пытливо посмотрел Пуаро.
– Нет, все… – заморгала та.
– В таком случае, see you later, miss.
Девушка вышла. Профессор Перен, проводив глазами стройную фигурку, сказал, что через десять минут должен быть в Третьем корпусе, у госпожи Х., и потому просит мистеров Пуаро и Гастингса посетить обиталище мадемуазель Жалле-Беллем вдвоем.
Гастингсу показалось, что его друга сообщение профессора порадовало. Дружески ему подмигнув, Пуаро направился в процедурный кабинет, в котором его ожидали в карманах халата нежные пальчики старшей медсестры Катрин Вюрмсер и шприц в стерилизаторе.
6. Глупый фарс?
– Пуаро, я вас не понимаю, – сказал Гастингс, когда они вышли в парк и направились к «Трем Дубам».
– Чего вы не понимаете? – улыбнулся удовлетворенно сыщик: он ожидал именно этого вопроса.
– Мне кажется, что с нами разыгрывают комедию, идиотский фарс. А вы как будто этого не понимаете. И увлеченно в нем участвуете.
Пуаро, увидев отца Падлу, шедшего навстречу под руку с фрекен Свенсон приподнял котелок.
– Здравствуйте, фрекен Свенсон! Приветствую вас, отец Падлу. Прекрасная погода, не правда ли?
Священник, скрупулезно поискав что-то в глазах сыщика, поздоровался сдержанным кивком. Фрекен Свенсон в ответ затараторила о своем превеликом уважении к великому сыщику и желании как-нибудь побеседовать о его научных разработках в области сыскного искусства, которые давно занимают ее ум. Гастингс, мило улыбнувшись обоим, взял вмиг растаявшего товарища под руку, потащил вперед.
– Так вот, я не считаю, что мы с вами участвуем в фарсе, – вернув прежнее выражение лица, вернулся к прерванному разговору Пуаро. – Вы забыли, что имеете дело с бессмертным человеком, видящим все насквозь? Вы что, не знаете, что само Солнце со всеми своими планетами движется не куда-нибудь, а к созвездию, названному моим именем[46], именем Геркулеса?
– Я не понаслышке знаю, что вы, Эркюль Пуаро, – великий человек, – сказал Гастингс, подумав: «Лук- порей[47] ты, а не Геркулес», – Но неужели этот великий Пуаро не понимает, что у профессора в правом нижнем ящике стола уже как неделю лежит история болезни? История болезни Джека Потрошителя, надписанная его подлинным именем?
– В правом нижнем ящике стола? – задумчиво посмотрел Пуаро на друга. – Нет, дорогой мой, вы не угадали. Я наблюдал за профессором и сделал вывод, что она лежит в левом нижнем ящике его стола. И вы мне ее достанете.
– Я?! Достану?! Вы предлагаете мне тайно проникнуть в кабинет Перена?
– А почему нет? – недоуменно поднял плечи Пуаро. – Вы же сами заостряете мое внимание на этой истории болезни?
– Да, заостряю. И знаете, почему?
– Почему? – забывшись, Пуаро перестал семенить.
– Потому что… Потому что это – самый короткий путь к разгадке.
– Я так не думаю. Это вам, чтобы узнать подлинное имя Джека Потрошителя, необходимо взломать кабинет профессора. А мне достаточно пошевелить своими серыми клеточками, пошевелить после того, как я увижу животик мадмуазель Генриетты. И я пошевелю, очень энергично пошевелю, может, даже потрясу головным своим мозгом, как трясут яблоню. И знаете, почему? Да потому что профессор вызвал меня на дуэль. Он сделал свой выпад, медицинский выпад и убил мою болезнь. Теперь дело за мной… И скоро, очень скоро, я сделаю свой, и это будет последним моим подвигом.
– Последним подвигом? Насколько я помню, последним подвигом Геркулеса было укрощение Цербера?!
– Цербера я уже укрощал. Вы, что, забыли Августа Гертцляйна? – посмотрел Пуаро осудительно.
– Нет, вы что-то от меня скрываете, Эркюль… – смешался капитан. – Как тогда, в Эссексе, в Стайлз Корт[48]… Я боюсь, что вы…
– Что я, человек, всю свою сознательную жизнь боровшийся со злом, готовлюсь кого-то убить? Второго Нортона?
– Да, мой друг. Я этого боюсь. Я боюсь, что вы шагаете на свою Голгофу, шагаете, помахивая тростью, как…
– Как кто?
– Как один человек… Не спрашивайте меня о нем. Я забыл его имя, я забыл, как он выглядел, я даже забыл…
– Что вы еще забыли?
– Еще я забыл, был ли он вообще…
– С вами все ясно. А что касается возможности моего добровольного ухода из жизни, скажу, что в Стайлзе я был сражен беспощадной болезнью, и смерть казалась мне весьма подходящей альтернативой жизни. А теперь я вновь здоров, как Геркулес, и засматриваюсь на женщин, пусть издалека. И у меня нет никакого желания стрелять в лоб этому сумасшедшему татуировщику. Напротив, когда я найду его, то перед тем, как сдать полиции, попрошу на память сделать мне татуировку, скажем, на плече или лодыжке. Они так модны сейчас.
– Бьюсь об заклад, я мигом угадаю, что вы попросите изобразить.
– Что?
– Геркулеса, разрывающего пасть Церберу.
– Возможно, Гастингс, возможно, – довольно засмеялся Пуаро.
– Значит, вы, как и я, все же считаете происходящее фарсом…
– Я уже говорил вам, что нет, не считаю. Я считаю, что… Что какой-то глупец пытается шутить с
