– Но ведь враги убивают?!
– Да, убивают, держа тем противника в форме.
– Волчья у вас философия, господин профессор, вот что я вам скажу…
– Отнюдь. Мартен Делу был обречен на смерть всей своей жизнью, всеми своими поступками.
– Какие поступки вы имеете в виду?
– Я знаю о нем мало. Лишь то, что он был недобрым человеком И то, что сейчас ему хорошо.
– На небесах?
– Да, – странно улыбнулся профессор.
Тут сзади раздался крик:
– Господин комиссар, господин комиссар, вас госпожа Мегре спрашивает!
Обернувшись, они увидели консьержа Жерфаньона, спешащего к ним со всех ног. В его длани, простертой к комиссару, чернела трубка радиотелефона.
Профессор Перен полагал, что телефонная связь с «большой землей» приносит пациентам больше вреда, чем пользы, и потому в санатории ею пользовались лишь немногие и то по разнарядке, лично им составленной. Мадам Мегре в этом документе было дозволено звонить супругу лишь в светлое время суток.
Подумав: – Как всегда вовремя, – комиссар извинился перед главой клиники, взял телефон, поздоровался с супругой: – Здравствуй, дорогая, – и по мощеной кирпичом дорожке повернул в лес.
– Ну, как ты там, милый? – голос Луизы сочился сочувствием.
– Все нормально, дорогая. Профессор сказал, через месяц-другой у него, скорее всего, не будет повода удерживать меня здесь.
– А как же шунтирование?
– Оно не понадобится – инфаркт, хм, оказался весьма удачным. Я тебе писал и говорил об этом несколько раз.
– Может, не стоит торопиться?
– Стоит. Я так тоскую по твоему каплуну в красном вине…
– Через три дня, как только откроются дороги, ты его получишь.
– Луиза, ты приедешь?! – обрадовался Мегре.
– Да, милый! С каплуном и вином. И кое-чем еще в кружевной упаковке.
– Замечательно! И не забудь захватить пару книг, они нужны мне для работы.
– У вас же есть библиотека?!
– Есть, но книгохранилище закрыли на ремонт…
– А что за работа?
– Так, небольшое расследование…
– Ты опять за свое?! У тебя же инфаркт, милый! Тебе вскрывали грудную полость, оперировали печень и легкие! Ты перенес четыре сложнейшие операции! Тебе нельзя работать! Вообще нельзя! – запричитала комиссарша.
– Перестань, Луиза, какая работа? Так, пустяки.
– Знаю я твои пустяки! Из-за последнего тебя едва вытащили с того света!
– Эти пустяки влияют на мой организм эффективнее медикаментов профессора. Вот утром, например, коленные суставы побаливали, и сердце ныло, а сейчас я готов бежать кросс хоть до Дакара.
Это заявление комиссара было сущей правдой.
– Сыщик ты и есть сыщик… – сказала с нежностью. – Какие книжки тебе привезти?
Мегре, убедившись, что никто его не слышит – стоявшие у воротец, увлеченно наблюдали за попытками профессора Перена открыть замок проволочкой, – назвал книги.
– Жюль, ты с ума сошел?!
– Нет, совсем нет. Потом все объясню. Да, прихвати еще что-нибудь об Афродите.
– Афродите?!
– Ну, да, богине. У нас в парке стоит ее скульптура, так я без ума от нее.
– И потому хочешь знать ее подноготную?
– Да, милая.
– Прекрасно помню, как ты узнавал мою…
– Подноготную?
– Да.
– Перед тем, как сделать тебе предложение? – ухмыльнулся Мегре, вспомнив, как долго выбирал между племянницей одного из высших чиновников дорожного ведомства и простой официанткой, между Луизой, пухлой девушкой со свежим личиком, веселыми живыми глазами и Рейчел, яркой, изящной, тонкогубой, с чем-то щемящим душу под сердцем. Выбирал, пока Жеральдина, супруга чиновника, не взяла Мегре, образно выражаясь, за обшлага перешитого отцовского фрака и не тряхнула, как следует.
– Да, милый. Перед тем, как сделать предложение стать твоей любящей женушкой, – ворковала Луиза.
– Это было первое мое дело. Успех в нем живит меня до сих пор. Так привезешь книги?
– Привезу. К мраморным женщинам я не ревную.
– Она не мраморная, она – цельнобетонная.
– Тем более. Я слышала, ты покашливаешь? Профессор проверял твои легкие?
– Конечно, проверял. И сказал, что это обычная осенняя простуда.
– Все у тебя обычное. Обычный инфаркт, обычная простуда. Береги себя, милый.
– Ты тоже себя береги. Целую, родная.
4. Девяносто ударов в секунду
Вернувшись к воротцам – они были уже закрыты профессором, при помощи ключа, разумеется – Мегре попросил появившегося кладовщика определить тело Делу в морг, и направился к 1-му корпусу.
Здесь необходимо отметить, что территория санатория, в котором лечилось около ста человек, в те времена имела правильную прямоугольную форму, вытянутую с севера на юг. Северную половину территории занимал окультуренный лес, в нем мы только что побывали. Южная же часть представляла собой просторный парк, где французского регулярного «покроя», где экзотического японского, а где и русского, основным отличием которого были не прямые углы или со вкусом разбросанные камни, но березки, потомки берез, высаженных российскими гренадерами для банных нужд.
В центре парка размещался главный корпус лечебницы – трехэтажный особняк в псевдоготическом стиле, то есть украшенный высокими башенками, стрельчатыми окнами, вимпергами, массой горгулий и химер. В нем обитало большинство пациентов (общим числом около семидесяти). По углам территории располагались четыре г-образных в плане двухэтажных корпуса кирпичной кладки. Эти строения напомнили бы наблюдателю бастионы, если бы не окружавшие их картинные палисадники с аккуратными разноцветными оградками, да крыши, крытые веселой светло-коричневой черепицей. В ансамбле с «бастионами» главный корпус смахивал на старинный таинственный замок, может быть, потому санаторий и прозвали Эльсинором. Корпуса соединялись друг с другом и с главным корпусом мощеными дорожками, их окаймляли клумбы, десять месяцев в году радовавшие глаз яркими цветами. Первый корпус, называемый также «Тремя Дубами» благодаря возвышавшимся рядом могучим деревьям, располагался на северо-западе парка, остальные нумеровались от него по часовой стрелке. О Втором корпусе или «Доме с Приведениями» речь впереди, Третий же и Четвертый, на дюжину номеров каждый, были центрами VIP-гетто с собственными лечебными базами, бассейнами и спортивными площадками. Обитатели их по большей части существовали обособленно, предпочитая общаться между собой, либо одиночество.
Вернемся, однако, к Первому корпусу, к «Трем Дубам», в котором произойдут многие действия нашего повествования.
В нем имелись две палаты, одна на первом этаже, другая на втором. Первый этаж занимала мадмуазель Генриетта Жалле-Беллем, во всех отношениях примечательная особа, второй пустовал. По словам горничной Мегре, говорливой Аннет Маркофф, вновь прибывшие пациенты отказываются занять верхние комнаты «Трех Дубов», узнав от «шептунов», что те пользуются дурной славой. Последняя своему рождению была обязана небезызвестной Розетте фон Кобург, родственнице Жоржа Клемансо, а также
