Феерия для другого раза I

Вот люди, которых ко мне подсылают, Заседатели, с набережной Нерве в Париже!.. снова бросить в тюрьму святых! и в форме эктоплазмы! должно быть, пришли самые распоследние времена!

– Я молюсь! – кричу… – Я молюсь!

Я осеняю себя крестом… Vade!*[169] Изыди, Сатана!

Он хохочет!

Я снова крещусь.

Во имя великого Хинного дерева! – вою я… – которое сильнее Господа Бога!

Тут он молчит… он исчезает на три… четыре минуты…

– Бразильяк заставит вас замолчать! Разве он не больше пострадал?

– Можете усраться со своим Бразильяком! У него не было времени и насморка подхватить, они его расстреливали в тепле! а я гнию годами, в дыре, с тюленями справа, слева, напротив, я их не выношу! жандармов со свистками тоже! Нет больше Гортензиа, и его шутовских выходок, и его воплей, эхом отражающихся от стен! сирены, кладбищенские колокола! Даже для такого обездоленного, как я, это невыносимо, непередаваемо! страшно! Выдержать можно лишь смеясь, конечно!

А Андрэ Жируэтт,*[170] остроумец, все-таки это другая храбрость! я – жертва! замурован! остолоп! просто оперетта! а г-н Айер из Виньетт?* [171] О, они чертовски довольны собой! Честь и Правосудие в отеле «Риц» и на Вандомской площади! *[172] Выпьем по стаканчику! Повторим! Высоченная бронзовая колонна, они никогда не выбросятся из окна!

– Никогда мне не быть министром!

А кардинал Ла Балю?*[173] А Бланки на холме Сен-Мишель?*[174]

О, обратитесь к истории! всегда найдутся заключенные! черт! черт вас всех побери! полнейший дьявольский вздор! А Барбэ?*[175] И тогда как же Латюд? И Рип Ван Винкль*[176] со своей бородой? и мсье Капет!*[177] всегда найдутся палачи в Париже! всегда головы с плеч, пытки, виселицы! костры! просто чтобы знать, к какой секте вы принадлежите? каким убеждениям следуете? Целиком? на три четверти? и нашим и вашим? серединка на половинку? педераст? колеблющийся? косоглазый? воздержавшийся? Хитрец? Перебежчик?

Послушайтесь моего дружеского совета… уместное замечание в данной ситуации… посмотрите на камеры!.. тысячи, правда же! миллионы людей сидят в клетках все это время!.. миллионы еще побывают там!.. Можно было бы согласиться с тем, что общепринято, установлено, понятно… Вовсе нет! крик рвется изнутри! вопль! наивысшее зло! Эти трагедии!

– Нелепость! вы, стоящие на четвереньках! Вот и все! Четвероногие! Стоны? Настала звериная эра! И что же? Зоология человечества! пресмыкайся или умри!

История – память событий! 14-й – это дата! Век могильных плит, Век костей, Век сутенеров, Век коленопреклоненных, Век соборов – и Век пороха, Век танков, Век воронок, Век пресмыкания, Век клеток!

Вот и конец Века 14-го года!

Весь род людской в зверинце! Потоп без ковчега, Смена замученным животным, живодерня для знающих…

Великая революция нравов?… Голубь мира!*[178] посмотрим!..

Послушайте, я говорю не просто так, это современный режим в полной мере… десять минут на чистом воздухе, двадцать три часа пятьдесят минут, не такая уж мелочь… в черной дыре… вам необходим глоток воздуха! какая высокопарность!.. сумасшедший! да вы пьяны! Через решетки видно небо, чайки скользят в вышине! в голубом небе! вы кричите: «Слава Создателю!» Часовой с автоматом ринулся к клеткам. «Пошел ты! Катись!» – кричит он (это не совсем верно!) Maul!Maul!.. («заткнись» по- немецки)… разозленный, он заражает вас своей злостью!.. человек непостижим… тем не менее, лето, небо, чайки… и, к сожалению, снова оскорбления!.. Клетка*[179] – это удовольствие, можете себе представить? Но зима – это отвратительно… что-то вроде смерча, который вас настигает, кружит, бросает из угла в угол, да это уж слишком мусорово… другое дело – лягавые! Крепыш почти ничего не почувствует, а вот для худощавого, тощего, костлявого, эти удары, бац! буц! музыка! ваше тело! палками! это гнусно! Падайте! хватайтесь! вставайте! мразь, он насмехается над нами, сидя в своей будке! Их двенадцать, смеющихся сверху! в клетках! двенадцать, шатающихся по'сторонам, двенадцать за решеткой, сталкиваются, их затягивает водоворотом! падают на четвереньки, сжимаются, ползут, кричат… Действительно, вы лучше чувствуете великое после пятнадцати, двадцати сильнейших тумаков… Вас засыпает снег, озноб, обморожение! Ветер, мороз… как было бы забавно и даже великолепно увидеть снеговика в саду Тюильри! Но там, между решетками, там, где всего по три метра на троих, – это свинство! Всю долгую балтийскую зиму, это свинство! с самого начала! и до! одна! всепоглощающая! трагедия! Уничтожающая все! цветы, птенцов, лето, осень, все! весна!.. Мерзкий негодяй, кривляка, горлопан! провинция! я говорю! хуже, чем он есть! я говорю! я дорожу ею! провинция! Он меня заставил испить чашу страдания! Profundis![180]

Кто уймет ревущего монстра? горлопана! жестокого губителя душ, балтийскую зиму! Поймал и катает, как шары от стенки к стенке! (я вам рассказываю о клетке для прогулок) зануда лягавый… десять минут! он свистит! хватит смеяться! Охранники проталкиваются, собирая всех, и присевших на корточки, и упавших, вцепившихся в прутья клетки, уцепившихся за них! и ап! на стене! прогулка ненормальных! вдоль, по всей длине! и крак!.. как тяжело! кракк! у вас! все плывет перед глазами, меркнет… Ох, вы не видели жестокости, нечеловеческого обращения! одна болтовня! зимой дует сильный ветер! по-настоящему варварский климат! я осуждаю тюрьмы! Я жалуюсь на пеллагру, шумы, головокружения и на неврому правой руки… Главным образом, на последствия войны 14-го! Чего это я возмущаюсь! я должен успокоиться! Во имя всего святого! Только бы снова не началось! Я хотел помешать бойне! Черт, что со мной стало! Он мне показал Скотобойню, где забитый скот поджаривают на кострах! Евангелисты перевернутся в гробу! мое подрывное стило! О-ля-ля! волшебство! моя сера! веревка! полено! смола! Это не конец! Я не буду жаловаться на режим, суровый, однако же! отдушина, решетки, Гортензиа, эти похотливые речи… но светлые моменты? Я их не принимал бы в расчет! Я вою! я вою! и они сбегаются! они поднимают меня! носилки… и ап! Это не из милосердия?… тюрьма меня доконает… эхэ-хэ! это естественно! пятьдесят семь лет личного героизма?*[181] возвышенных чувств войны и Мира… я же не развалился?

– Никто тебя не просил, мерзкая развалина!

– Точно! Точно! абсолютно!

Я не могу пожаловаться на условия!.. я бы не смог дышать без клетки для прогулок!.. Я бы тотчас умер!.. Благодаря десятиминутному пребыванию в прогулочной клетке я не заплесневел! Я свалился, как тряпка!.. небольшой ветерок! и у меня закружилась голова! охрана спасла меня!.. Они помогли мне подняться… вернуться… Да здравствует десять минут в клетке!

О, восторг распирает! У вас призвание? Я вижу! Я вас вижу в Сибири! врач! миссионер! медведь! труп!

Ах, вы мне открыли страну Идеалов! Ах, там все будут счастливы, все вместе! тысячи и тысячи! и все говорят по-французски! Радость! Какая радость! Радость! как все будут обниматься! у меня недостаток, признаю, один-единственный: говорю по-французски!

Палачу, заговорившему со мной по-французски, я бы все простил… как я ненавижу иностранные языки! Какой только тарабарщины не существует на свете! полная бредятина!

– О, но вы же восторгались Сибирью! Не только Гортензиа ваше пристрастие! Сибирь – то! Сибирь – это, все!

– Да, там, в Сибири, вокруг вас огромный мир! Кто знает, что там, в Сибири, на самом деле? изначально? и теперь! Монтандон,*[182] который там побывал, рассказывал мне о снежных бурях, срывающих сани, поднимающих их в воздух! упряжки! люди! все! когда