— Вы не волнуйтесь, — втолковывал мне медик. — Сейчас сделаем вам все прививки…
— Где же он ходит? — метался Санек.
Взвыл ревун.
— Ваше основное дело — очень хотеть туда проехать. — Укол. — Главное, не отвлекайтесь. Стойте спокойно, я введу вам успокоительное.
— Где, блин, Данилыч?!
— Важно само желание! — Укол. — Подумайте, ваша зарплата и дальнейшая работа зависят от того, попадете ли вы на Дорогу, проедете ли…
— Е-мое, уже отъезжают!
Ревун надрывался всей своей металлической глоткой.
— Успех зависит от вашего желания, благополучие страны… — Укол. — Вы давно ОРВ болели?
— Да где же он застрял!!!
— В вашем роду были психические расстройства?..
Укол.
— Да что сегодня за день такой!
— …Аллергии на что-то? На лекарственные средства, витамины?
— Может возникнуть легкое недомогание, при повышении температуры примите лекарства в соответствии с этой запиской, вот аптечка…
— Данилыч!!!
Из-за штабеля фиолетово-белых коробок появился Данилыч с двумя огромными сумками защитного цвета в руках.
— Быстро в машину!
Орал ревун.
Глава 3
— Впрочем, успокойтесь: мы не все доберемся до Лондона.
— Это почему?
— Потому что, по всей вероятности, кое-кто из нас отстанет в пути.
Погрузившись в кресло «Скании» справа от водителя — на этом настаивал Данилыч, — я попытался перевести дух. Немилосердно болели исколотые шея и плечи. Данилыч запустил двигатель, и «Скания» с мягким рокотом поплыла вслед другим автопоездам.
— Ты как, готов? — высунувшись сзади, теребил меня Санек. — Чувствуешь Дорогу?
— Не трожь человека, пустозвон, — пробурчал Данилыч, выруливая в какой-то туннель. — Почувствует, если надо, если готов…
— Что от меня требуется? — Мне было как-то не по себе от необычности происходящего. — Может быть такое, что у меня ничего не выйдет?
— Все может быть…
— И что тогда, мы застрянем?
Данилыч повернулся ко мне и как-то особенно ясно глянул своими карими глазками из-под седоватых бровей:
— Нет, просто останемся здесь. А ты не бойся. Не все с первого раза проходят. Этого тебе на подготовке не скажут: больше уверенности выработать хотят. А я тебе так скажу, — он поболтал пальцем в воздухе, — когда знаешь, с чем столкнешься, то легче настроиться. А если проиграешь, то хоть знаешь, почему.
Впереди явно что-то назревало. Данилыч ловко провел автопоезд в обход другой фуры.
— Смотри-ка, — спокойно комментировал он, — один не прошел, так сдал назад, но дистанция маловата, и всем надо сдавать… Говорил начальству: увеличьте дистанцию, нет — хочется побольше машин провести…
Мы прошли мимо то ли застывшей, то ли медленно пятящейся колонны тягачей с прицепами. Данилыч включил фары, и только сейчас я заметил, что в туннеле порядком потемнело. Мелькнул прижавшийся к стене человек в оранжевом комбинезоне. Второй со светящимися указателями в руках.
—
Действительно, резко стало темнеть, словно какой-то черный туман заструился сквозь всю материю, поглощая свет ксеноновых фар, затемняя приборную панель.
«Как Данилыч ведет в такой темени?! — мелькнула паническая мысль. — Мы ж под землей! А если в какую-то пропасть угодим? Столкнемся с другой фурой?»
Я повернул голову к Данилычу и не увидел его. Тьма охватила все и тесно прильнула к лицу. Можно было ощутить, как она буквально трется о роговую оболочку глаз, вливается через нос, через рот внутрь головы.
Полная пустота.
Пустота, полная тьмы.
Я боялся дышать, чтобы тьма не наполнила легкие. В мозгу билась алой змейкой мысль: наружу! К свету! Этот алый червячок мерцал все тусклее, окутываемый чернильными нитями мрака, и я понял, что умру, если не выйду на свет.
Я попытался найти дверную ручку, чтобы выпрыгнуть из кабины и хоть пешком выбежать из этого черного ужаса, но не нашел и самой двери. Кабина «Скании» исчезла, растворенная непроницаемым киселем тьмы, и я побрел куда-то, пытаясь выставить несуществующие руки, не ощущая ни времени, ни пространства.
Жуткий кошмар полного одиночества.
Ощущение, что тебя предали, оставив во мраке навсегда, каким-то жутким, безумным подношением хаосу тьмы.
Или структуре?
«
«
Это прозвучало и мягко, и твердо. Словно приказ и просьба одновременно. Ухватившись за этот отголосок стороннего присутствия, я зашагал прямо, стараясь держать дистанцию. Где тут перед? Я не ощущал даже, где были верх и низ, но просто двигался, понимая, что ступаю по пустоте, не ощущая ног. На ум откуда-то пришли строчки:
«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня»[1]
Прошла минута, другая.
Тьма постепенно начала менять оттенок. Словно в банку черных чернил тонкой струйкой вливали воду, и она постепенно разбавляла черноту, смягчала, сводила на нет непрозрачность жидкости. Теперь
