(полового и пищевого поведения) начинаются большинство систем самосовершенствования (начиная от религиозных практик и йоги, кончая армией и школой). Контролируются вегетативные функции (дыхание и сердцебиение). Контролируется вся целенаправленная деятельность. Все эти формы контроля бесспорно эффективны, хотя лично я еще не встретила ни йога, ни монаха, чей самоконтроль бы развил у него все описанные в соответствующей литературе способности и возможности (йог бы, действительно, левитировал, а монах исцелял бы молитвой), но что-то у них, безусловно, развивается. Но что делать, если мы хотим большего? Можно, разумеется, попробовать продвинуться дальше в уже существующих практиках (поститься ни один раз в неделю, а все семь; задерживать дыхание ни 5 минут, а 10 или 20). Но, как мне кажется эффективнее поискать другой путь, резерв которого еще не использован.
Не отказываясь от древних практик контролирования функций гипоталамуса, мне кажется, перспективы за контролем некоторых сознательных форм человеческого поведения. Поведение человека адаптивно и целенаправленно. Естественный отбор всегда отбирал для жизни наиболее приспособленных к ней особей, т. е., отбор шел по линии лучших адаптационных качеств; даже интеллект, многие исследователи считают мерой адаптационных возможностей особи (насколько хорошо она, особь, может устроиться в данном ей мире). Существующие практики и тренинги обычно также направлены на повышение адаптационных способностей гомо сапиенсов (тренинг уверенности в себе, тренинг «как выйти замуж», тренинг деловых и коммуникативных качеств и т. д.). Человека учат контролировать себя, для того чтобы добиться цели, чтобы максимально хорошо устроиться в современном социальном мире. И кажется, что единственной альтернативой этому – только устроиться в мире плохо. Но это не так. Стремясь максимально быстро эффективно, с наименьшими затратами достичь адаптивной цели, мы теряем слишком многое – способность «творить чудеса». Я имею в виду, развитие форм активности, которую ее автор назвал надситуативной. Согласно принципу надситуативной активности «субъект действуя в направлении реализации исходных отношений его деятельности, выходит за рамки этих отношений и, в конечном счете, преобразует их» [33, с.90].
Представление о надситуативной активности В.А.Петровский иллюстрирует следующим примером из работы В.И.Асьнина. В комнате две девочки: школьница и ее маленькая подружка. Задача: достать предмет со средины стола, не касаясь стола. Предмет положен так, что выполнить задание, просто дотянувшись до него, невозможно. Зато в углу комнаты стоит палочка. Девочки думают. В конце концов, младшая девочка хватает палочку (самый оптимальный способ выполнить задачу), девочка постарше останавливает ее, дескать палочкой любой достать может, а вот, давай, попробуем без палочки… [по 33]. Поведение младшей девочки – адаптивно, направленно на оптимальное достижение цели. Поведение старшей надситуативно. Она рискует остаться без предмета, но зато он развивает себя как субъекта. Возможно, именно такой активности не хватает человеку для активации его резервных способностей. В конце концов, история умалчивает, но я думаю, что старшая девочка все-таки достала предмет «надситуативным» способом, его снял изумленный экспериментатор, привлеченный нетипичной реакцией девочки.
Человеческое поведение насквозь адаптивно. Именно так функционирует все: от самого последнего органа в нашем теле до нейрона, от подсознания до целенаправленного сознания. Если мы хотим научить наш мозг из множества вариантов поведения, выбирать те, при которых активируются пси-способности и которые сопровождаются рискованными для организма тратами энергии (чему противостоит витальный инстинкт экономии сил по П.В.Симонову [40]), следует научиться контролировать собственную адаптивность в пользу надситуативного поведения. Подробнее эта тема развита нами в отдельной статье, к сожалению, не вошедшей в данный сборник по причинам своей ненаписанности.
Развитие эмоций и социального поведения. У всех животных, не исключая и человека, центры основных эмоций (удовольствие, неудовольствие, гнев, страх) располагаются в промежуточном мозге (вспомните крысу, которая так любила раздражать свой гипоталамус, что готова была умереть ради этого с голоду). Однако активность лобной коры подавляет гипоталамус со всеми его удовольствиями и неудовольствиями. Подавляет просто фактом своего существования и своей активности. Подобное положение дел не означает, впрочем, что передний мозг лишен своих маленьких радостей. В лобной коре обнаружены участки, стимуляция которых вызывает у живых существ приятное чувство, оно не столь сильное как идущее от гипоталамуса, но оно существует. Говоря психологическим языком, интеллектуальная и творческая деятельность должна доставлять человеку удовольствие, не такое, правда, сильное, как хорошо прожаренная котлетка после разгрузочного дня. Впрочем, все зависит от соотношения активности коры и гипоталамуса, может быть, когда-нибудь у кого-нибудь решенная задача вызовет и большую радость, чем котлета. Если функциональное развитие фронтальных отделов мозга продолжится.
Роль лобных долей в генерации эмоции подчеркивал П.В.Симонов, определяя ее как информационную [40]. У высших животных, а тем более у человека, эта роль много шире. Исследованиями в области нейропсихологии была показана связь передних отделов головного мозга не только с интеллектуальными, но и личностными особенностями человека. Даже легкие повреждение лобных долей необратимо разрушают эмоциональную сферу человека, исчезают тонкие и сложные эмоции, человек становится грубым, невыдержанным, агрессивным, не способным на привязанность и нежные отношения [48]. Именно с лобной корой связано усложнение и развитие эмоциональной сферы человека, возникновение у него с одной стороны, тонких дифференцированных переживаний (чувство любви, различное в своих аспектах – любовь к ребенку, отличается от любви к супругу, отличается от любви к котенку, от любви к родителям), сложных чувств (светлая печаль), и, наконец, интеллектуальных эмоций.
В филогенезе формирование коры больших полушарий, еще до возникновения интеллекта, было связано с регуляцией социального поведения животного. Известно, что удаление зачатков коры больших полушарий у рыбы никак не влияет на ее индивидуальное поведение, рыба продолжает плавать, активно кормиться, охотиться на червяков, выметывать икру в положенное время. Только у нее разрушается социальное поведение. Такая рыба перестает обращать внимание на своих сородичей и покидает стаю, потому что механизмы, обеспечивающие ее нужду в себе подобных, необратимо разрушились вместе с передними отделами головного мозга.
В антропогенезе одним из факторов обеспечивающих развитие нервной системы стало сокращение числа одновременно рождаемых детенышей [46]. Это способствовало увеличению периода детства (до наступления половой зрелости) и продолжительности материнского ухода. Прогрессивность этого явления обычно объясняется увеличением времени для обучения детеныша, на самом деле это не совсем так; в то время детенышей еще нечему было учить столько времени. Как нам кажется, здесь более важным для эволюции оказался тот факт, что возрастание периода материнского ухода способствовало развитию социальности, развитию отношений между матерью и детьми (усложнялись отношения между родителями и растущими потомками, появлялись более сложные формы отношений, возникала дифференцировка эмоций, испытываемых к последнему поколению детей и к первым, уже подросшим и т. д., становилась значимой роль отца и т. д.). Асоциальное поведение регулируется все тем ми же передними отделами больших полушарий. Поэтому развитие социальности сопровождалось функциональным и морфологическим усложнением головного мозга, который в свою очередь становился субстратом будущего развития интеллекта.
Наконец, последний ароморфоз человечества, который «вывел человека разумного в люди» (обеспечил интеллектуальные преимущества кроманьонцу перед не менее разумным, но жестоким каннибалом – неандертальцем) – было появление альтруизма. Еще Ч. Дарвин писал, что общества, которые имели наибольшее число сочувствующих друг другу членов, должны были процветать больше и оставить после себя более многочисленное потомство. «В основе возникновения Человека разумного как вида лежат альтруистические наклонности, определявшие преимущество их обладателей в условиях коллективной жизни» [54].
Итак, еще один способ развития лобных отделов коры больших полушарий и возможной активации резервных способностей человека – это совершенствование и усложнение социального и наряду с ним эмоционального поведения людей. С этим тезисом редко кто спорит, но никто и не может предложить, какой еще аспект социальности надо развить, чтобы вскарабкаться на следующую ветку эволюционного древа. Потому что многое уже было; было создание семьи, было разрушение семьи, была частная собственность и обобществлялась частная собственность, о государствах я и не говорю. Может быть,
