прокат в марте 1967, Чарльз Шамплен написал в «Лос-Анджелес таймс» строки, выразившие самые сокровенные мечты и надежды режиссёра: «Ты теперь большой мальчик» принадлежит к тому небольшому числу американских фильмов, которые мы по праву можем отнести к категории, именуемой европейцами «авторское» кино».
Коппола вместе с Элеонорой переехал в здание-треугольник на Мандевилль-Каньон и купил «Ягуар». Фридкин стал частым гостем в их доме, а Фрэнсис старался, чтобы он подружился с Талией. «Фрэнсис всегда первым узнавал о новинках техники, — вспоминает Фридкин. — Он купил новейшую, буквально невесомую, камеру «Аррифлекс» и твердил: «Именно такой снимал Годар, а скоро и мы отбросим громоздкое старьё и свободные выйдем на улицу, чтобы там рассказывать наши истории».
Осенью 1970 года на кинофестивале в Сорренто Коппола встретился с Мартином Скорсезе. Впечатлительный парень из Нью-Йорка обладал энциклопедическими знаниями в области кино и сыпал ими, как из пулемёта. Невысокий, с бородой и длинными волосами, он очень смахивал на младшего брата Фрэнсиса — крупного бородача и тоже с длинными волосами. Оба были родом из Нью-Йорка и быстро подружились.
Вышедший на экраны в 1970 году «Вудсток» стал для нового руководства «Уорнер» столь желанным успехом, что Фред Уайнтрауб решил повторить удавшийся трюк, выложив около миллиона на путешествие по городам и весям Америки целой банды рокеров. Караван автобусов отправился в турне по стране, а съёмочная группа снимала концерты и все сопутствующие «художества» музыкантов. Первый монтажёр с задачей не справился и Уайнтрауб призвал на помощь Скорсезе, новоиспечённого выпускника киношколы, который до этого занимался монтажом «Вудстока».
Оказавшись в Калифорнии в январе 1971 года, Скорсезе испытал нешуточный культурологический шок. «Я долго не мог освоиться в Лос-Анджелесе, — вспоминает Скорсезе. — Хотя я уже жил некоторое время сам по себе, всё равно был ещё слишком мал и привык, что тревоги и заботы обходят меня стороной. А здесь на меня сразу навалилось столько проблем: чем и где питаться, как водить машину?». Огромные шоссе пугали его и он передвигался на своём белом «Корвете» 60-го года только по закоулкам, избегая магистрали. Обострились приступы астмы. Приходилось постоянно ложиться в больницу. Мартин не мог находиться в накуренном помещении, а рядом с кроватью был вынужден держать наготове баллон с кислородом. «Из-за постоянного кашля я никак не мог выспаться, — вспоминает Скорсезе. — По утрам вокруг кровати валялись кучи использованных салфеток. Когда к середине ночи приступ, наконец, проходил и я, приняв таблетки, по-настоящему засыпал, наставало время вставать. Неудивительно, что нервы были не в порядке, да и вообще я был немного не в себе. Потому всегда опаздывал».
Скорсезе постоянно пользовался ингалятором, а питаясь кое-как и принимая кортизон, здорово поправился. Рассказывает Дон Симпсон, впервые увидевший Скорсезе на съёмочной площадке «Уорнер бразерз»: «Главным образом он принимал «спид». Марта без конца повторял: «Вы хотите хит? Вы его получите!». Наконец, до меня дошло, в чём разгадка его гиперактивности — он то и дело прикладывался к ингалятору и мог дни напролёт простоять, болтая о кино и музыке, причём больше о музыке. Голова у него была просто забита рок-н-роллом, он помнил наизусть каждую строчку любой песни. Он понимал, что музыка — это и есть тот важнейший элемент, что выражает по-настоящему дух нашего времени».
В Лос-Анджелесе Скорсезе знал лишь двоих — Джона Кассаветеса и Брайана Де Пальму. С Брайаном он встретился в университете Нью-Йорка летом 1965 года, в тот самый момент, когда «Звуки музыки» били рекорды кассовых сборов. В монтаже оба придерживались одинаковых принципов. Де Пальма к тому моменту считался уже легендой среди режиссёров-бунтарей Нью-Йорка и даже имел в своём активе несколько художественных лент, созданных на независимых киностудиях — «Приветствия» и «Привет, мамуля!» с совсем ещё молодым Робертом Де Ниро. И когда весной 1970 года Уайнтрауб позвонил Де Пальме и предложил поставить на студии «Уорнер» фильм под названием «Познакомлюсь с твоим кроликом», режиссёр присоединился к массовому исходу из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. В городе Брайан встретил Дженнифер Солт, молодую актрису, которую уже снимал в нескольких фильмах. Она была дочерью Уолда Солта, сценариста «Полуночного ковбоя», попавшего в «чёрный список». Солт делила жильё с актрисой Джилл Клейбур из Нью-Йорка, которая играла в «Отелло» в «Тейпер-Форуме» [79]. Рассказывает Дженнифер Солт: «Как-то мы сидели большой группой на пляже и я вдруг сказала:
— Всё, я ухожу.
— Я тоже, — поддержал меня Де Пальма. — Пошли, возьмём этот город штурмом». Вот такие были у нас тогда ощущения и мысли, совсем еще детские — пойти и покорить Голливуд».
Картина «Познакомлюсь с твоим кроликом» с Томми Смотерсом в главной роли по духу и настроению входила в так называемый мини-цикл фильмов-отщепенцев, среди которых были «Тысяча клоунов» и «Путешествие» и, казалось, вполне подходила режиссёру по темпераменту. Тем не менее, процесс притирки режиссёров «нового» Голливуда и студий проходил отнюдь не гладко. Брайан чувствовал, что работа над «Кроликом» не клеится, что ему на съёмки требуется ещё хотя бы неделя. Однако руководство «Уорнер» отказало: «Твоё время вышло, забудь об этом!». Брайан хотел экспериментировать, попробовать 16-мм плёнку, но студия среагировала однозначно: «Мы такими глупостями не занимаемся!». Вспоминает Скорсезе, который был свидетелем этой пикировки на съёмочной площадке: «Мы боролись за право расширить форму подачи материала. Наш принцип — чем легче камера, тем лучше. Тем быстрее можно снимать, менять декорации, менять освещение. Мы не были приучены снимать в павильоне, мы вышли из другой, не студийной традиции постановки съёмок».
Конечно, «Уорнер» это не нравилось. «Брайан Де Пальма — это монстр», — резюмирует Кэлли. Он вышвырнул режиссёра из картины, перемонтировал материал и выпустил его в прокат в 1972 году. Выпустил только для того, чтобы благополучно снять — успеха не было. Рассказывает Де Пальма: «Меня не покидало ощущение аристократического высокомерия и пренебрежения со стороны Кэлли и Эшби — они всегда витали где-то там, в эмпиреях, общались только со Стенли Кубриком и Майком Николсом. Остальные их не интересовали».
На следующий день после подписания Бладорном и Копполой контракта на постановку «Крёстного отца», режиссёр вместе с семьёй на борту «Микеланджело» отправился в Европу, чтобы отпраздновать это событие. В кармане у него было не больше 400 долларов да куча кредиток помощницы Моны Скагер. В корабельном баре Фрэнсис распоряжался как у себя в офисе — книгу заказов порвал, а листочки расклеил по иллюминаторам.
Продюсером студия назначила Ала Рудди, который незадолго до этого вместе со своим помощником Греем Фредериксоном, грубовато-добродушным весельчаком из Оклахомы, склепали очередную вариацию на тему «Беспечного ездока» — «Маленький Фосс и большой Холси». Эта картина «Парамаунт» стала известной благодаря тому, что оказалась единственной продукцией студии, съёмки которой обошлись дешевле выделенного бюджета. Рудди вскоре понял, что Коппола отнюдь не такой сговорчивый человек, как это могло показаться. Молодой режиссёр жёстко отстаивал время действия, заложенное в сценарии — 40-е годы, как и в романе, место действия и съёмок — Нью-Йорк, и главное — бюджет будущей картины. Коппола выиграл по всем статьям. Его несгибаемое упрямство вкупе с продолжительным пребыванием романа в списке бестселлеров сделали своё дело и студия пошла на уступки. На месте предполагавшейся малобюджетной халтуры вырисовывалось нечто совершенно иное.
Пробив брешь в бастионе «Би-Би-Эс», Фред Рус устремил свой взор на Копполу и здорово помог ему с актёрами. У него был талант находить типажи с удивительно точным попаданием актёра в персонаж. Применительно к «Крёстному отцу» он делал ставку на актёров итальянского происхождения из нью- йоркских театров с большим опытом работы на телевидении. Рус и Коппола решили задействовать в съёмках и непрофессиональных исполнителей. Главный критерий — соответствие образу героя, как, например, это вышло с бывшим борцом Лепни Монтана по кличке «Малыш-зебра», который только что вышел из нью-йоркской тюрьмы «Рикерс айленд» и сыграл в фильме роль Луко Брази. Звёздность имени па афишах для Копполы, как, впрочем, и для Олтмена, Богдановича и остальной молодёжи из обоймы «нового» Голиивуда, ровным счётом ничего не значила. «Я искал не звёзд, а людей, которые стали бы для меня настоящими американцами итальянского происхождения, но не за счёт коверкания языка «а-ля Луиджи», а просто потому, что они и есть итальянцы, говорящие с обычным нью-йоркским акцентом, —
