острове Соммерс; небось сразу заткнулись бы все фашистские пушки.
А Дудко уже рассказывал о том, как и какие направляющие он намерен крепить на орудийной башне.
— Иными словами, установку направляющих беру на себя. На тебя возлагаются задачи: не соваться в мои действия, раздобыть соответствующий боезапас на один-два первых залпа и приготовиться к нагоняю от начальства. За самоуправство и так далее и тому подобное. Оно, начальство, всегда умело находить причины для вздрайки…
— Зачем в данном случае нарываться на нее? Почему бы мне не пойти к Борисову и не высказать ему твое предложение? Ведь установка этого оружия — дело слишком серьезное, чтобы всю ответственность брать на себя… Да и с боезапасом не все ясно. Почему его добывать надо только на первые два залпа? Наконец, где добывать? Хотя в свою очередь не обратятся ли они за разрешением к более высокому начальству? Вполне возможно и такое…
А Дудко дожимает, загоняет в угол:
— Вот и получится, что улита едет, когда-то будет. А я за дни ремонта все тебе в лучшем виде сварганю!.. Ладно, открою тебе и то, что узнал совсем недавно, что, скорее всего, еще неизвестно ни Борисову, ни Лютому. Установка этого оружия на катера не моя идея. Первая партия бронекатеров с таким оружием уже готова и вот-вот будет направлена в районы боевых действий. Так что мы с тобой только несколько опередим то, что скоро будет и здесь.
И Максим начал сдаваться, он только и спросил:
— А как и где мне добывать тот боезапас? И почему лишь на первые залпы?
— Да потому, что потом тебя, узаконив появление реактивных установок, обязательно поставят на соответствующее довольствие!.. Между прочим, у меня есть хорошие знакомые среди летчиков- штурмовиков. Встретимся компанией, посидим дружеским кружком, побалакаем…
— Ладно, нагоняй от начальства приму и не поморщусь. А вот где встретимся с летчиками? Где посидим и побалакаем? Было бы мирное время — зазвал бы их в «Асторию», «Метрополь» или еще куда. А теперь?.. Да и к разговору что-то взбадривающее добыть надо…
— Или у тебя нет матросов? Или я тебе не друг? Все, Максимушка, будет проще, чем думаешь: ты явишься со своей красавицей в эту вполне приличную компанию. Как мой лучший друг явишься. За столом в меру зубоскалишь, если имеешь к этому склонность, и, улучив момент, высказываешь свою просьбу. Я, разумеется, поддерживаю ее… Честное слово, летуны — народ понимающий, отзывчивый на чужую нужду.
Заиметь реактивные снаряды — о чем еще большем можно мечтать? И Максим сказал с искренним сожалением, даже не попытавшись скрыть его:
— Слушай, я так обязан тебе… — и тут замялся, вдруг осознав, что не знает имени Дудко.
— Дмитрий. Друзьям можно просто — Митя, — подсказал Дудко, лукаво покосился на Одуванчика и продолжал: — Между прочим, имею просьбу. Хочу, чтобы ты подарил мне одну штуковину.
— Считай, что та штуковина уже твоя.
Дудко кивнул Одуванчику, тот исчез на несколько минут и явился… с выходным кителем Максима. Но в каком виде был он, этот китель! Весь изрешечен осколками!
Глянул Максим на китель и вспомнил, что еще в самом начале боя один из вражеских снарядов, угодил точно в его командирскую каюту, разорвался там. Пробоина оказалась выше ватерлинии, ее наскоро заделали, чтобы волны не заплескивали, а на целость имущества лейтенанта внимания и не обратили, что вполне естественно в горячке боя; скорее всего, уже сегодня, пока он, Максим, был в штабе дивизиона, матросы и обнаружили это чудо.
Конечно, было жаль, что погублен китель, сшитый специально к выпуску из училища и надеванный считанное число раз, но даже и в том случае, если бы он оказался целехонек, Максим в обмен на реактивные пусковые установки все равно отдал бы его Дудко. Но сейчас непроизвольно вырвалось:
— Да зачем тебе такая рвань?
Дудко ответил без промедления:
— Это моя личная тайна.
Максим пожал плечами.
13
Ремонт катера с самого первого часа его появления на заводе пошел нормально — не скоростными темпами, но и без раздражающих проволочек. И уже на второй день Максим пришел к выводу, что ему здесь делать нечего: все работали на совесть, да и Мехоношин с Разуваевым оказались чрезвычайно придирчивы даже к кажущимся мелочам. И тогда, сам себе не признаваясь, что его неудержимо тянет в тот дом на Пятой линии, решил сходить в город. Правда, несколько смущало отсутствие выходного суконного кителя, но успокоил себя тем, что сейчас война и только дурак осудит его, увидев во вполне приличном хлопчатобумажном.
Сказал мичману о своем решении, добавив, что катер оставляет на его догляд, — Мехоношин молча козырнул: мол, ваше приказание понял. Зато матросы немедленно полезли с предложениями по ремонту или со своими личными делами, которые, как считал Максим, можно было спокойно отложить на завтра. Так много самого неожиданного вывалилось на него, что в каюту, чтобы хоть немного привести себя в порядок, удалось зайти только под вечер, когда солнце, отстояв свое в зените, быстро покатилось к горизонту, подернутому голубоватой дымкой.
В каюте Максим прежде всего увидел суконный китель. С новенькими нарукавными нашивками лейтенанта и с надраенными до белизны пуговицами, он на плечике висел напротив двери в каюту. Максим догадался, что этот китель матросы получили на базе взамен того, истерзанного осколками. Может быть, в те самые часы, какие он провел в штабе дивизиона, отчитываясь за поход.
Особенно же умилил значок ГТО второй ступени, прочно сидевший на отведенном для него месте. В училище не было принято украшать грудь различными значками, но этот с гордостью носили все. Как свидетельство мужской силы и ловкости, готовности на любой труд или на смертный бой.
Значок Максима, если не обманывала память, был искалечен одним из осколков. У этого — ни царапинки. Словно только сегодня его достали из коробочки. Но думать о том, откуда он, этот значок, сейчас не хотелось. Отказаться от него — не было ни сил, ни желания. И, решив все эти вопросы оставить на потом, Максим, переполненный благодарностью к матросам, вышел на верхнюю палубу бронекатера. Намеревался хотя бы кому-нибудь одному сказать слова, рвавшиеся из души, но матросы работали нарочито усердно, ни один из них даже не покосился в его сторону.
Что ж, и это понятно: хотите тайком полюбоваться на свою работу, тайком разделить с командиром его радость…
Вышел за проходную завода — случилось как-то так, что ноги вроде бы бездумно вынесли его сначала на набережную Невы, а потом и к дому, половина которого лежала грудами битого и задымленного кирпича.
Шагая через две ступеньки, взлетел на третий этаж, потянул на себя знакомую дверь, в душе опасаясь, что она закрыта, но дверь охотно пропустила его в прихожую. Здесь он сразу же увидел вешалку. Всего на четыре пальто, но настоящую вешалку. И с удовольствием положил на нее фуражку. А потом, одернув китель и ладонями пригладив волосы, костяшками пальцев осторожно стукнул в дверь знакомой комнаты.
— Входите, она открыта, — ответила Аля.
Максим вошел. Оказывается, и здесь изменения: у окна, выходившего во двор, теперь стояли довольно приличный стол и три несколько обшарпанных стула; и платья Али висели на плечиках.
Увидев Максима, Аля спрыгнула с подоконника, растерянно посмотрела на тряпку, которой недавно протирала стекла окон, вспыхнула, казалось до корней волос, и сказала:
— Здравствуйте, Максим… И большое вам спасибо.
— Нельзя ли уточнить, за что? — весело спросил Максим, которому почему-то было хорошо и от
