Бегут полуторки по снежному полю. В кабине машины сидит Норкин. В школе он изучал географию. Он знал названия городов, рек, знал, что лежат под поверхностью земли пласты лоснящегося каменного угля, железная руда, медный колчедан, нефть, искрятся крупинки золота, горят разноцветными огнями драгоценные камни и уральские самоцветы. Знал, что плещется в реках рыба, живой стеной становится она поперек реки во время нереста, а в лесах много ценного зверя.
Теперь он видел, что не это главное богатство Родины. Люди, советские люди — вот ее бесценный клад.
К районным центрам, ныряя на снежных ухабах, идут обозы. Рядом с санями шагают женщины. Из- под брезента, которым укрыта поклажа, высовываются полушубки, валенки, ящики посылок. На некоторых посылках адреса: «Самому храброму» или «Самому смелому». Но это на некоторых. На большинстве — лаконичная надпись: «На фронт». Посылающему одинаково дороги все солдаты. Да и зачем писать: «Самому храброму»? Сегодня он не самый храбрый, а завтра будет им! Может, еще не было такого случая, чтобы солдат смог полностью проявить себя, может, не пришло еще время расцвета его солдатской славы?
А обозы идут. Это подарок народа своей армии.
С лопатами на плече, как в строю, шагают люди. Они идут расчищать заносы на дорогах. И вот снова бегут по Ним эшелоны, машины, из вагонов и кузовов высовываются красноармейцы, улыбаются, машут рукой. На платформах, проносящихся мимо, что-то закрытое чехлами Чем больше таких платформ, тем радостнее лица советских людей. Это гоже подарок народа своей армии.
Сотни людей копошатся на снежном поле. Слышны смех, беззлобная ругань и знакомая многим поколениям «Дубинушка». Твердая как камень, промерзшая земля неохотно уступает ударам ломов. Человек упрямее, сильнее ее! Возникает котлован — и закладывается фундамент нового завода.
Стоило машине завязнуть в снегу — ее тотчас окружали люди, упирались в нее плечами и выталкивали на укатанную дорогу.
— Давай, милая! Жми!
В каждом доме, куда заходил Михаил во время коротких остановок, хозяйка, после приветствия, подходила к печке, и на столе появлялось все, что она успевала приготовить за короткий срок.
— Кушай, соколик!
В Москву машины не зашли, а обогнули ее справа.
Все чаще стали попадаться воинские части. По дорогам, изрытым гусеницами танков, тягачи неторопливо тащили тяжелые пушки.
— Ого! Это вам не июнь! — заерзал Михаил, потирая руки.
— Еще и не то увидите, — ответил шофер.
И везде, куда только мог проникнуть взгляд, стояли замаскированные орудия, танки, машины. Около них сновали люди. Шла учеба. Везде, во всем, чувствовались образцовый порядок, зоркий глаз и умелая, твердая рука.
— Сразу видно, Москва жива! Порядочек! — вырвалось у Михаила.
— Тут, брат, такой комуфлет подготовлен, — откликнулся шофер и многозначительно подмигнул Норкину, как заговорщику.
Вечером, когда луна поднялась над замерзшим лесом, остановились в деревне.
— Вот и приехали, — сказал шофер. — Вам теперь вон в тот домик, а мы свернем в сторону. Счастливо.
— Будь здоров, — ответил Михаил, пожал руку шофера и, закинув за плечи вещевой мешок, пошел по улице. Мороз крепчал. Все было подернуто дымкой. Защипало нос.
«Изнежился в госпитале, — подумал Норкин. — Ну, да это дело поправимое!.. Куда же идти?»
Пусто на улице. Даже полоски света не выбиваются из темных окон. Норкин в нерешительности остановился и осмотрелся. На противоположной стороне, около домика, окруженного палисадником, прохаживался человек. Михаил перешел улицу и направился к нему.
— Стой! Кто идет?
— Мне нужно в штаб.
— Стой! Разводящего вызову. — Человек, оказавшийся часовым, поднес к губам свисток.
Открылась дверь соседнего домика, и к Норкину подошел матрос в полушубке и с автоматом на груди.
— Кто вы? Предъявите документы.
— Я — лейтенант. Назначен командиром в вашу бригаду.
— А-а-а… Чего останавливаешь? На разводе был, а инструкцию не знаешь? Ведь по-русски было сказано, чтобы своих командиров пропускать без проверки.
— У него шапка армейская, ну я и ошибся…
От замечания разводящего и оправданий матроса на Норкина повеяло чем-то дорогим и близким, Он снова попал в свою семью.
— Идите за мной, товарищ лейтенант.
В комнате, куда вошел Норкин, было накурено. Словно синеватая дымка наполнила ее. На столе горела керосиновая лампа.
— Разрешите обратиться, товарищ капитан первого ранга? — спросил разводящий.
Один из командиров, сидевших за столом, приподнял голову.
— Тут, — начал было разводящий, но Норкин перебил его:
— Товарищ капитан первого ранга, лейтенант Норкин прибыл в ваше распоряжение.
Командиры зашевелились, повернулись в сторону Норкина, а командир бригады вышел из-за стола и пошел к нему.
— Очень хорошо! Прибыли вовремя… Александров, — сказал он, протягивая руку. — Ну-ка, давайте поближе к свету и посмотрим друг на друга.
Норкин снял мешок и посмотрел по сторонам, выбирая для него место.
— Давайте мне, — прошептал матрос, по-прежнему стоявший у порога. — Я положу его.
— Знакомьтесь. Вот комиссар… Начальник штаба… Наш «нарком снабжения»… Мой адъютант.
Среди командиров знакомых не было, и Норкин ограничился официальным приветствием.
— Вот мое направление, — сказал Михаил, чтобы прервать неприятное для него бесцеремонное разглядывание, и протянул пакет.
— Ого! Да вы уже воевали! — обрадовался капитан первого ранга, прочитав командировочное. — Где? Когда?
— Командиром роты в батальоне Кулакова. Ленинградский фронт.
Командир бригады буркнул что-то неопределенное и посмотрел на начальника штаба. Тот пожал плечами.
— Расскажите, пожалуйста, о себе, — попросил ко-; миссар.
Что мог рассказать Норкин о сеое? Учился в училище, как, наверное, учился и командир бригады, а поэтому он говорил о батальоне Кулакова. Рассказал и о Лебедеве. Даже показал его рекомендацию, уже протертую на сгибах.
— Так… Н-д-а… Дела. Слушай, а нет у нас ничего другого? — спросил командир бригады у начальника штаба.
— Ничего, — ответил тот и развел руками, словно хотел сказать: «Сам понимаю, да нет!».
— Немного неладно получается… Будем говорить прямо: мы рады, что к нам прислали командира с боевым опытом. Ведь мы еще не воевали, — словно извинился капитан первого ранга. — Дело все в том, что бригада укомплектована командирами. Есть вакантная должность командира взвода разведки. — Командир бригады сделал особое ударение на слове «взвод». — Конечно, нет оснований понижать вас в должности, но ни роты, ни батальона мы вам дать пока не можем… Выбирайте. Если согласны — принимайте взвод, а нет — насильно мил не будешь… Вы можете настаивать на сохранении за вами прежней должности.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Опять начинать с командира взвода!..
Норкин приподнял голову и встретился с глазами комиссара. В них вопрос: «Что ты скажешь?». Этот
