лет.
Отец хотел, чтобы сын, отличавшийся хрупким телосложением, побольше занимался физическими упражнениями. Однажды, участвуя в скачках, великий князь упал с лошади и сильно ушиб спину. Видимо, эта травма, которой врачи поначалу не придали значения (рентгена в те времена не существовало), стала причиной патологии спинного мозга, приведшей в итоге к преждевременной гибели наследника.
«На ближайших к нему точно какое-то затмение нашло, никто не замечал, что с того времени великий князь худел, бледнел, одним словом, угасал, — писала современница. — Он под конец не мог даже выпрямиться, а ходил немного сгорбленным». Никому и в голову не приходило, что это признаки серьезной болезни. Бледность приписывали усталости от интенсивных занятий или путешествия, а с сутулостью воспитатели боролись обычными призывами держаться прямее. В 1861 году у наследника начались довольно сильные боли в спине. Врачи лечили его от ревматизма.
18 июня 1864 года, завершив свое образование, цесаревич выехал в заграничное путешествие и довольно скоро нашел девушку, с которой решил связать свою судьбу, — принцессу Дагмар Датскую. Родители одобрили его выбор; в сентябре 1864 года состоялась помолвка. Свадьба была назначена на лето 1865 года. «Теперь я у берега, — говорил Николай другу. — Бог даст, отдохну и укреплюсь зимой в Италии; затем свадьба, а потом новая жизнь, семейный очаг; служба и работа. Пора… У нас вся будущность впереди. Здесь, в Европе, лето, а у нас, в России, весна, с ее неурядицами, но зато и с ее надеждами, с ее первыми отпрысками пробуждающейся жизни. Вся работа впереди… Мне кажется, что и люди есть, но только их не ищут. Сколько людей, и дельных, и интересных, нам пришлось видеть в прошлом году во время нашего путешествия по России…»
Не сбылось. Свадьба в 1865 году состоялась, только под венцом с Дагмар стоял не Николай, а его брат Александр Александрович, которому, умирая, цесаревич завещал и невесту, и престол.
Последние
В семье Александра Александровича считали человеком негодным для управления государством. Он был тугодум, старательный середнячок. Тщательно занимаясь старшим сыном, Мария Александровна отчасти намеренно сдерживала развитие остальных мальчиков, опасаясь возникновения соперничества из-за верховной власти.
Дядя будущего императора великий князь Константин Николаевич признавал полную неподготовленность Александра к престолу. При дворе Александра считали «неразвитым, неодаренным, неутонченным, упрямым и непокладистым».
Конечно, когда произошла трагедия с Николаем, все пришлось переиграть. Александра спешно объявили наследником; ему прочли курс «государственных наук» (делали это в основном те же профессора, что занимались с Николаем). Но Александр был к тому времени уже вполне взрослым человеком со сформировавшимися взглядами. Науки, возможно, несколько расширили его кругозор, но нисколько не повлияли на систему взглядов. Александра еще можно было учить, но уже поздно было воспитывать.
После первых лекций К. П. Победоносцев записывал: «Сегодня я пробовал спрашивать великого князя о пройденном, чтобы посмотреть, что у него в голове осталось. Не осталось ничего — и бедность сведений или, лучше сказать, бедность идей удивительная».
Между тем Александру предстояло царствовать, и, став императором, он вполне успешно справлялся со своими обязанностями. Современники уверяли, что превращение взрослого недоросля в императора произошло очень быстро, буквально у них на глазах, словно по мановению божественной воли.
А. Ф. Тютчева, знавшая государя еще маленьким мальчиком и потом юношей и вновь увидевшая его уже императором, писала: «Теперь, глядя на него, я с изумлением спрашивала себя, каким же образом произошла эта полнейшая перемена… откуда у него появился этот спокойный и величавый вид, это полное владение собой в движениях, в голосе и во взглядах, эта твердость и ясность в словах, кратких и отчетливых, — одним словом, это свободное и естественное величие, соединенное с выражением честности и простоты, бывших всегда его отличительными чертами… Видя его, понимаешь, что он сознает себя императором, что он принял на себя ответственность и прерогативы власти».
Положившись в своей царской участи на Божью волю и ощутив себя помазанником Божьим, Александр III, кажется, пришел к неожиданному выводу,
что никакая специальная подготовка к престолу вообще не нужна. Во всяком случае, собственного своего наследника он растил совершенно обычным образом, безо всякой оглядки на престол. Учителям и воспитателям детей Александр говорил: «Ни я, ни жена не желаем делать из них оранжерейных цветов. Они должны хорошо молиться Богу, учиться, играть, шалить в меру… Учите рошенько, послаблений не делайте, спрашивайте по всей строгости, не поощряйте лень в особенности. Если что, то адресуйтесь прямо ко мне, я знаю, что нужно делать. Повторяю, что мне фарфора не нужно. Мне нужны нормальные, здоровые русские дети. Подерутся — пожалуйста. Но доказчику — первый кнут. Это самое мое первое требование».
Николай II прошел все стадии принятого при дворе обычного воспитания и усвоил обычный, немного видоизмененный гимназический курс, в котором не было древних языков (от которых стонала тогда вся гимназическая Россия), но зато были ботаника, зоология, минералогия, анатомия с физиологией, поскольку Александр III любил природу и старался привить детям интерес ко всему живому.
Потом Николай прошел курс высшей школы: политическую экономию, право и военное дело. Все это к концу XIX века составляло норму для всякого юноши, принадлежавшего к образованным сословиям и ориентированного на военную карьеру.
Александр III почему-то не допускал Нико лая до заседаний Государственного совета вплоть до 1893 года, так что Николай оказался не подготовлен к управлению империей и первое время после воцарения пребывал в настоящей панике.
Николай Александрович вырос очень здоровым, физически крепким юношей со здоровыми простыми вкусами и нормальными инстинктами. Он был прекрасно воспитан — аккуратен, выдержан, учтив, пунктуален. Даже при самых тяжелых обстоятельствах он не позволял себе расслабиться и манкировать своими обязанностями. Он был неприхотлив, равнодушен к комфорту, вел самый размеренный образ жизни. Любил тихие семейные радости, охоту, длительные пешие прогулки, физический труд на свежем воздухе, фотографирование. Воспитывали его не столько педагоги, сколько семейные традиции и родительский пример.
В любой другой стране и в другое время это был бы хороший монарх, достойно и с честью представляющий свою страну. Но, конечно, не в охваченной предреволюционным брожением России.
В собственной семье Николай старался воспроизвести ту же модель, которую с успехом применили к нему самому, с тою лишь поправкой, что наследник Алексей был тяжело болен и почти не мог ходить.
В остальном модель действовала. Николай и Александра позволили своим детям быть просто детьми.
Их не мучили сверх совершенно необходимого обязанностями по представительству. У них было множество игр и игрушек, собак, лошадок, котов, летних путешествий, финских и крымских впечатлений. На них не наседали со всемирной ученостью: школьная программа была не обширной, и от детей не требовали блестящей успеваемости. Дочери Николая плохо говорили по-французски и совсем не знали немецкого. Они читали обычные детские книжки — Майн-Рида и Ф. Купера, Лидию Чарскую, М.Додж, Г. Бичер-Стоу, роман Ф.Х. Бернетт «Маленький лорд Фаунтлерой», посещали театральные утренники и киносеансы — «видовые» и «комические». Им не докучали нравоучениями — во всяком случае, тоже сверх необходимого. Они просто росли, дружили между собой (общим именем девочек было ОТМА, составленное по первым буквам их имен), любили родителей — и были счастливы. Воспитание их шло естественно и незаметно — усвоением стиля жизни, привычек, нравственных устоев и вкусов родителей.
Александра Федоровна сама занималась воспитанием дочерей — няни и гувернантки лишь подменяли ее на время отсутствия. Императрица сама качала детские колыбели (подписывая в это же время деловые бумаги), сама купала наследника и так много внимания уделяла детской, что при дворе поговаривали, дескать, императрица не царица, а только мать.
