Черными колодами лежат на снегу лоси. А те, которые стоят, выглядят уродливо коротконогими. Олени тонут в снегу чуть ли не по брюхо. По следам видно, где лоси бродили, где олени, где кабаны. Лось широким шагом по любой целине шагает, и за ним сама собой вырастает глубокая борозда в снегу. Шаг у оленя короче, чем у лося, и его следы почаще. А кабан-коротышка всем корпусом пашет снег и боками выглаживает стенки тропы, как желоб.
Открытые места на займище, как стежками, прошиты лисьими нарысками: свозят сено с лугов, и лисы проверяют каждый стог, вылавливая лишенную защиты мышатву. Пока еще везде следы одиночек: не подошла пора семейной лисьей жизни.
Белой глыбой повисло на самой высокой, на самой могучей сосне бора гнездо последнего крылатого аристократа Усманского бора орла-могильника. Целый сугроб на вершине дерева-великана. Хозяева гнезда где-то за теплым морем, а тут живут только их соседи, пара старожилов-воронов. Вертолет вспугнул обоих с небольшой поляны, в углу которой чернело бесформенное пятно: для кого-то из крупных зверей слишком жестокой оказалась зима, взяв дань без очереди. Вместе с воронами взлетел с того пятна огромный по сравнению с черными птицами беркут. Давно уже повадились прилетать сюда зимой эти орлы, может быть даже из лесов Скандинавии. На таких крыльях нетрудно за день осмотреть весь лес и найти печальную жертву зимы. Вот так, не проливая крови, живут на легкой добыче могучие птицы, цари пернатого мира.
Над усманским лугом и без того небольшая скорость вертолета кажется еще меньше, пока какая-то крупная ширококрылая птица ракетой не проносится мимо. А на самом деле это встретился неторопливый зимняк, вылетевший на мышиную охоту. Вот она, высота птичьего полета зимой! Он мог бы и повыше взлететь, да незачем. С высоты, конечно, увидишь больше, да поймешь меньше, потому что ни полевка, ни мышь на снегу под солнцем сидеть не будут. Если и выскочит зверек наверх, то через несколько метров снова нырнет вниз. А день еще очень короток: его для охоты еле хватает.
На следующий день, такой же солнечный, тихий и ясный, уже рейсовый самолет показал мне ту же зиму и тот же лес со своей высоты. С той, на которой птицы только весной и летом летают. Совсем иначе выглядели и лес, и давшая ему название маленькая речка, и вся зима. Не разглядел я вчерашних следов, не увидел знакомого оленя, еле различимой черной ниточкой тянулся от реки ручей. Красиво, величественно — ничего не скажешь. Но на земле зима все-таки лучше!
очью из-за какого-то недосмотра в погодной кухне зимы вырвался на свободу удалой восточный ветер и с утра пошел гулять по полям, лесам и речным долинам. Раскачиваются стволы, перекрещиваются на снегу голубые тени, шумит лес. Этот шум не похож на летний, в нем много стука и скрипа. Кряхтит разорванный морозобоинами старый ясень, сухая осина, повиснув в развилке соседнего дерева, ерзает в ней с тележным скрипом и взвизгиванием, надломленный черноклен попискивает, как слепой котенок, постукивают друг о друга мерзлые сучья, трепещут пересохшие, жесткие листья дуба. На самом верху, балансируя завернутым набок хвостом, сидит и стрекочет сорока, но ветер уносит ее голос с собой.
А в глубоком лесном овраге — царство первобытной тишины. Повисли на толстых ветках, на кустах снеговые шали, и любой звук, не рождая эха, тонет в заснеженных склонах. Здесь еще правит зима, хотя до того момента, когда чаши дня и ночи на весах времени уравновесят друг друга, не так уж далеко. И у лесных птиц, в первую очередь у самых малых, все больше свободных от поиска корма минут. Одни тратят их на пение, другие — на весенние птичьи игры, третьим уже пора подыскивать пару и место для гнезда, четвертым просто приятно посидеть на пригреве, наслаждаясь в полудреме забытым за долгую зиму теплом солнечных лучей.
В развилках кленовых ветвей подтаивают комочки снега, и по серой коре расплываются, сползая вниз, темные потеки. А в одном из комочков словно черная бусинка поблескивает искоркой-зайчиком. Не бусинка, а птичий глаз, не снежок, а белоголовый ополовничек — махонький, пушистый шарик с длиннющим хвостиком. Позволив с двух шагов вдоволь налюбоваться собой, птица, словно очнувшись от полузабытья, встрепенулась, негромко пискнула; короткое, сдержанное чириканье раздалось в ответ, и тотчас в густом переплетении ветвей, не обгоняя друг друга, замелькали длиннохвостые силуэты.
Перескакивая с прутика на прутик, с кустика на кустик, ополовнички исчезли на другой стороне оврага, не дав сосчитать, сколько их было. Кажется, не более десятка. Вся семья, неразлучная с прошлого лета, и, похоже, последние дни вместе. Весна разлучит их, чтобы создать новые пары, новые семьи, которые разлетятся в разные стороны.
Начинается семейная жизнь пары ополовничков с птичьих игр, похожих на шутливую погоню друг за другом в безлистных кронах деревьев. Ополовнички то повисают на месте, разделенные одной-двумя веточками, то начинают носиться с такой скоростью, делать такие неожиданные повороты, падения и взлеты, не задевая при этом ни крылом, ни хвостом ни единого прутика, что по сравнению с ними черные стрижи, которые летом так свободно реют в густой паутине проводов на городских улицах, кажутся неповоротливыми.
Игры ополовничков начинаются и обрываются внезапно, сменяясь отдыхом или поспешным поиском корма, но их участники уже не покидают друг друга. Никогда не приходилось встречать этих доверчивых и загадочных птиц ни большими стаями, как синиц, которые к весне собираются по нескольку сот вместе, кочуя к родным местам, ни в одиночку. И если попадался на глаза один ополовничек, то вскоре подлетал или подавал голос второй.
С этими славными птахами у меня знакомство в основном зимнее. Не раз приходилось наблюдать, как быстро осматривают ополовнички чуть не каждый прутик. А чем могут кормить зимой таких крошек живые и здоровые деревья дуба или березки-подростки, или престарелый вяз? Набравшись терпения, я внимательно осмотрел однажды сто веточек прошлогоднего прироста, не толще спички каждая, и нашел на них одну живую щитовку и в коконах шесть куколок крошечных, похожих на мелкую моль бабочек-мешочниц, четыре яичка тли и одного паучонка. Сосна куда щедрее к своим зимним пернатым друзьям: у нее почти на каждой веточке есть что-то годное в птичью пищу.
С толстых шершавых ветвей, с морщинистых и трещиноватых стволов коротеньким, короче, чем у всех других лесных птиц, клювиком много не возьмешь. В узенькую трещинку, под кору им не залезть, но зато, как щипчиками, удобно снимать с гладкой поверхности всякую приклеенную мелкоту, которую ничем иным не ухватить. Сытым ополовничкам не страшен холод: одеты теплее многих других зимующих птиц. Но зато для них не только гололед, а даже иней и слабенькая изморозь на деревьях почти катастрофа: ничего не увидеть на тонкой веточке, облепленной игольчатыми кристаллами льда. Радующая нас лесная красота — беда для ополовничков.
У ополовничков пропорции крыльев и хвоста удивительно сходны с сорочьими. И так же, как сороке, длинный узкий руль позволяет со скоростью пикировать с большой высоты, на которую их заставляет подниматься опасность нападения врага номер один — перепелятника. Стремительно и круто поднимаются они за пределы видимости, когда приходится перелетать из одного леса в другой над чистым лугом или полем.
У птенцов большинства птиц перья крыльев растут быстрее хвостовых, и даже из просторных гнезд они вылетают куцыми или почти куцыми «полухвостиками». Хвосты дорастают до нормы уже потом. А у ополовничков в их тесном и всегда переполненном закрытом гнезде хвосты ко времени вылета вырастают почти такой же длины, как у родителей, но только бывают замяты у кого направо, у кого налево и распрямляются уже потом.
Ополовнички независимы, не ищут чужой компании, защиты или покровительства. Случай нередко сводит их со стайками синиц, но уже через несколько минут каждая следует своим путем. Долгие зимы скитаний по чужим краям ополовнички переживают почти без потерь. Ночами прячутся всей семьей под обрывчиками, в корнях больших выворотней, где сидят щека к щеке и где никому не придет в голову искать их. Все вместе весят едва больше ста граммов, и их выдерживает даже тонкий корешок.
Но, пожалуй, самое трогательное впечатление оставляет совместная постройка парой гнезда. Вместе летят птицы за материалом, вместе возвращаются, и пока одна прилаживает то, что принесла в клюве, другая терпеливо сидит рядом, держа свою ношу. Потом они снова улетают вместе. Щеглы или дрозды- рябинники в дни строительства гнезда тоже неразлучны, но у них самец только сопровождает самку, сам ничего не беря в клюв.
