заведенный еще до того, как он, калека с изуродованной мушкетной пулей ногой, стал звонарем церкви Св. Катерины, сменив умершего от сифилиса предшественника. Надо сказать, ему очень хотелось занять это место, и он решился на последний грех. Напоив звонаря, он подсунул ему гулящую девку с провалившимся носом. Дурная болезнь быстро отправила звонаря то ли в ад, то ли на небеса, освобождая должность, обещающую прокорм и тихую старость. А грех… Тот давний грех бывший канонир давно отмолил.
Люк, ведущий на верхнюю площадку, обиженно заскрипел. Звонарь ступил на доски настила, подошел к чугунной ограде и посмотрел вниз. Посредине церковного двора стоял послушник. Махнул рукой. Звонарь махнул в ответ. Скоро процедура повторится, и ровно в 12 часов колокола Св. Катерины прольют на город свои протяжные звуки.
Взгляд звонаря скользнул вдоль улицы, ведущей к форту «Чарльз». Она была пустынна, лишь в самом ее конце острый глаз канонира углядел двух человек. Звонарь прищурился. Ему показалось, что один из них — старый пьяница Джек Спайк.
Солнце пекло невыносимо. Звонарь отступил в тень, взял горшок с маслом и поднялся на небольшой помост, чтобы смазать «коромысло», на одной стороне которого крепился колокол, а на другой — противовес. Выплеснув масло на железный штырь, он стал спускаться, но тут колокольня покачнулась. Вдалеке громыхнуло. Колокольня качнулась сильнее. Колокол пришел в движение. Звонарь пригнулся, хотел спрыгнуть на площадку, но искалеченная нога подвернулась, он вскрикнул от боли и невольно выпрямился. А колокол уже летел обратно. Его край размозжил голову человека, обнажив студенистое, серо-красное содержимое черепа.
Звонарь умер мгновенно — без исповеди, без причащения. Так же, не по-христиански, в следующие минуты предстояло отправиться в мир иной большинству жителей Порт-Ройяла. Но будет и отличие: они попытаются спасти свои жизни, а потом… потом позавидуют мертвым.
Подземный толчок застал путников у стен форта. Джек Спайк не устоял на ногах и упал.
— Дьявол! — выругался он. — Для одного дня многовато.
Первое падение престарелого пирата тоже не обошлось без постороннего вмешательства. Каналья- кабатчик так ему наподдал, что он пушечным ядром вылетел из дверей, пропахал борозду в пыли и только через несколько секунд смог перевернуться на спину.
В дверях громоздилась туша хозяина таверны. На нем были потертые панталоны, вязаные чулки и башмаки с большими бронзовыми пряжками. Кожаный фартук прикрывал голое волосатое брюхо.
— Чтобы я тебя больше не видел, — процедил трактирщик и скрылся в полумраке питейного заведения.
— Позвольте я помогу вам, сэр.
Худой юноша с ссадинами на лице склонился над Спайком.
— Ну что ж, помоги, сынок, — сказал старик и протянул руку.
Юноша отшатнулся. Рука Спайка была изуродована. На ней остались два пальца — большой и мизинец, а вместо остальных — переплетенные узлы отвратительных шрамов.
— Не нравится? — хмыкнул Спайк. — А ведь это ранение я получил при знаменитом штурме Маракайбо.
— Вы служили у Жана-Франсуа Но?
— Все звали его Олонезец, потому что он был родом из французского городка Ле-Сабль-д'Олонн. Так ты пособишь встать или будешь пялиться на мое «украшение»?
Оказавшись на ногах, старик первым делом отряхнул свои плисовые штаны, вторым — взглянул на юношу более внимательно.
— Ты откуда взялся такой добрый? Впрочем, догадаться можно. В Порт-Ройяле ты недавно, иначе я бы тебя знал. Скорее всего, младший сын какого-нибудь бедного английского барона. Наследства не видать, в монахи идти не захотел, вот и подался за удачей на Карибы. Может, поднесешь стаканчик?
— Я из Дартмура, — сказал юноша. — Тимоти Лейтон. А денег у меня нет. Почти все я отдал капитану корабля, вчера доставившему меня сюда.
— И теперь ты думаешь, что делать дальше, — оскалился в улыбке Спайк. — Записаться лет на пять в «белые рабы», как поступил в свое время великий Генри Морган, или попытать флибустьерского счастья.
— Не хочу в рабы.
— Тогда тебе прямая дорога в порт. Пройдись по кабакам, поговори с вербовщиками, подпиши договор — и в море.
— Я пытался. Но меня избили и обобрали до последнего пенни.
— Это у нас запросто, — кивнул старик. — Ладно, я тебе помогу. Замолвлю словечко. Ручательство Беспалого Спайка и сегодня кое-чего стоит.
По раскаленной Куин-стрит они спустились к гавани. Она была забита кораблями. Некоторые готовились к отплытию: матросы висели на веревочных скамейках вдоль бортов и железными скребками обдирали с приподнявшихся над водой бортов ракушки и водоросли. Другие суда стояли под разгрузкой: по узким прогибающимся сходням сновали черные невольники с тюками. Рабов подгоняли млеющие от жары надсмотрщики. Изредка кто-нибудь из них поднимал руку с плетью, и кожаные ремешки с медными наконечниками впивались в спину раба, рассекая кожу и оставляя длинные кровавые полосы.
Беспалый Спайк ковылял рядом с Тимоти Лейтоном и рассказывал о Жане-Франсуа Но по прозвищу Олонезец.
— Это был великий человек! Никто в те веселые времена не мог сравниться с ним в жестокости. После захвата Маракайбо он лично рубил головы испанцам и всякий раз слизывал кровь с клинка, сравнивая ее вкус. Еще ему нравилось жечь городские церкви, загнав туда жителей. А однажды он располосовал живот испанскому идальго, кишки прибил к дереву, а пленника заставил бежать, разматывая их. Он был шутником, наш Олонезец. Мы любили его…
— Любили? — не поверил юноша.
— Конечно, любили. В том походе добыча составила 500 тысяч пиастров. Мы буквально купались в золоте! Как же было его не любить?! Я был с ним и в последнем походе. Поначалу все шло прекрасно, но потом фортуна нам изменила. Олонезец повел корабли узким проливом и посадил их на скалы. Много людей погибло, а те, кто уцелел, поплыли вдоль берега на шлюпках. Начался шторм, и шлюпки разбило о рифы. Мы оказались в неудачном месте в неудачное время. Местные индейцы засыпали нас стрелами. Уцелел лишь я, потому что не лез вперед с саблей наголо, а притаился в какой-то расщелине. Оттуда мне отлично было видно, как дикари разделывали моих товарищей на куски, обжаривали их на костре и пожирали. Олонезца тоже съели.
— А как вы спаслись?
— Дождался, когда индейцы сядут в пироги и отчалят, подкрепился тем, что осталось от их пиршества, и пошел через джунгли. Долго скитался, попал в плен к испанцам, за строптивость лишился пальцев на руке, выжил, бежал, через год оказался в Порт-Ройяле.
— А Моргана, Моргана вы тоже знали? — спросил юноша.
— Знал ли я Моргана? — воскликнул Беспалый. — Еще бы! Ведь я сражался при Порто-Бельо! Мы никак не могли взобраться на стены фортов, и тогда Морган приказал доставить монахинь из окрестных монастырей. Они взяли лестницы и потащили их к стенам. А мы укрывались за ними. Испанцы сначала медлили, но затем открыли огонь. Лестницы легли на стены, и мы погнали сестер во Христе наверх. Я лез за какой-то монашкой, и даже засунул голову ей под рясу. Так она обмочилась от страха! Потом, уже на крепостной стене, какой-то испанец разрубил ей алебардой голову до самого рта. Голова развалилась на две половинки и легла на плечи… Так мы взяли город. Да, хорош был Генри Морган, как ни посмотри, хорош. А кончил скверно.
