— Упал, — сказал я.
— Очнулся, гипс? — съехидничал отец, а мать приложила к ушибленному месту ледяной компресс и пару непечатных слов по адресу хулиганов.
Два дня болело нестерпимо, и лишь когда кожа лица сменила фиолетовый цвет на зелёный, я почувствовал, что снова могу воспринимать окружающих мир адекватно. Правда, не в таких оптимистичных тонах, как прежде.
Потом позвонил Вася. Начал молоть всякую чепуху, ожидая, когда я сам заведу разговор на волнующую его тему. Я же решил доставить себе маленькое удовольствие, уведя нашу беседу слегка в сторону: про урожай грибов в прошлом году, про положение дел во Вьетнаме, про выращивание помидоров.
На истории о Тунгусском метеорите он сломался, не выдержав пытки идиотизмом.
— Что там у тебя с Муриком произошло? — спросил он, перебивая меня на самом интересном месте.
— Ничего особенного. Просто чей-то болтливый язык…
— Ты извини. По пьянке это я. Лишнего наговорил.
— А с каких это пор ты с Муриком компанию водишь?
— Да это я так, — замялся мой бывший друг. — Случайно получилось. А насчёт прибора ты не волнуйся. Я поговорю с ним. Отдаст.
Сам он, впрочем, этому нисколько не верил.
Что и подтвердилось через пару дней, когда припёрся он ко мне лично. Глаза прятать ему было решительно некуда, поэтому взгляд его скучивался в районе кончика носа. И новости он принёс поразительные.
— Понимаешь, — поведал он. — Тут вот какая чепуха. Замели Мурика. В КПЗ он сейчас.
От возникшей догадки мне даже повеселело.
— Они прошлой ночью решили склад взять, — продолжил Вася. — Понятное дело, там сторож был, но Мурик сильно на твой прибор понадеялся. Не знаю, может, у него очень слабые мозговые волны оказались, но только до сторожа они не дошли. Короче, приехали менты и всех повязали.
— А прибор?
— Сломал его Мурик. От злости. Да и улики лишние ни к чему. Ты, кстати, уехал бы на время из города, а то он на тебя грешит, что будто ты ему подсунул липу.
У меня от такой наглости в горле пересохло.
— Подсунул? Да он же у меня его сам из кармана вытащил!
— Я-то тебе верю, но ты же знаешь Мурика. Заводной он. Оттого и страдает. Ты подожди, пока суд пройдёт. Упекут его теперь надолго — всё-таки пятая ходка. И с отягчающими. Тогда снова можешь приезжать.
— Спасибо!
— Да мне-то за что?
Нет, он серьёзно подумал, что я его благодарю.
— А ты где был, когда сторожа «гипнотизировали»? На шухере стоял?
— Не, я такими делами не занимаюсь, — соврал Вася.
Оставшийся от каникул лоскуток времени ушёл у меня почти целиком на сочинение легенды. В версиях недостатка я не чувствовал, но ни одна из них не годилась для головастого Вальки. Раскусит он меня, как щенка. Поэтому я сказал просто:
— Потерял я твой прибор.
— Это который?
— Ну, тот, что мысли усиливает.
— И как прошли испытания? — загорелись его кулибинские глаза.
Пикантные подробности я опустил, но в основных чертах пришлось ему поведать о том, как меня жестоко развели и наказали за излишнюю болтливость.
— В общем, работает, как часы, — закончил я своё грустное повествование на мажорной ноте. — Вернее, работал. Но ты же ведь сможешь его восстановить? Да? Схема-то у тебя осталась? С деталями я помогу, сам куплю — не сомневайся.
Валька выслушал концовку рассеянно, а на самом — лица нет. Накатилась на него настоящая чёрная туча. Ни слова он мне не сказал и вышел из комнаты.
Был бы я царским офицером, непременно бы застрелился. Но советский студент просто лёг на кровать и уставился в потолок, рассуждая о превратностях судьбы. У нас ведь ни пистолетов, ни чести. Минут пять так лежал, не моргая.
Потом открылась дверь — вернулся Валька. Сел он на краешек моей кровати и голову повесил. И ощущение у меня от его согнутой фигуры вполне сюрреалистическое: вроде как не я виноват, а он.
— Поговорить надо.
Ничего не понимаю и только пялю на него глаза.
— Ты прости меня, — говорит Валька.
— За что?!
— Наврал я тебе про прибор.
— Как наврал?
— Самым хулиганским образом.
Я резко, словно неваляшка, поднялся с подушек.
— Постой! А как же коробочка, микросхемы, электромагнитные колебания, папина диссертация?
— Приемник это, — выдохнул Валька. — Не совсем обычный, конечно. Буржуйские станции ловит за милый мой. Но чтобы мысли усиливать — такого ни он и никакой другой прибор не умеет. Может, лет через сто научатся. Если хочешь, можешь набить мне морду.
Он сочувственно посмотрел на мой почти заживший синяк.
Бывают мгновенья в моей жизни, когда я соображаю не очень быстро, но это был не тот случай.
— Валька! — говорю. — Ты — гений!
Теперь настала его очередь глаза круглые делать. Но я торопился. Потом ему всё расскажу, если сам не догадается по своему обыкновению.
Я впопыхах набросил пальто и выскочил на улицу, застегивая его на ходу и морщась от прикосновения колючих снежинок. Первый же телефон-автомат оказался исправен. Две копейки провалились в его ненасытную утробу. Послышались гудки. Затем приятный женский голос сказал:
— Алло!
— Здравствуйте. Будьте добры, позовите Катю, пожалуйста!
Москва, 2008
Примечания
1
Вино-водочные магазины в советское время продавали свою продукцию, начиная с 11-ти часов утра.
