принимало должных мер пресечения. После создания Комитета обороны Петрограда 25 февраля некоторые партийные работники в Кронштадте предлагали также создать в крепости и на кораблях чрезвычайные тройки. Однако комиссар крепости И.Новиков заявил на это, что «Кронштадт надежен и что он сам со всем справится и никаких комитетов создавать не будет». [272] В это решающее время никаких чрезвычайных мер не предприняло со своей стороны и командование Балтфлота. Подобная самоотверженность на практике обернулась по существу самым настоящим попустительством к мятежным подстрекателям, действия которых с каждым днем становились все увереннее и смелее.
Собрание на «Петропавловске» 28 февраля явилось фактически сходкой, на которую сошлись представители всех антисоветских сил крепости. Председательствовал С. Петриченко — будущий «вождь» мятежников. В первую очередь он дал выступить «представителям», побывавшим в Петрограде во время «волынки». [273] Содержание их речей в источниках не отражено, но можно предположить, о чем они говорили, по известной уже речи подобного же «представителя» Гаевского на заседании Петроградского Совета.
В пространном документе, принятом взвинченным подстрекателями собранием, содержались требования, ставшие основными программными требованиями мятежников. Назовем важнейшие из них: немедленные перевыборы Советов тайным голосованием, свобода слова для «анархистов и левых социалистических партий», ликвидация политотделов, снятие заградотрядов, уравнение пайка «для всех трудящихся, за исключением горячих цехов», освобождение «политических заключенных социалистических партий», упразднение «коммунистических боевых отрядов» и т. д. [274]
Здесь еще не был сформулирован знаменитый лозунг: «Власть Советам, а не партиям», ставший позже идеологическим кредо кронштадтского мятежа. Но уже и в этом документе антикоммунизм маскировался под беспартийность. В этом смысле следует обратить внимание на следующий пункт «резолюции»:
«Собрать не позднее 10 марта 1921 г. беспартийную конференцию рабочих, красноармейцев, матросов гор. Петрограда и Кронштадта и Петроградской губернии».
Итак, вместо Советов — «беспартийные конференции», в которых, однако, должны принять участие представители «анархистов и левых социалистических партий», то есть прежде всего меньшевиков и эсеров.
Утром 1 марта подстрекатели попытались провести резолюцию, принятую накануне уже на более авторитетном собрании. Это им удалось, причем комиссары линкоров «Петропавловск» и «Севастополь» (в особенности комиссар последнего) проявили недостаточную твердость и не оказали должного отпора подстрекателям, хотя имели на то реальные возможности, [275] например приказать запереть люки, вооружить коммунистов непосредственно на кораблях, вызвать подмогу с берега и т. п. Эти и подобные меры неоднократно применялись во время гражданской войны по отношению к воинским частям, зараженным брожением, и комиссары линкоров не могли о том не знать. Петриченко и другие вожаки мятежников оказались более активными.
Вечером 28 февраля на корабли Балтфлота поступила телефонограмма следующего содержания:
«Общее собрание линкоров «Петропавловск» и «Севастополь» просит все морские части, находящиеся в Петрограде, как-то: линкоров, минную дивизию, подлодок и береговые части — выделить своих представителей беспартийных в Кронштадт на линкор «Петропавловск» на собрание моряков Кронбазы не позже к двум часам дня 1 марта сего года». [276]
В телефонограмме была дана ориентация на беспартийность будущего сборища, в ней еще в завуалированной форме прокламировалась идея «Советов без коммунистов».
Около полудня 1 марта на «Петропавловске» состоялась новая сходка, на сей раз оформленная как «собрание моряков бригады линейных кораблей». Помимо матросов с «Севастополя» здесь присутствовали представители других частей и кораблей Кронштадта, а также частей с южного берега Финского залива. [277] Опять раздались все те же демагогические речи о «расстрелах» и т. п. На собрании на этот раз присутствовал председатель Кронштадтского Совета П. Д. Васильев [278] и другие члены Совета. Они выступали, пытаясь овладеть положением, но добиться перелома в настроении моряков не удалось. Вновь была принята резолюция, составленная и утвержденная накануне.
Положение обострялось. Назревало открытое выступление. Следует сразу признать, что военные руководители Кронштадта сделали далеко не все для подавления растущего мятежа в зародыше. Не были созданы ревтройки, не было объявлено чрезвычайное положение, как это было сделано в самом Петрограде в дни обострения «волынки». Тем самым кронштадтские коммунисты оказались в решающий момент дезорганизованы.
Комиссар Балтфлота Н. Н. Кузьмин прибыл в Кронштадт 28 февраля. Характерно, что даже этот опытный и решительный политработник в какой-то мере поддался настроению благодушия, царившему среди кронштадтских руководителей. Впоследствии он откровенно признал это. По его словам, даже утром 1 марта «в общем картина не рисовала такого положения, что будет восстание, большое движение. Если бы это было ясно, то, поверьте, можно было закрыть люки и задержать всех. Но мы имели перед собой Петроград, где тоже было тяжелое настроение и все-таки удалось успокоить, так думали и здесь. Когда я явился на корабль (имеется в виду «Петропавловск». — С. С.), создалось определенное настроение. Предлагалась резолюция, которую они приняли». И тем не менее Кузьмин, ознакомившийся с настроением собрания, с тем документом, который был им принят, тогда же сделал вывод: «Ничего страшного не чувствовалось. Чувствовалось некоторое резкое настроение». [279]
К сожалению, Н. Н. Кузьмин поспешил послать оптимистическую телефонограмму в Петроград, что положение в крепости меняется в лучшую сторону. [280] Так было потеряно время для принятия решительных мер по предотвращению мятежа. Однако Кузьмин остался среди кронштадтского гарнизона и продолжал мужественно исполнять свой долг.
Днем 1 марта на Якорной площади Кронштадта состоялся митинг. В подготовке его деятельное участие приняли будущие главари мятежа. Руководители Кронштадтской военно-морской базы не препятствовали созыву митинга, рассчитывая, что им удастся переломить настроение рядовых матросов и солдат гарнизона. На площади собралась огромная толпа самого разнообразного состава, численность ее определялась впоследствии в 12 тыс. человек. [281] На трибуне находились П. Д. Васильев, Н. Н. Кузьмин, а также специально прибывший из Петрограда Председатель ВЦИК М. И. Калинин. Председательствовал на митинге Васильев, который так и не смог навести порядок в огромной нестройной толпе, где активно действовали будущие главари мятежа.
Н. Н. Кузьмин, которому было предоставлено первое слово, произнес принципиальную, боевую речь, несмотря на то, что активисты-антисоветчики, собравшиеся вокруг трибуны, всячески мешали ему.
Дальнейший ход митинга хорошо передан в воспоминаниях очевидца. Поскольку более подробных свидетельств об этом эпизоде обнаружить не удалось, стоит процитировать отрывок полностью:
«После речи Кузьмина на трибуне выступили «желающие», ярко демагогические речи которых все больше взвинчивали слушателей. Заградилка, голод, холод, война кончена, а порядка нет, комиссарам и ответственным тепло, нас забыли, — все это разжигало страсти и электризовало массу. Одинокие голоса коммунистов терялись, заглушались ревом озлобленной толпы. Когда на трибуну вышел Михаил Иванович (Калинин. — С. С.), толпа несколько успокоилась. Но ветер относил слова, к тому же огромная площадь не позволяла охватить всю массу, зачинщики же не дремали. — Брось, Калиныч, тебе тепло, — раздавались голоса то из одного, то из другого угла. — Ты сколько должностей-то занимаешь и поди везде получаешь! — орал бородатый красноармеец из середины толпы. После выступления Калинина опять и опять враждебные лозунги, речи, выкрики. Выступил Кузьмин (с заключительным словом. — С. С.). Напрягая голос, он напомнил собранию славные боевые традиции Кронштадта, Балтийского флота. Вдруг из толпы кто-то резко крикнул: — А ты забыл, как на Северном фронте через десятого расстреливал? [282] — Долой! Долой! — забушевало кругом. Кузьмин старался перекричать: — Изменников делу трудящихся расстреливали и будем расстреливать. Вы на моем месте не десятого, а пятого расстреляли бы. — Довольно, хватит! — кричали кругом, — постреляли! Нечего нам грозить, не то видали… Гони, гони его!» [283]
