— Интересно, почему он не женится? Говорят, он живёт в амбаре, а вместе с ним — две кошки.
— Пора бы ему обзавестись настоящим домом и собакой, если уж не хочет жены.
Огромные усы Квиллера были своеобразной достопримечательностью Мускаунти: ими восхищались мужчины, их обожали женщины. Как и пышная шевелюра, они уже начали седеть, что придавало физиономии Квиллера скорее добродушный, чем свирепый вид. Но того, что его усы обладали особым свойством, не знал никто. Именно они служили источником предчувствий Квиллера. Столкнувшись с подозрительными обстоятельствами, он ощущал в верхней губе какое-то покалывание, которое заставляло его задавать себе вопросы. Нередко можно было видеть, как он трогает усы, поглаживает их кончиками пальцев, постукивает по губе костяшками пальцев — всё зависело от интенсивности покалывания. Те, кто это видел, считали, что Квиллер попросту нервничает. Понятно, что он никому, даже самым близким друзьям, о покалывании ничего не говорил.
После исчезновения туриста покалывание в верхней губе заставило Квиллера отправиться в Фишпорт, скромную деревушку возле курортного городка Мусвилл, где в полумиле от берега озера у него имелся деревянный коттедж. Этот домик, часть наследства Клингеншоенов, был уже ветхим, но вполне годился для коротких летних наездов. Расположенный всего в тридцати милях от Пикакса, он тем не менее мог считаться уединённым — в силу причин скорее психологического, чем географического свойства. Мусвилл, откуда открывался вид на безбрежные, в сотни миль, озерные просторы под огромным куполом неба, был особым миром. Даже пара сиамских кошек, которые жили у Квиллера, чувствовали уникальность этого места.
Их троих свёл благосклонный случай. Оставшуюся без хозяев кошечку, несчастного симпатичного несмышленыша, Квиллер подобрал в соседнем богатом доме. За милое выражение мордочки и обаяние он назвал её Юм-Юм. Гладкий мускулистый кот сам прибился к нему — как раз тогда, когда Квиллер пытался наладить свою жизнь. Кот носил кличку Као Ко Кун до того, как осиротел. Теперь его звали Коко, он обладал роскошными усами и поразительными умственными способностями. Коко и Квиллер в чём-то были родственными душами — один с кошачьей радарной системой, другой со сверхчувствительными волосками над верхней губой.
На следующий день после того, как газета напечатала историю про туриста, Квиллер отправился в центр города в редакцию «Всякой всячины», чтобы сдать статью для колонки
«Из-под пера Квилла» и сообщить о своём намерении уйти в отпуск. Он написал тысячу слов о Четвёртом июля[1] с точки зрения Бенджамина Франклина. (Как бы тому понравилось барбекю на заднем дворе и выпускницы средней школы в серебристых колготках?) Квиллер обнаружил, что кабинет главного редактора газеты украшен бумажными гирляндами и плакатом, на котором было намалевано:
С днём рождения, Джуниор! Поздравляем с шестнадцатилетием!
Джуниору Гудвинтеру было больше тридцати, но поджарая фигура и мальчишеские черты лица придавали ему вид вечного школьника.
— С шестнадцатилетием? — удивился Квиллер. — Тебе ни за что не дашь больше пятнадцати. — Опустившись в кресло, он опёрся правым локтем о левое колено. — Кофе ещё остался?
Джуниор крутанулся на вертящемся кресле и налил гостю полную кружку.
— Квилл, ты читал статью про туриста? Учительница из Содаст-Сити позвонила в редакцию и устроила нам разнос за то, что не отредактировали рассказ рыбака. Мы дословно напечатали всё, что он сказал. У Джил записано на пленке.
— Не обращай внимания, эта учительница — с причудами, — отозвался Квиллер. — Ничего страшного, если монотонность правильного английского разбавили капелькой живого местного говора.
— Согласен с тобой, — сказал Джуниор. — А потом позвонил какой-то тип и пожаловался, что в статье жена Хоули говорит лучше, чем муж. Он назвал это дискриминацией по половому признаку.
— Я видел их обоих! Именно так они, чёрт возьми, и говорят! Как я рад, что не сижу на твоём месте, Джуниор.
— Учительница из Содаст-Сити призывает нас печатать статьи о чистоте речи, вместо того чтобы «тратить столько места на спорт».
— Никто эти статьи читать не будет.
— Получилась бы пустая болтовня, вроде писаний Энн Ландерс…[2] Кстати, что ты делаешь четвёртого?
— Уезжаю на месяц на побережье.
— Кошек берёшь?
— Конечно! Там для них рай! Затянутая сеткой веранда — их седьмое небо! Я отправляюсь туда ради мира и покоя. Они — ради звуков и зрелищ: кричат чайки, пищат птицы-перевозчики, каркают вороны, шуршат бурундуки! И всё движется: птицы, бабочки, кузнечики, трава на берегу, волны в озере…
— Звучит очень привлекательно, — проговорил Джуниор. — А что ты там будешь делать?
— Читать, бездельничать, кататься на велосипеде, бродить по берегу…
— Ты сможешь присылать оттуда рукописи?
— Что?!
— У кого-нибудь там наверняка есть факс, ты сможешь им воспользоваться.
— Ты, кажется, забыл, что я отправляюсь отдыхать. Бог знает сколько времени у меня не было отпуска.
— Но ты ведь понимаешь, что, если в газете не появится твоя колонка, читателей хватит удар… Ты сам хвастался, что можешь писать одной левой, привязав правую за спину.
— Ладно… Скажи спасибо, что сегодня твой день рождения.
— Ты читал заметку Джил о новом ресторане?
— Да, и надеюсь побывать там. И в новом летнем театре тоже.
— Открытие в пятницу, — сказал Джуниор. — Не хочешь ли написать рецензию на спектакль? — Он заметил на лице Квиллера кислую гримасу. — Знаю-знаю, твой отпуск, но ты же писатель, а писатель пишет, как другие люди дышат. Что скажешь, Квилл? Ты способен написать рецензию с завязанными глазами.
— Ладно… Подумаю.
Перед тем как уйти, Квиллер заглянул в кабинет издателя. Они с Арчи Райкером дружили с самого детства и вместе работали в Центре. Оба вполне приспособились к жизни в глубинке, а Арчи даже женился на местной жительнице. Его румяная от природы физиономия лучилась довольством зрелых лет, а слегка выступавшее некогда брюшко ещё больше округлилось. Милдред Райкер вела во «Всякой всячине» кулинарную колонку.
— Вы уже переехали на озеро? — спросил Квиллер.
— Конечно! Теперь много времени уходит на дорогу, но оно того стоит. Какой там бодрящий воздух!
«И пьянящий, — подумал Квиллер, — у всех местных крыша едет, а те, кто приезжает на лето, тоже вскоре съезжают с катушек». Но вслух сказал:
— Я забираю кошек и во второй половине дня перебираюсь туда. Полли уехала на целый месяц.
У Райкера была Милдред, у Квиллера — Полли Дункан. Полли заведовала местной библиотекой, и возможность их брака широко обсуждалась пикакским обществом. Однако оба предпочитали жить по отдельности, тем более что их кошки терпеть друг друга не могли.
— Почему бы тебе не зайти к нам пообедать? Будут Комптоны… Милдред приготовит свои знаменитые свиные отбивные с печёными яблоками.
— В котором часу?
— Около семи… А что ты думаешь про таинственную историю в Фишпорте? До тебя дошли слухи о Хоули?
— Да, но я не считаю нужным их комментировать.
— Лично я думаю, — произнёс Райкер, — что всё это рекламный трюк, к которому прибегла Торговая
