может так ласково прижиматься! Самая любимая и самая добрая Женька. Да я должна чувствовать, что ты ко мне опешишь, когда ты взялась за дверную ручку в своей квартире.
- Вот ты какая, Маринка! — грустно вымолвила Светлова, и ее плечо мгновенно отстранилось от подруги.
- А разве ты не такая?
- Не такая, — тихо промолвила Светлова, и в голосе ее зазвенели упрямые нотки: — Совсем не такая... не ласковая и не добрая!
- Выдумываешь, — недоверчиво протянула Марина.
- Выдумываю? — вскричала Женя. — Как бы я хотела, чтобы все это было выдумкой. Но ведь это правда. Неумолимая правда.
- Что это? — с ударением спросила Марина.
- Ты хочешь знать? — Светлова теперь говорила быстро и твердо, как человек, на что-то решившийся. — Правда часто бывает не сладкою, но я все равно тебе скажу, потому что не могу. Только ты не оборачивайся, Маринка. Сиди как сидела, иначе я не выдержу... твоих глаз не выдержу.
- Говори, — напряженно улыбнулась Бережкова.
- Маринка,— торжественно и горько начала Женя.— Я не имею права молчать. Я обязана тебе признаться, чтобы ты знала, какой я маленький и ничтожный чело вечишко. В тот момент, когда сегодня зачитали в приказе твою фамилию, я не могла с собою совладать. Понимаешь, Маринка, я тебе позавидовала. Зло позавидовала. Мне стало жалко и обидно, что полечу не я, что рушится надежда всех этих лет. Понимаешь?
- А теперь? — строже спросила Бережкова.
- Что теперь? Теперь я взяла себя в руки, потому что вое правильно. Ты крепче меня и лучше выполнишь задание. Вот я и рассказываю тебе обо всем.
Бережкова порывисто прижала к себе светловолосую Женькину голову, вгляделась в такие знакомые серые глаза, как маленькую, погладила ее по короткой стрижке волос.
- Женька, Женька! — вздохнула она счастливо. — Глупая, сумасбродная Женька! Если бы ты не пришла сейчас ко мне, это была бы не ты.
- Значит, ты меня прощаешь?
- За что? — засмеялась Марина. — За минутную человеческую слабость? Это же прекрасно, что мы говорим до конца друг другу всю правду. Если бы тебя утвердили в экипаж, а меня дублером, я бы тоже тебе завидовала. Только не главное это сейчас. Слушай, Женька, я доверяю тебе тайну, о какой еще не знает никто. Ни мой муж, ни генерал Моча лов, ни сам начальник медслужбы. Ты будешь молчать об этом, Женька? Поклянись.
Могила! — сказала Светлова и кулаком, по-мальчишески, стукнула себя в грудь.
Так слушай. Я никуда не полечу... ни в космос, ни на космодром в качестве дублера.
Женя вырвалась из ее рук, ухватила Марину за твердые плечи, отодвинула от себя. Увидела глаза, грустные и возбужденно-радостные одновременно, подернутые легкой дымкой. Что-то новое, затаенное сияло в них.
- Что с тобою, милая Маринка! Ты, завоевавшая на это право таким упорным трудом на Земле, ты, которая как стеклышко, собираешься... отказаться от полета?!
- Я беременна, Женька. — тихо призналась Марина.
* * *
В семь утра Горелову позвонили.
Он отложил в сторону гантели, снял телефонную трубку:
- Вставайте, мой друг, вас ждут великие дела, — пошутил генерал Мочалов.
- Почему так торжественно, Сергей Степанович?
- На ваше имя получена телеграмма. Встречайте мамашу в двенадцать дня на Ленинградском вокзале. Вагон шесть.
- Как же так? — растерялся Горелов. — У меня в десять тридцать тренаж на корабле «Заря». Времени только позавтракать осталось. Возможно, кого из друзей попрошу ее встретить? — неуверенно предположил Горелов. В трубке послышалось шумное дыхание генерала. Алексей давно уже знал: Мочалов так дышит, когда сердится.
- Да-а,
- Так ведь тренаж на корабле, товарищ генерал.
- Отменяю тренаж,— веско заключил Мочалов. — Проведете сегодня весь день с матерью. Больше до старта такой возможности не предвидится...
После завтрака Горелов выехал из городка в Москву. День обещал быть жарким, над лесом уже дрожало струйное марево.
Пока ехали, Алексей все думал и думал о матери. Почти год они не виделись. Да и вообще с той поры, как был он зачислен в отряд генерала Мочалова, раза три приезжал он в Верхневолжск и однажды, в прошлом году, погостила у него Алена Дмитриевна. Алексей не сдержал легкого доброго смешка, вспомнив этот визит. Даже шофер на него покосился, недоумевая, что бы так могло развеселить капитана? А визит и на самом деле сложился любопытно. Ни разу не сказал Алексей матери во время своих коротких наездов в Верхневолжск о том, что он служит теперь в отряде космонавтов. Однажды, растапливая печь, Алена Дмитриевна с доброй проницательной улыбкой поинтересовалась:
- Как у тебя служба идет, сынок, в твоей секретной части? Лучше или хуже, чем в летчиках?
- Лучше, мама, — подтвердил он.
- И летать приходится меньше?
- Гораздо меньше, мама.
- Вот и хорошо это, — согласилась Алена Дмитриевна и прекратила расспросы.
Потом она собралась к нему и приехала в городок посмотреть на все своими глазами. В фанерном чемодане привезла гостинцы: пол-окорока и раннюю анисовку. С некоторым удивлением обошла его просторные комнаты, скосила взгляд на полированный стол с белым телефоном и на пластмассовый широкоэкранный телевизор, на позолоченные и посеребренные тиснением корешки книг в шкафу.
- Ты один или с товарищем каким здесь живешь?
- Один, мама.
- Не больно ли шикарно, Алешка?
- Не знаю, — засмеялся он. — Начальство так приказывает.
- Начальству виднее, — степенно согласилась Алена Дмитриевна.
Не успели они накрыть на стол, зазвонил телефон. Алексея срочно вызывали в штаб. Он поцеловал мать в щеку:
- Извини, мама, скоро вернусь.
- Ну, иди, иди, сынок. Служба, ничего не поделаешь, — напутствовала Алена Дмитриевна.
Он возвратился довольно скоро и был удивлен переменой, произошедшей в матери. Глаза были тревожными и озабоченными, она долго не сводила с него взгляда.
—В чем дело, мама? Что тут произошло?
Алена Дмитриевна села за стол, стала задумчиво протирать тарелку за тарелкой, хотя они й без того были чистыми.
- Я тут без тебя два раза выходила на звонок, Алешенька.
- Ну и что же?
- Первый раз дверь открыла — Титов на пороге стоит. Он хоть и без орденов, но я его сразу признала.
