места в пилотских креслах на корабле «Аврора», где их ожидает командир экипажа летчик-космонавт подполковник Владимир Костров. Несколько позднее мы вам покажем пилотскую кабину космического корабля «Аврора».
Музыка покрыла торжественным маршем слова диктора. Вероятно, на всех телевизорах уже завершилась прямая передача из космоса, а на контрольном экране по-прежнему виднелись размытые изображения двух человек, плававших в невесомости далеко от родной Земли. Находившийся в кабине корабля Костров включил вторую контрольную телевизионную камеру, и сейчас было видно, как подплывает к «Авроре» одна из фигурок в скафандре. Было далеко не просто принять обратно на борт через узкий шлюз двух человек. «Первая — это Женя, — догадался Горелов и почувствовал, как вздрогнул от радости и гордости за нее. — Ей, конечно, сейчас нелегко. Ведь там даже пульс бьется с ускорением, в два с половиной раза чаще, чем на Земле. Какая на нее теперь навалилась усталость! Вот и движения стали замедленными».
Он не знал, что о том же самом думала в эти мгновения и Женя. Она слышала все это время неприятный и непередаваемо однообразный, однотонный звон в ушах и не могла понять, то ли это стучит ее кровь, то ли потревоженная Вселенная, врываясь в скафандр, силится что-то ей сказать на своем недоступном человеку языке. Готовясь войти в люк шлюза, Женя отыскала в черной глубине под собой звездную холодную россыпь и сказочно-голубой шар. «Неужели это Земля, и мы там живем! — подумала Женя. — Какая она красивая и далекая».
И ей стало от этого жутковато.
В августе беспощадны среднеазиатские ветры. Иногда по четыре и пять дней подряд носятся они над городами, пустынями и степями, опаляя людей и землю невыносимым зноем, иссушая воду в мелких арыках, поднимая тучи скрипучего на зубах песка. Даже небо, голубое и неподвижно-ленивое, кажется, прокалено этими ветрами: редко сеет оно облегчающие дожди, все чаще и чаще дает власть палящему солнцу, преследующему все живое. Солнце это одинаково немилосердно и над белыми зданиями городка и над пусковыми вышками, остро возвышающимися над необъятной равниной, и над далеким от космодрома веселым Степновском, уютно прилепившимся к излучине Иртыша.
В этот день большой степновский аэродром тоже, как могло показаться, вымер от зноя. Ни один самолет не взлетал и не садился на широкую бетонку, не гудели опробуемые на стоянках двигатели. Пришел приказ все полеты запретить до тринадцати ноль-ноль, и, пожалуй, только один генерал Саврасов знал, с чем это связано.
Часть летчиков и техников была отпущена до обеда с аэродрома, и они с удовольствием отправились купаться. На улицах городка появлялись лишь редкие прохожие и проносились редкие машины.
Лидия на всех окнах опустила занавески, но и это плохо помогало — в комнатах было душно. Наташка в одних трусиках возилась в своем уголке. Играла она уже не в куклы, а в настольное лото, взяв себе в компаньоны плюшевого медведя. Лидия в полосатом шелковом халате гладила ее белые бантики и школьную форму.
Вдруг Наташка бросила лото и подбежала к окошку.
—Ой, мама, кажется, дядя Алеша в наш подъезд вошел!
Лидия побледнела и на мгновение отняла утюг от белоснежного фартука дочери.
- Успокойся, он не может сейчас прийти, — ответила она недовольно.
- Почему, мама? — удивилась Наташка. — Он же всегда приходит неожиданно. И тогда, последний раз, когда я спала. Почему он меня не разбудил? Торт принес, игрушки принес, а меня не разбудил.
- Он очень торопился, маленькая, — певучим голосом пояснила Лидия, — его ожидало большое дело.
- Большое, как я? — засмеялась Наташка.
- Нет, доча, — грустно улыбнулась и Лидия. — Гораздо большее, чем ты и я.
- Большое-пребольшое?
- Вот именно.
Наташка разочарованно отошла от окна и прищурила синие глазенки. Когда она бывала не в духе, дергала правую белую косичку. И сейчас она потеребила ее в задумчивости.
—Мама, а ты почему всегда краснеешь, когда дядя Алеша к нам приходит?
Лидия выключила утюг, уместила его в железном гнезде-подставке и укоризненно покачала головой:
- Это тебе так показалось, девочка.
- Показалось! — вскричала Наташка. — Зачем же ты говоришь неправду! Нет, ты всегда краснеешь, если он приходит. И сейчас покраснела... А я знаю, отчего это. Ты его любишь, мама! — выпалила она.
- Вот еще. Да откуда ты взяла? — совсем смешалась и нахмурилась мать.
—Нет, любишь, любишь, — упрямо повторила Наташка, — И я люблю дядю Алешу... А мне можно его папой называть?
Лидия собиралась рассердиться, но вдруг увидела, как быстро изменились глаза ребенка. Радость в них померкла, уступив место грусти и раздумью. Лидия схватила Наташку, прижала к груди.
—Эх ты, моя фантазерка! Ну как же ты так? Мы же не знаем еще с тобой, любит он тебя или нет.
—А я знаю. Меня он любит, — твердо сказала Наташа, — он мне сам об этом сказал. Вот... И что тебя любит — сказал.
Лидия погладила белую головку.
- Если бы все было так просто, девочка.
- Конечно просто... любит — и все.
- Когда он появится, мы об этом у него спросим, — не улыбаясь, сказала Лидия. — А теперь иди играй, доченька. Я тебе платье должна подшить. Уже ведь и первое сентября на носу.
Что-то в эту минуту, вероятно, произошло. Несколько машин, грузовых и легковых, промчались через городок к аэродрому, по лестнице пробежало, наверное, несколько человек сразу, потому что деревянные ступеньки застонали. Чьи-то голоса послышались за открытым окном. Привыкшая к частым учебным тревогам, без которых немыслима жизнь авиационного городка, Лидия сначала не обратила на весь этот шум внимания, но на третьем этаже отчетливо хлопнула дверь, и соседка с третьего крикнула со своей лестничной площадки соседке с первого:
—Ольга Константиновна, включайте поскорее радио. Это же бесподобно!
Лидия побледнела и, чуть не натолкнувшись на Наташку, кинулась к белому прямоугольному динамику, задрожавшими руками схватила черный шнур.
—Тебе плохо, мамочка? — испуганно спросила Наташа.
—Что ты, что ты, девочка. Мне хорошо, мне очень хорошо, — шептала Лидия, не попадая вилкой в отверстия штепселя. Наконец ей удалось включить динамик.
На нее, сразу же догадавшуюся, градом посыпались слова, повергающие в растерянность и радость. Их произносил диктор, чей голос многие годы был известен советским людям. Он сообщал им о гордых радостях и победах, случавшихся ежегодно в истории страны. Он был вдохновляющим и торжественным в таких случаях и становился скорбящим и гневным, если надо было извещать о чем-то грозном и горьком, как это было в суровом сорок первом
году. Но всякий раз, если раздавались позывные и после долгой настораживающей паузы этот голос произносил первую, одинаковую во всех случаях фразу: «Внимание, внимание, работают все радиостанции Советского Союза», люди замирали в ожидании.
Лидия пропустила сейчас эту первую фразу: она включила динамик, когда далекий невидимый диктор уже прочитал первые фразы правительственного сообщения.
—...августа, в восемь часов утра по московскому времени, был выведен на орбиту пилотируемый космический корабль «Заря», совершающий полет к Луне. В заданной
точке с координатами... — легкий шум помешал услышать Лидии цифры, — летчик-космонавт майор Алексей Павлович Горелов включил разгонную ракетную ступень и вышел на траекторию полета к Луне. Как свидетельствуют телеметрические данные и доклады по радио, скорость и направление полета выдерживаются с предельной точностью. Космонавт Горелов успешно перенес перегрузки при выходе на орбиту и во время удаления по траектории от Земли. В двенадцать часов пятнадцать минут по московскому
