инкрустированных предметов, на стенных рельефах и даже в цельных скульптурах. Такова, например, очаровательная фаянсовая группа из Кносса, представляющая козу с козлятами. Тела детенышей вытянуты мастером даже не вполне естественно, так чтобы получить изысканные кривые, венчаемые наверху волнообразной линией, которую образует рог козы-матери[103].
В некоторой связи с пристрастием к графике стоит любовь к гротеску. Многие художественные произведения эгейцев представляют несомненную утрировку; утрированы разные предметы обихода, цветы, животные и особенно человеческие образы. Мы находим настоящие карикатуры: непомерно маленькие тела с огромной головой, лица с преувеличенно выпяченными губами, преднамеренно вытянутые затылки, и т. п. Иные из этих шуток художника заставляют вспомнить карикатуры Леонардо да Винчи и создания японцев, этих общепризнанных мастеров гротеска. Карикатурными гротесками являются и те загадочные фигурки, которые у исследователей носят обычно название «идолов», грубые и смешные. Наконец, встречаются гротескные изображения и в раскраске ваз, причем особенно часто художники пользовались фигурой спрута восьминога, щупальцы которого давали повод обвить сосуд любимыми кривыми линиями[104].
Самое характерное изображение спрута найдено в Микенах, в виде золотой безделушки[105]. Эгейский художник тщательно вычеканил из золота это отвратительное морское чудище, не имеющее определенной формы, способное растягиваться и выворачиваться на тысячу ладов, меняясь до неузнаваемости. Изгибы конечностей восьминога позволили художнику использовать красоту кривых линий, завитков и спиралей. Расположение щупальцев скомбинировано так искусно, что все образует одно законченное целое, графически и орнаментально — прекрасное, так как линии заплетены изящно и гармонично, по существу — отвратительное, так как реалистично переданы все особенности животного: присоски на его мясистых лапах, студенистая голова с круглыми выпученными глазами, мешок-тело, являющееся и затылком и желудком вместе. Сочетание красоты и безобразия, драгоценности металла и низменности изображаемого, изощренность замысла и совершенство исполнения делают из этого золотого спрута создание искусства, равное которому трудно подыскать у любого скульптора или ювелира наиболее прославленных эпох творчества. Один этот гротеск доказывает, какими исхищренными ценителями художества были хозяева лабиринта.
Мастерство орнамента, пристрастие к графике, интерес к гротеску — вот показатели той ступени зрелости, которой достигла эгейская культура.
На более ранних ступенях развития художник стремится лишь к правдивому воспроизведению зримого. Первобытное искусство, по существу, всегда реалистично. Уклонения к символике и к условности вызывается в нем не силой, а бессилием мастера. Первобытный художник изображает, например, царя или вождя размерами больше других людей не потому, что такая фигура красивее по своим очертаниям, а по неумению достичь экспрессии «царского» лица или портретного сходства. Точно так же на примитивных рисунках море изображается в виде нескольких волнистых линий только потому, что живописцу не под силу нарисовать целую картину бурной воды. Стилизация у эгейцев совершенно другого характера: это — ступень, следующая за реализмом. Эгейцы стилизуют действительность потому, что в художественных замыслах становятся выше ее. Им важно уже не то,
Пристрастие к графике является дальнейшим развитием стилизации. Графика есть отвлечение. В природе все — трехмерно и все — так или иначе окрашено. Графика отвлекается от рельефности предметов и от красок, переводит существующее на плоскость и разлагает на линии, в действительности не существующие (ибо линии — только
Интерес к гротеску вытекает из склонности к нарушению гармонии. Красота в безобразии — естественный шаг после красоты в неправильности. Избалованный вкус притупляется и требует пряного; отвратительное кажется тогда предпочтительнее прекрасного. Эгейцы оставили много созданий высокой красоты, проникнутых той гармоничностью, которую мы обычно считаем характерной для эллинского искусства. Искание прекрасных форм тела, подчинение подробностей целому, тонкий вкус в сочетании красок, все это присутствует в эгейском художестве. Но, наряду с этим, эгейцы понимали и любили гротеск, искажение красоты, силу безобразного и отвратительного, что у эллинов отразилось хотя бы в образах хромого Гефеста или «презрительного» Терсита. Надо пройти длинный путь эстетического развития, чтобы найти в безобразии красоту и сделать отвратительное художественным. Гротескные безделушки эгейцев если не «венчают» их искусства, то указывают на его вершины, и чеканный золотой осьминог сверкает на самом верху, над пирамидой роскошных фресок и великолепных рельефов. Гигантские лабиринты заканчиваются маленьким спрутом.
Эгейское искусство открывает перед нами душу народа, — утонченного, избалованного, пресыщенного. Теперь время обратиться к истории эгейского искусства и эгейцев вообще, чтобы увидеть, знаем ли мы, каким путем пришли они к этим вершинам своего творчества. История эгейской культуры должна привести нас к ее истокам.
5. История эгейцев
Многое и поныне остается в культуре эгейцев загадочным, но некоторые основные черты их истории можно установить вполне отчетливо.
В 4-м тысячелетии до Р. X. на побережьях Эгейского моря появился народ (или народы), который мы теперь называем эгейцами. Эти пришлецы, очевидно, частью потеснили, частью поработили аборигенов. Эти аборигены, как показали раскопки, принадлежали к первобытным племенам неолитической культуры, тогда как пришлецы принесли с собой безмерно высшие культурные навыки: умели обрабатывать металлы — бронзу, медь, золото, проявляли большое мастерство в гончарном искусстве, имели государственные установления, знали употребление письмен, имея собственный алфавит. Эгейцы основали ряд царств, построили флоты, вошли в сношения с соседними странами, в том числе с Египтом. Наибольшего значения достигло то эгейское царство на Крите, столицей которого был Кносский лабиринт. В конце 3-го и в начале 2-го тысячелетия до Р. X. морская держава Крита обнимала ряд островов, среди них, по-видимому, и Кипр, была в союзе с малоазиатской Троей, может быть, имела колонии на азиатском берегу. В то же время культурное влияние эгейцев широко распространялось по соседним землям, отражалось даже в Египте и вполне подчинило себе царства на материковой Греции, может быть, также основанные пришлецами — эгейцами, может быть, возникшие самостоятельно.
Эти материковые царства эгейской культуры, в числе их Микены и Тиринф, достигли своего расцвета позже, нежели Крит. Их культура, будучи той же «эгейской» по существу, является младшей сестрой «минойской» культуры Крита и может быть названа «микенской». Около середины XIV в. могущество Критской державы ослабело и первенствующее положение в эгейском мире заняли Аргосские царства, прежде всего — Микены. Их процветание продолжалось еще около полутора столетий, причем в этот период эгейцы производили, — вероятно, в союзе с другими народами, — морские нападения на Египет. К концу 2 -го тысячелетия наступил упадок эгейского мира. В XIII в. произошло движение народов с севера на юг, напоминающее позднейшее «великое переселение народов». Полудикие тогда племена эллинов сокрушили
