неожиданно наступило затишье. Впервые за три дня остались вечером в квартире и даже сняли пальто. Или за четыре?
Борис включил телевизор. Экран нагрелся и в холодную, заставленную вещами, комнату заглянул президент великой страны.
– …Только узнал. Перестарались некоторые, понимаешь! Я дал указание немедленно прекратить ракетно-бомбовые удары по Грозному. Мы не допустим гибели мирного населения! Я…
У Бориса по спине побежал холодок, у мамы навернулись слезы.
– Пап, это правда? – спросил Славик. – Он не брешет?
За окном раздался до боли знакомый вой «грачей», затем низкий свист.
– Ну вот! – сказал Борис.
Но самолет только подвесил в небе осветительную ракету.
– Может, и не брешет, посмотрим, – подвел итог отец.
– Кого бы попросить за сапогами съездить? – задумчиво спросила Ирина.
Разговор с телевизором
Таких экранов Борис еще не видел. Нигде, никогда. Даже во сне.
Да и экран ли это был?
Словно пробив пространство и время, распахнулось неведомое, фантастическое окно. Словно заложила резкий вираж машина времени, и он снова оказался в далеком прошлом. Где было так хорошо, так тепло и уютно.
И где не было войны.
Ползут машины по старому Ленинскому мосту, притормаживая перед резким поворотом. Кружат бумажные снежинки в Чеченском гастрономе, наполненным новогодними запахами мандаринов и конфет. Дрожит марево над раскаленным проспектом Революции, и бегут за поливальной машиной загорелые дочерна пацаны. Тарахтит по давно убранным с улицы Ленина рельсам старомодный трамвай. Сверкает разноцветными огнями громадная елка на площади Ленина. И бурлит у неизвестно зачем торчащих прямо из мутной воды рельсов неугомонная Сунжа.
Боже, неужели это когда-нибудь было?
– Было, Боря, конечно было, – тихо произнес мягкий голос. – А вот еще. Помнишь?
Толпа народу у магазина «Букинист», хрупкая фигурка в легком платье, бегущая строка на «Чайке», букет осенних астр. Черные волосы, разбросанные по подушке, дрожащая от счастья душа и луна, бесстыдно заглядывающая в окно четвертого этажа.
– Зачем ты мне это показываешь? – сквозь комок в горле спросил Борис.
– А что мне теперь остается? – ответил голос. – Только показывать.
– Давно тебя не было, – сказал Борис.
– Давно, – согласился голос.
В маленькой полутемной кухне о чем-то спорили двое, и в серо-синих глазах любовь боролась с тоской: «Боря, ты меня любишь? Тогда почему?»
– Помнишь?
– Помню.
– Не жалеешь?
– Не надо об этом, – попросил Борис.
– Ладно, – согласился голос. – А о чем? О войне? О политике?
– Тоже не хочу, – сказал Борис. – Покажи еще что-нибудь.
Окно вновь распахнулось, и пополз из грустно-радостной бездны на Бориса старинный, знакомый с самого детства дом. Высокая металлическая крыша темно-красного цвета, стены из старого отборного кирпича. Длинные, высокие окна со ставнями, широкие ступеньки. Толстые, дубовые двери с медными ручками под изящным чугунным навесом. И выложенные из кирпича цифры на фронтоне: «1895».
Борис смотрел не отрываясь, ждал, когда можно будет заглянуть в окна. Особенно вон в то, что справа – как же хочется в него заглянуть!
Но изображение остановилось, сзади возник колеблющийся багряный свет, на дом упали красноватые отблески. Салют?
– Дальше! – попросил Борис. – Пожалуйста!
– Дальше? А дальше нет ничего.…Только…Новый год.
Дом затянуло красным, изображение затуманилось, померкло и исчезло.
Остались только цифры.
1995.
Глава шестнадцатая
Война подкралась незаметно
Как назло первого сентября выпала дневная смена, и подмениться не удалось. В первый класс Славика провожали без отца.
Школа, где учился и Борис, и его отец, изменилась мало: то же старое двухэтажное здание на Комсомольской, в котором до революции была то ли женская, то ли мужская гимназия. Правда, давно уже не было фонтана с гипсовым пионером, но зато появился новый, отделанный необработанным камнем и с большим горским кувшином. Славик, с букетом цветов и новым ранцем, стоял гордый и немного испуганный в первом ряду и смотрел то на маму, то на своих новых товарищей. Точно так же много лет назад стоял и Борис.
Впрочем, были и отличия.
– Ну, как там было Ира? – спросил вечером Борис, – Русских в классе много?
– Чуть меньше половины, – сказала Ирина. – Двое армян, остальные – чеченцы и ингуши.
– Ничего себе! – ахнул Борис. – А у нас только одна девочка была…
Ира внимательно посмотрела на него, усмехнулась:
– Что ж ты хочешь? У них в семьях не по одному ребенку.
– Вряд ли только в этом дело. Молодых слишком много уезжает – после школы, после института.
– Это тоже, – согласилась Ирина. – Но неужели ты не видишь, какие у чеченцев семьи? Трое, четверо детей. А в селах! И ничего им не мешает: ни быт, ни деньги.
– Можно подумать, их деньги не волнуют, – пробурчал Борис.
– Волнуют, – опять согласилась Ира. – Только и их отсутствие им не мешает, им ничего не мешает. А нам мешает все, даже любовь.
Борис забарабанил пальцами по столу.
– Даже любовь… – задумчиво повторила Ирина. – Знаешь, Боря, мне иногда кажется, что у нас разные шкалы ценностей. У них наверху коллективное, у нас – индивидуальное. Им важнее нация, дети, а нам… Кому деньги, кому работа, кому…праздник.
– Понятно – я во всем виноват. Прямо монстр!
– Почему ты? – Ира улыбнулась, ласково провела ему пальцами по щеке. – Мне тоже так комфортней оказалось. Тоже праздник важнее. Знал бы ты…
«Что?» – хотел спросить Борис, но заглянул в серо-синие глаза и передумал. Наклонился, нашел ее губы.
– Не думай об этом.…В лес еще хочешь?
– Вот, – прошептала, прикрывая глаза, Ирина. – И ничего мне больше не надо. Ужас!
Пролетел южный сентябрь, когда почти летняя жара отпускает только ночью, и понять, что пришла осень, можно только по телепрогнозам программы «Время». Когда уже начинаешь немного завидовать москвичам, вечно жалующимся, что лета так и не было. В октябре, наконец, зной спал, нехотя начали желтеть деревья. И только недели через две опавшие листья покрыли город желто-красным одеялом, и закружились на прохладном ветру кленовые вертолетики. Ирина и Борис часами бродили по опустевшему Треку; вокруг, загребая ногами листья, носился Славик.
Борису предложили должность заместителя начальника цеха. Он выслушал и попросил разрешения подумать. Главный инженер немного удивился, спросил, хватит ли двух дней. Борис заверил, что хватит.
– Здорово! – обрадовалась вечером Ирина. – В выходные вместе будем!
