У Коли помутилось в голове. Мысли разбежались как зайцы, в разные стороны. О нем, никому не известном за пределами части старшем лейтенанте, знает начальник Генерального штаба РККА! От этой мысли сделалось жутко.
– А разве он обо мне знает?
– Разумеется. Я докладывал ему ваше личное дело, высказал свои соображения относительно целесообразности привлечения вас к работе в службе разведки, и Борис Михайлович дал «добро» на проведение с вами предварительной беседы. Вот я и делаю вам официальное предложение о переходе на службу в ГРУ. Прежде чем вы дадите мне свой ответ, позволю себе дать дружеский совет: не отказывайтесь.
– Почему? – глупее вопроса трудно было придумать, но слово не воробей… Вырвалось.
– Ну, во-первых, мы кого попало к себе не приглашаем. Во-вторых, Генштаб – это элита командного состава РККА. В Генштабе служат только самые грамотные и перспективные командиры Красной армии. А ГРУ – это элита Генштаба. Здесь уж лучшие из лучших. Самые сливки. В-третьих, несмотря на то что ваша карьера складывается и без того успешно и вы, старший лейтенант, вполне заслуженно занимаете полковничью должность, приняв мое предложение о переходе в ГРУ, вы ничего не теряете ни в материальном плане, ни в плане карьеры.
Меньше всего сейчас Коля думал о материальном плане и карьере.
– А что я должен буду делать?
– Вот это уже разговор. Во-первых, никому никогда ни при каких обстоятельствах не рассказывать об этой нашей беседе. Подписку о неразглашении я с вас брать не буду, просто примите на веру, что так будет лучше для всех. Для вас – в первую очередь.
– Есть не рассказывать.
– Во-вторых, если вы выразите свое согласие, то будете обязаны прекратить все знакомства, которые имели до сегодняшнего дня. Это относится не только к товарищам по службе в дивизии, но и к любимой девушке, и к родственникам.
– Товарищ генерал, у меня нет… – Коля хотел было сказать: «любимой девушки», но Филипп Ильич понял его по-своему.
– Родственников, вы хотите сказать? Нам об этом известно. И это обстоятельство тоже учитывалось при обсуждении вашей кандидатуры. Извините за прямоту. Вас ведь никто не ждет в вашей деревне? Вам даже в отпуск поехать некуда? Тем легче вам будет начать свою жизнь с чистого листа. Если вы примете мое предложение, то завтра у вас будут новые фамилия, имя, отчество, новые документы, вы будете исключены из списков своей части переводом в распоряжение Наркомата обороны. Вашу настоящую фамилию будут знать только четыре человека: я, начальник ГРУ, начальник Управления кадров и начальник Генерального штаба. А Осипов Николай Федорович для всех остальных перестанет существовать вплоть до вашего выхода в запас.
– Виноват, товарищ генерал, но я связист, а не разведчик. Я того снайпера случайно взял в плен. А так… Я не умею ходить в разведку, взрывать мосты и брать «языков».
– Случайно, товарищ старший лейтенант, – Филипп Ильич перешел на официальный тон, – только триппер на своей жене ловят. Вы совершили подвиг, получили орден, и хватит об этом. Или вы считаете, что у нас ордена за просто так раздают?
– Никак нет!
– И потом, никто не собирается посылать вас голым на танки. Перед выполнением задания вы пройдете специальную подготовку. Кроме того, за полгода можно подготовить диверсанта, который будет взрывать мосты в тылу противника и пачками таскать «языков», а за два года можно подготовить очень хорошего диверсанта. Только вам это не понадобится. Служба ваша будет больше похожа на гражданскую. Итак, Николай Федорович, ваш ответ?
– Разрешите подумать?
– Разрешаю. Вам пятнадцати минут хватит?
– Не густо.
– А чего рассусоливать? Если «да», то мы с вами пойдем дальше. Если «нет», то сегодня вечером вы сядете в поезд и завтра будете обедать у себя дома. В фанерном клоповнике.
Трудно сказать, что больше качнуло чашу весов. С одной стороны, Коле нравилась его служба в дивизии. Он знал свое дело. Его уважали. Как ни крути, а свой первый орден он получил именно за службу в этой дивизии. Он уже успел в ней обтесаться и обжиться. Даже в штаб округа не тянуло переводиться, а тут… Тут вообще в никуда. Ни имени, ни фамилии. Мистер Икс какой-то. Соглашаться на кота в мешке не хотелось. И за «фанерный клоповник» было обидно.
С другой стороны, от Филиппа Ильича исходили такие мощные импульсы железной воли, что становилось ясно – этот человек привык ежедневно распоряжаться судьбами сотен и тысяч людей. Он говорил уверенно, и за его словами чувствовалось, что Коля с ним не пропадет. Вот ведь по-товарищески, а не по службе посоветовал не отказываться от предложения. Опять-таки маршала Шапошникова неловко было подводить. Целый маршал Советского Союза отвлекался от своих важных дел, выслушивал доклад Филиппа Ильича, может быть, даже задавал вопросы. Из-за этого какая-нибудь дивизия, а может, и армия осталась без внимания начальника Генерального штаба и двадцать полковников не стали генералами! И если он, старший лейтенант Осипов, сейчас откажется, то что скажет Филипп Ильич маршалу Шапошникову? Он, маршал Шапошников, отвлекался от таких важных дел, а генерал Головин не смог уговорить сопливого старшего лейтенанта, пусть и орденоносца?
– Я согласен, товарищ генерал.
– Вот и хорошо. Тогда первое: отвыкайте от уставных выражений типа «так точно», «никак нет», «есть», «виноват» и в этом роде. Вместо них приучитесь использовать: «да», «нет», «хорошо», «извините», «будьте любезны». Второе: ко мне обращаться только по имени-отчеству без упоминания звания. Третье: забудьте, что вы когда-то служили в войсках. Вы хоть и в штатском, но грудь колесом держите так, что по вашей выправке за версту видно военного. Нам это ни к чему. Уловили?
– Так точ… Виноват! Уловил.
– Вот и хорошо. В гостиницу вы сегодня больше не вернетесь. За вещи не беспокойтесь, старые вам
