На веки вечные

свой дом, родную землю? И вот мы просим, требуем от вас: бейте фашистское зверье так, чтобы и духу его не осталось! И помни каждый: погибнешь — мать посе­деет, струсишь — умрет...

В дверях появился лейтенант Клочков. Поискав гла­зами, он увидел старшего лейтенанта Крапивина, на­чальника эшелона, и подошел к нему.

Товарищ старший лейтенант, через час подадут паровозы. Отправление в двадцать три десять.

Сказал лейтенант тихо, но услышали его многие. Сразу же в зале наступила тишина. Через несколько Минут танкисты выстроились на одной стороне зала, а рабочие завода — на другой. Георгий Иванович Вехов, командир производства, поздравил рабочих и воинов с наступающим Новым, 1942 годом, поблагодарил тан­кистов за большую помощь в сборке машин и обратился ним со словами, которые в эти минуты выражали мыс­ли и чувства каждого:

С тракторного завода ушли на фронт лучшие его сыновья, к станкам на их место встали женщины, дети, вернулись в цеха престарелые ветераны. Их руками мы создаем могучие машины, которые вы завтра поведете в бой. Мы куем оружие для богатырей, и, вручая его вам, мы верим в вашу силу и мужество, верим в нашу скорую победу!

Под звуки марша танкисты покинули Дворец куль­туры. Все рабочие завода, кроме тех, кто находился в цехах, провожали их до эшелона...

Да, в ту новогоднюю ночь Сталинградский трактор­ной работал. Как, впрочем, и все заводы страны. И те, кто в тот вечер провожал на фронт танкистов, утром должны были сменить своих уставших товарищей. По­этому не было привычного веселья, каким обычно отличается новогодняя ночь. Но была атмосфера уверенности в том, что наступающий 1942 год принесет наконец обнадеживающие перемены в исходе боев и сражений с гит­леровскими полчищами, приблизит нашу долгожданную победу.

Кто мог знать тогда, что цехи Сталинградского трак­торного станут в сорок втором линией  фронта...

2. 

Товарищ политрук, не скажете, на какой фронт едем?

В Сталинграде нам выдали полушубки. Значит, едем не на юг,— уклончиво отвечал Феоктистов.

Эшелон находился в пути уже двое суток. Танкисты отдыхали, отсыпались. Утром третьего дня замелькали в приоткрытых дверях вагонов высокие дома, заводские трубы, пролеты железнодорожных мостов — начались пригороды большого города.

Ребята, это же Москва-а-а!

Все бросились к дверям — большинство танкистов видели Москву впервые.

Столица скована морозом. Уже который день темпе­ратура воздуха, колеблется между тридцатью и сорока градусами ниже нуля. Обычно на рассвете, а иногда с началом сумерек, дует обжигающий ветер. Тогда на огромных площадях вихрится снег, мечется поземка вдоль улиц. Днем стоит сравнительно тихая погода. Иногда даже выглядывает солнце. Пестро раскрашен­ные стены домов придают городу какой-то странный вид. Тротуары покрыты толстым слоем снега. Местами вы­сятся сугробы. Заваленные снегом парки безлюдны, если не считать девушек в шинелях и полушубках, ко­пошащихся около своих серебристых аэростатов. В днев­ное время улицы почти пустынны. Зато с наступлением темноты город оживает. Пешеходы и машины двигаются посреди мостовой. Иногда в тихую погоду долетают от­звуки далекой артиллерийской канонады.

Проезжает много военных автомашин. Проходят строем бойцы, ополченцы. Они одеты в белые полушуб­ки. Слышатся железный лязг и рев танков. Они также спешат на передовую...

Несмотря на осадное положение, несмотря на уста­лость, вызванную беспрерывной работой на производ­стве и бессонными из-за воздушных тревог ночами, на­строение у москвичей приподнятое: содержание сводок Совинформбюро не вызывает сомнений в победоносном завершении битвы под Москвой. Торжественный голос Юрия Левитана перечисляет все новые и новые села и города, освобожденные Красной Армией от врага. На плакате с призывом «Отстоим Москву!» кто-то раз­машисто, понизу, дописал: «Отстоим обязательно!».

Третий день января 1942 года. В учительской ком­нате четырехэтажного краснокаменного здания средней школы на Песчаной улице собрались командиры вновь формирующейся танковой бригады.

Посреди комнаты чадит продолговатая железная печка с выведенной в форточку трубой. Около неё сва­лены сырые осиновые дрова, стоит кастрюля с мелким мокрым углем.

В середине дня появился высокий, стройный, немно­гословный старший батальонный комиссар Григорий Ва­сильевич Прованов, назначенный на должность комис­сара бригады. Представившись, с каждым поздоровался, потом прошел к замерзшему окну, потрогал холодную отопительную батарею и спросил:

Проверяли, нельзя нагреть?

Меры принимаем, товарищ комиссар,— доложил начальник штаба бригады майор Александр Тимофеевич Мачешников. И тут же повернулся к двери: — Товарищ Юдин, сбегайте еще раз в котельную, выясните обста­новку.

Командир не прибыл? — спросил комиссар.

Должен быть сегодня. Ждем.

Комиссар поинтересовался, где сейчас находятся и чем занимаются 149-й и 152-й танковые батальоны, на базе которых формируется бригада.

Мачешников ответил, подчеркнув при этом, что ба­тальоны прибыли прошлой ночью из Владимира, однако без боевой техники.

Вы у них были? — спросил Прованов.

Лично нет. Там находятся начальники служб.

Надо побывать. Поедемте вместе.

Вначале поехали в 152-й, который располагался в помещении школы неподалеку от станции метро «Сокол».

В одном из классов за столом сидел суровый на вид человек с густыми, сросшимися на переносице бровями. Это был старший лейтенант Жуков, заместитель коман­дира 152-го танкового батальона по