Иванович не понравился. Он выжига и плут. Нельзя ли сделать так, чтобы он больше не приходил?
– Мессир, вам стоит это приказать!.. – отозвался откуда-то Коровьев, но не дребезжащим, а очень чистым и звучным голосом.
И сейчас же проклятый переводчик оказался в передней, навер тел там номер и начал почему-то очень плаксиво говорить в трубку:
– Алло! Считаю долгом сообщить, что наш председатель жилтоварищества дома номер триста два-бис по Садовой, Никанор Ивано вич Босой, спекулирует валютой. В данный момент в его квартире номер тридцать пять в вентиляции, в уборной, в газетной бумаге – четыреста долларов. Говорит жилец означенного дома из квартиры номер одиннадцать Тимофей Квасцов. Но заклинаю держать в тайне мое имя. Опасаюсь мести вышеизложенного председателя.
И повесил трубку, подлец!
Что дальше происходило в квартире № 50, неизвестно, но извест но, что происходило у Никанора Ивановича. Запершись у себя в уборной на крючок, он вытащил из портфеля пачку, навязанную переводчиком, и убедился в том, что в ней четыреста рублей. Эту пачку Никанор Иванович завернул в обрывок газеты и засунул в вен тиляционный ход.
Через пять минут председатель сидел за столом в своей малень кой столовой. Супруга его принесла из кухни аккуратно нарезанную селедочку, густо посыпанную зеленым луком. Никанор Иванович на лил лафитничек водки, выпил, налил второй, выпил, подхватил на вилку три куска селедки… и в это время позвонили. А Пелагея Анто новна внесла дымящуюся кастрюлю, при одном взгляде на которую сразу можно было догадаться, что в ней, в гуще огненного борща, на ходится то, чего вкуснее нет в мире, – мозговая кость.
Проглотив слюну, Никанор Иванович заворчал, как пес:
– А чтоб вам провалиться! Поесть не дадут. Не пускай никого, ме ня нету, нету. Насчет квартиры скажи, чтобы перестали трепаться. Через неделю будет заседание…
Супруга побежала в переднюю, а Никанор Иванович разливатель ной ложкой поволок из огнедышащего озера – ее, кость, треснув шую вдоль. И в эту минуту в столовую вошли двое граждан, а с ними почему-то очень бледная Пелагея Антоновна. При взгляде на граж дан побелел и Никанор Иванович и поднялся.
– Где сортир? – озабоченно спросил первый, который был в бе лой косоворотке.
На обеденном столе что-то стукнуло (это Никанор Иванович уро нил ложку на клеенку).
– Здесь, здесь, – скороговоркой ответила Пелагея Антоновна.
И пришедшие немедленно устремились в коридор.
– А в чем дело? – тихо спросил Никанор Иванович, следуя за пришедшими. – У нас ничего такого в квартире не может быть… А у вас документики… я извиняюсь…
Первый на ходу показал Никанору Ивановичу документик, а второй в эту же минуту оказался стоящим на табуретке в уборной, с рукою, засунутой в вентиляционный ход. В глазах у Никанора Ивановича потемнело. Газету сняли, но в пачке оказались не рубли, а неизвестные деньги, не то синие, не то зеленые, и с изображени ями какого-то старика. Впрочем, все это Никанор Иванович раз глядел неясно, перед глазами у него плавали какие-то пятна.
– Доллары в вентиляции, – задумчиво сказал первый и спросил Никанора Ивановича мягко и вежливо: – Ваш пакетик?
– Нет! – ответил Никанор Иванович страшным голосом. – Под бросили враги!
– Это бывает, – согласился тот, первый, и опять-таки мягко доба вил: – Ну что же, надо остальные сдавать.
– Нету у меня! Нету, богом клянусь, никогда в руках не держал! – отчаянно вскричал председатель.
Он кинулся к комоду, с грохотом вытащил ящик, а из него порт фель, бессвязно при этом вскрикивая:
– Вот контракт… переводчик-гад подбросил… Коровьев… в пенсне!
Он открыл портфель, глянул в него, сунул в него руку, посинел ли цом и уронил портфель в борщ. В портфеле ничего не было: ни Степиного письма, ни контракта, ни иностранцева паспорта, ни денег, ни контрамарки. Словом, ничего, кроме складного метра.
– Товарищи! – неистово закричал председатель. – Держите их! У нас в доме нечистая сила!
И тут уж неизвестно что померещилось Пелагее Антоновне, но только она, всплеснув руками, вскричала:
– Покайся, Иваныч! Тебе скидка выйдет!
С глазами, налитыми кровью, Никанор Иванович занес кулаки над головой жены, хрипя:
– У, дура проклятая!
Тут он ослабел и опустился на стул, очевидно, решив покориться неизбежному.
В это время Тимофей Кондратьевич Квасцов на площадке лестни цы припадал к замочной скважине в дверях квартиры председателя то ухом, то глазом, изнывая от любопытства.
Через пять минут жильцы дома, находившиеся во дворе, видели, как председатель в сопровождении еще двух лиц проследовал прямо к воротам дома. Рассказывали, что на Никаноре Ивановиче лица не было, что он пошатывался, проходя, как пьяный, и что-то бормотал.
А еще через час неизвестный гражданин явился в квартиру № 11, как раз в то время, когда Тимофей Кондратьевич рассказывал дру гим жильцам, захлебываясь от удовольствия, о том, как замели пред седателя, пальцем выманил из кухни Тимофея Кондратьевича в пе реднюю, что-то ему сказал и вместе с ним пропал.
Глава 10 ВЕСТИ ИЗ ЯЛТЫ
В то время как случилось несчастье с Никанором Ивановичем, неда леко от дома № 302-бис, на той же Садовой, в кабинете финансового директора Варьете Римского находились двое: сам Римский и адми нистратор Варьете Варенуха.
Большой кабинет во втором этаже театра двумя окнами выходил на Садовую, а одним, как раз за спиною финдиректора, сидевшего за письменным столом, в летний сад Варьете, где помещались про хладительные буфеты, тир и открытая эстрада. Убранство кабине та, помимо письменного стола, заключалось в пачке старых афиш, висевших на стене, маленьком столике с графином воды, в четырех креслах и в подставке в углу, на которой стоял запыленный давний макет какого-то обозрения. Ну, само собой разумеется, что, кроме того, была в кабинете небольших размеров потасканная, облуплен ная несгораемая касса, по левую руку Римского, рядом с письмен ным столом.
Сидящий за столом Римский с самого утра находился в дурном расположении духа, а Варенуха, в противоположность ему, был очень оживлен и как-то особенно беспокойно деятелен. Между тем выхода его энергии не было.
Варенуха прятался сейчас в кабинете у финдиректора от контра марочников, которые отравляли ему жизнь, в особенности в дни пе ремены программы. А сегодня как раз и был такой день.
Лишь только начинал звенеть телефон, Варенуха брал трубку и лгал в нее:
– Кого? Варенуху? Его нету. Вышел из театра.
– Позвони ты, пожалуйста, Лиходееву еще раз, – раздраженно сказал Римский.
– Да нету его дома. Я уж Карпова посылал. Никого нету в квар тире.
– Черт знает что такое, – шипел Римский, щелкая на счетной ма шинке.
Дверь открылась, и капельдинер втащил толстую пачку только что напечатанных дополнительных афиш. На зеленых листах круп ными красными буквами было напечатано:
СЕГОДНЯ И ЕЖЕДНЕВНО В ТЕАТРЕ ВАРЬЕТЕ СВЕРХ ПРОГРАММЫ: ПРОФЕССОР ВОЛАНД СЕАНСЫ ЧЕРНОЙ МАГИИ С ПОЛНЫМ ЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕМ
Варенуха, отойдя от афиши, наброшенной им на макет, полюбо вался на нее и приказал капельдинеру немедленно пустить все эк земпляры в расклейку.
– Хорошо, броско, – заметил Варенуха по уходе капельдинера.
– А мне до крайности не нравится эта затея, – злобно погляды вая на афишу сквозь роговые очки, ворчал Римский, – и вообще я удивляюсь, как ему разрешили это поставить!
– Нет, Григорий Данилович, не скажи, это очень тонкий шаг. Тут вся соль в разоблачении.
– Не знаю, не знаю, никакой тут соли нет, и всегда он придумает что-нибудь такое! Хоть бы показал этого мага. Ты-то его видел? Отку да он его выкопал, черт его знает!
Выяснилось, что Варенуха, так же как и Римский, не видел мага. Вчера Степа («как сумасшедший», по выражению Римского) прибе жал к финдиректору с написанным уже черновиком договора, тут же велел его переписать и выдать деньги. И маг этот смылся, и никто его не видел, кроме самого Степы.
Римский вынул часы, увидел, что они показывают пять минут тре тьего, и совершенно остервенился. В самом деле! Лиходеев звонил примерно в одиннадцать часов, сказал, что придет через полчаса, и не только не пришел, но и из квартиры исчез!
– У меня же дело стоит! – уже рычал Римский, тыча пальцем в груду неподписанных бумаг.
– Уж не попал ли он, как Берлиоз, под трамвай? – говорил Варе нуха, держа у уха трубку, в которой слышались густые, продолжи тельные и совершенно безнадежные сигналы.
– А хорошо бы было… – чуть слышно сквозь зубы сказал Рим ский.
В этот самый момент вошла в кабинет женщина в форменной куртке, в фуражке, в черной юбке и в тапочках. Из маленькой сум ки на поясе женщина вынула беленький квадратик и тетрадь и спросила:
– Где тут Варьете? Сверхмолния вам. Распишитесь.
Варенуха черкнул какую-то закорючку в тетради у женщины и, лишь только дверь за той захлопнулась, вскрыл квадратик.
Прочитав телеграмму, он поморгал глазами и передал квадратик Римскому.
В телеграмме было напечатано следующее: «Ялты Москву Варье те Сегодня половину двенадцатого угрозыск явился шатен ночной сорочке брюках без сапог психический назвался Лиходеевым ди ректором Варьете Молнируйте ялтинский розыск где директор Ли ходеев».
– Здравствуйте, я ваша тетя! – воскликнул Римский и добавил: – Еще сюрприз!
– Лжедимитрий, – сказал Варенуха и заговорил в трубку телефона: – Телеграф? Счет Варьете. Примите сверхмолнию… Вы слушаете?.. «Ял та угрозыск… Директор
