— Устав не знаешь, — сказал Орлов. Мгновение они смотрели друг другу в глаза. Орлов понял, что прервал Осинцева в минуты глубочайших внутренних переживаний. Во взгляде солдата Орлову не понравилось то, что человек подчинённый, да ещё вдобавок проштрафившийся, в такую минуту не потерял чувства собственного достоинства. Орлов побагровел и, не сказав более ни слова, повернулся и ушёл.
С этой минуты они постоянно, ежедневно, когда встречались по долгу службы, чувствовали неприязнь друг к другу, которую испытывают между собой мнительный учитель и способный, но дерзкий ученик, когда учитель, не взлюбив ученика, занижает ему отметки, а ученик, не взлюбив учителя, с нежеланием идёт на урок. Но главная беда была не в этом. Его покинули два самых близких человека. Один — навсегда. Вот о чём болела у него душа.
В казарме никто не знал о его переживаниях. Замечал неладное только один его близкий приятель татарин Анвер Халитов. Он иногда спрашивал:
— Что, друг, грустишь? Олег отвечал ему:
— Так, ничего, Анвер, припомнилось детство. … Прошёл первый год службы.
IV
После занятий Марина пошла в общежитие. Уставшая от лекций и семинаров, хотела поскорее добраться до своей койки и отдохнуть. Войдя к себе в комнату, сняла пальто и стала разбирать постель.
— Не вздумай ложиться, — сказала Таня. — Сейчас придёт гость.
— Какой гость? Никого я не жду.
— Я видела его только что на улице. Он сказал, что взял билеты в кино и через полчаса зайдёт за тобой.
— Пошёл он к чёрту! — воскликнула недовольно Марина. — Я его проучу!
— Его проучишь. Как раз. Вот он на помине, — сказала Таня, глядя в окно. — Шагает сюда. Осколок Диогена. Интересно, сколько ему лет? Ты не знаешь?
— Не знаю, — нервно ответила Марина, — преподаёт математику в политехническом. Значит, не первой молодости.
Она опять застелила постель.
— А выглядит как мальчишка, — сказала Таня.
— Где ты его раскопала? — спросила другая девушка, обращаясь к Марине. — Какой-то он странный. Ей-богу, странный человек.
— Л мне он нравится, — сказала третья. — С ним интересно беседовать.
Минуту спустя в комнату вошёл молодой человек среднего роста, с энергичным восточного склада лицом и длинными, зачёсанными назад, чёрными волосами. Поздоровавшись, он снял пальто, бросил пронизывающий взгляд на Марину и заявил:
— Простите за вторжение. Но я предварительно известил о себе. Танечка, просьбу мою выполнила?
— Да, — ответила Таня, повеселев, — почувствовала, что гость в хорошем настроении и как всегда какими-нибудь оригинальными суждениями доставит ей и её подружкам удовольствие.
— Юрий Петрович, скажите, сколько вам лет? — спросила она.
— Это что, простое любопытство? — сказал Юрий Петрович, усаживаясь на стул.
— Мне кажется, вы старый колдун и можете менять облик.
— А что такое годы и вообще время? Пустота, серость, если оно прошло в одиночестве. — Юрий Петрович нагнулся к Тане и добавил шутливо-доверительно: — Лучше испытать маленькое увлечение, чем съесть гору трюфелей. Верно, Танечка?
— Не могу разделить вашего мнения, — ответила Таня с оттенком весёлой иронии. — Люблю сладкое.
— А! — воскликнул Юрий Петрович, взмахнув рукой и откинувшись на спинку стула. — Любите сладкое! А я — солёное. Малосольные огурчики с картофельным пюре. Когда-нибудь пробовали?
— Когда-нибудь пробовала.
— Ну ладно. Шутки в сторону. — Юрий Петрович слегка хлопнул ладонями по столу, настраиваясь на серьёзный лад. Посмотрел на Таню как-то особенно пристально и добавил безапелляционным тоном. — А прав-то всё-таки я. Кстати, по этому поводу очень хорошо высказался Дарвин. В минуты отдыха, читая какую-то книжку, он сказал так: «Нет ничего лучше, если герой романа хорошенькая женщина». Юрий Петрович сделал паузу, собираясь с мыслями, и продолжал: — Уж если мифический герой романа, воображаемая женщина так подействовала на него, то что говорить о настоящей, живой женщине? А?.. Ну что молчите? Нечего сказать?.. То-то же! Только ради любви и стоит жить. Иначе это не жизнь. Все дуэли, убийства и самоубийства на этой почве абсолютно оправданы. Это нормальный, естественный ход событий. Да, да! Нормальный, естественный ход событий. И не смотрите на меня так удивлённо! Не я завёл такой порядок вещей. Не я. А Господь Бог. Жестокие схватки самцов среди зверей, безумная любовная страсть, кровь — всё запрограммировано природой. Естественный отбор, как утверждал тот же самый Дарвин, основа основ всех биологических видов, включая и нас грешных, Гомо Сапиенс. Иначе — вырождение. И гибель биологического вида. Ну, словом, как говорят в народе, выходите девки замуж. Рожайте детей и так далее.
— Мы не против, — бодро сказала Таня. — А где женихи-то!
— Да Господи! — воскликнул Юрий Петрович. — Вон они, толпами ходят. Будьте сами поактивнее. Если гора не идёт к Магомету, Магомет идёт к горе.
— А где же рыцари?
— Рыцарей нет. Вымерли. Коммунисты есть.
— Ну почему?! — возмутилась Таня, стукнув кулаком по столу.
— Результат коммунистического и экологического бедствия, наверно, — усмехнулся Юрий Петрович. — Большевики отравили все вокруг. И почву. И воздух. И воду. И души людей. И мой вам совет: особенно не копайтесь. Идалов не ищите. Их нет. Просто их не существует в природе. А знаете почему? Природа не любит совершенства. Вот почему. Все идеальное гибнет. Вот вы, Танечка, говорите, что я колдун. Нет, я, к сожалению, не колдун. Но, честно говоря хотел бы им быть, — сказал Юрий Петрович, улыбаясь, и облокотился на край стола. — Хочется, чтобы все удовольствия были доступны, а так не бывает.
— Какая досада! — воскликнула с иронией девушка, которая до прихода назвала его странным человеком. — Вам же ведь девяносто девять удовольствий мало. Обязательно надо все сто.
— А их всего десять, — спокойно ответил Юрий Петрович, повернувшись к этой девушке. Он вперил в неё свои проницательные карие глаза и, загибая пальцы, стал перечислять: — Женщины, природа, искусство, слава, хобби, застолье, познание, работа, комфорт, игры. Вот все они тут. — Он разжал маленькие кулачки и показал ладони с тонкими растопыренными пальцами.
— А туризм, путешествия? Разве это не удовольствия? Ошибаетесь, молодой человек. Надо вам поучиться считать дальше десяти.
— А зачем мне учиться считать дальше десяти, если туризм и путешествия входят в седьмую графу — познание, — я имею в виду познание мира через впечатление, а не через учёбу и научный поиск — это относится к восьмой графе — работа.
— Вы так считаете?
— Ну, — вальяжно развалившись на стуле, произнёс Юрий Петрович и развёл руками, словно хотел подчеркнуть своим театральным жестом, что если бы это было не так, то реки потекли бы вспять. Он повернулся к Тане и добавил: — Что за вопрос. Верно, Танечка?
— Значит, — сказала Таня, слегка покраснев, — ей импонировали сила и уверенность, и она чуточку стушевалась не столько оттого, что Юрий Петрович обратился к ней, сколько оттого, как это было сказано, каким развязным самоуверенным тоном. — Значит, бесполезно искать какое-нибудь понятие с положительными эмоциями, которое бы не входило в эту вашу систему из десяти пунктов?
— Бесполезно, — твёрдо заявил Юрий Петрович. — И подружке своей посоветуйте выбросить эту затею из головы — искать какое-нибудь понятие с положительными эмоциями, которое я бы не втиснул в эту десятку.
— А что вы имеете в виду под словом игры? — спросила Таня с оттенком коварства. Она избавилась, наконец, от смущения и даже слегка встрепенулась, чуть-чуть взбодрилась оттого, что приготовила Юрию
