на верную гибель, — они… впрочем, не знаю, что сделают они, а спрошу вас: вы, если бы сейчас вернулись в Россию, нашли бы в себе достаточно мужества, чтобы смело взглянуть в глаза тем, которые вернутся позже, случайно уцелев в гекатомбе, которую предотвратить вы, конечно, не могли, но быть жертвой которой вы не захотели?..
— Ах! замолчите, замолчите!..
— Нет, не замолчу! Если в азартной игре, неразумно начатой, последний золотой поставлен на карту в надежде повернуть счастье в свою сторону, в надежде отыграться, — смеет ли этот золотой исчезнуть, скатиться под стол? Нет! он должен честно стоять на карте! Его судьбой распоряжается не он, а кто играет! Ответственность на играющем.
— Ха-ха-ха! — нервно засмеялся С. — Да ведь эскадра-то наша — золотой-то фальшивый!.. Вы сильнее меня в сравнениях, в игре слов, но на этот раз позвольте продолжить! Если в таких обстоятельствах игрок возьмет ставку, а потом счастье к нему повернется и он начнет отыгрываться, тогда — all right! Но если карта будет бита, а золотой, стоявший на ней, окажется фальшивым, то не произойдет ли скандала?.. Вы говорите: ответственность — на играющих! Хорошо кабы так!.. Но в том-то и горе, что в данном случае игроки, несомненно, останутся в стороне! Топтать в грязь будут фальшивую монету, а не тех, кто ее чеканил, не тех, кто ставил ее на карту… И об этом прежде всего позаботятся сами фальшивые монетчики!.. Я ли их не знаю!.. Когда еще в этом деле разберется история, а пока что все на нас же свалят…
— Все это очень хорошо и логически правильно, — неожиданно раздался хриповатый бас лейтенанта Б., — но говорить об этом громко — не только бесполезно, а даже вредно. Герои, восседающие на мягких креслах, петербургские стратеги, предначертывающие планы действий эскадры, — нашего голоса не услышат. Мы — пушечное мясо. Примиримся со своей долей. Нечего зря бередить душу. И без того несладко.
Пауза. Затем С. опять заговорил, но уже тише, без увлечения, каким-то почти бесстрастным тоном:
— Помнится, вы рассказывали — Макаров вас напутствовал — «…погибнуть нетрудно и не страшно, но погибать зря — глупо»… Знаете ли, что 36 лет тому назад известный лейтенант Семечкин на одной из своих лекций сказал: «Что умереть не страшно, то в этом нам убеждать друг друга не нужно. Но умереть пешкой — ужасно. Отдать свою жизнь за родину легко и отрадно, но отдать ее не умеючи, дешево, за недорогую цену — невыносимо тяжело и трудно». Так говорил он 36 лет тому назад, и к этому мы идем в данную минуту… В общем разгроме без пользы, без толку пришибет каким-нибудь шальным снарядом… либо часами будешь держаться, из последних сил, за какой-нибудь плавающий обломок в ожидании, не соблаговолит ли подобрать победоносный враг… либо — еще хуже — будешь медленно задыхаться под днищем опрокинувшегося корабля… Какая гадость!.. Даже некрасиво…
Было тяжело его слушать… Я пробовал отшутиться.
— Ну, если насчет красоты, если вы хотели бы погибать верхом на коне и со штандартом в руках, то следовало поступать не во флот, а в кавалерию…
— Конечно, — отозвался откуда-то справа лейтенант В. (артиллерист). — У нас это проще. А что касается неприятных моментов, то в особо гнусном положении всегда естьсредство ускорить и упростить решение проблемы — «браунинг» в кармане.
— Вы меня не понимаете или не хотите понять, — продолжал С. после некоторого молчания. — Нечего отыгрываться фразами. Вы просто отмахиваетесь от назойливых мыслей. Но не ото всех можно отмахнуться. 10 000, а может быть, будет и больше, русских людей в возрасте от 20 до 30 лет посылаются не на бой, а на бойню. Они этого не сознают, а вы это понимаете. Они вам верят, а вы — будете ли с ними откровенны?
— Конечно, нет… — Что бы из этого вышло?! Мы их ведем вслепую. Мы — их начальники — не смеем сказать им правды, чтобы не вызвать деморализации…
— Конечно, огромному большинству из нас ни перед ними, ни перед Родиной отвечать не придется — с того света ответа не спрашивают… но если… тогда… в час расплаты, они спросят у нас ответа… что мы скажем?..
— Скажем, что им, как и нам, умирать надо! А кто изменники, кто предатели — Бог рассудит! — прозвенел в тьме чей-то молодой голос.
Я сразу узнал по акценту мичмана князя Ц.
Где-то, неподалеку, что-то брякнуло, словно приклад ружья, переставленного с места на место… Послышался какой-то вздох, что-то вроде — «О, Господи, Господи…»
— Stop, boy! — сердито заговорил Б. — Sentinel hears…(Стоп, мальчик! — Часовой слушает.)
Опять наступило молчание. С берега доносился одуряющий запах прелой зелени девственных порослей. Гроза, видимо, собиралась, но все медлила, словно ждала чего-то. Только вдали, над самым горизонтом, прорывались, временами, сквозь тяжелые тучи трепетные огни зарниц…
— Странные мысли, глупые мысли… — снова заговорил С., медленно, как в полудремоте, роняя слово за словом. — Может быть, это от погоды… Провезли 12 000 миль. Провезут еще 6000 миль. Для чего? — на убой… Видели, как живых телят со связанными ногами, навалив грудой на телегу, везут в город?.. Ну, эти, конечно, сами с собой ничего сделать не могут — нет «браунинга» в кармане, как говорит В… С другой стороны — понимаю ту маркизу, которая уже на эшафоте просила: «Господин палач, подождите одну минутку…» Очевидно, для нее жизнь была так прекрасна, что и «минутка» являлась ценной… А мы?.. — не телята и не маркизы — мы-то чего ради терпим эту каторгу, когда все равно — один конец…Право, иной раз так заманчиво кажется… Ну, стоит ли ехать так далеко…
Яркая молния словно раскрыла небо, и вслед за раскатом грома хлынул наконец долгожданный ливень. На палубе зашевелились. Слышались сдержанные восклицания, какое-то фырканье, топот босых ног, — это команда спешила воспользоваться столь высокоценимым душем пресной воды. Вспышки молний, пронизывая голубоватым светом частую сетку дождя, на мгновение выхватывали из тьмы группы людей, толпившихся на открытых местах, обнаженных и полуобнаженных, стоящих, сидящих, то согнутых, то вытянувшихся, с руками то поднятыми, то широко раскинутыми, в самых разнообразных и, казалось бы, неестественных позах, — словно какие-то призраки, внезапно захваченные в исступленной, бешеной пляске…
— Точно шабаш на Брокене! Правда? — окликнул меня В.
Я повернулся в сторону говорившего и при следующей вспышке увидел его в костюме Адама, но со всегда присущей ему важностью восседающего на борту минного катера.
Похоже. Особенно вы хороши! Смею спросить: на какой роли?
Конечно, не Фауста! — прозвучал из тьмы его насмешливый голос. — Полагаю, что при современной обстановке Мефистофель не дал бы за мою душу и ломаного гроша!
VII
Вопросы пищевого довольствия команд. — «Удираем от Небогатова!» — Подъем духа. — Маршрут. — Общая характеристика похода через океан: учения и занятия, погрузки угля
Если «Иртыш» порадовал нас доставкой 12 000 пар сапог и, так сказать, предотвратил опасность сапожного голода, то, не говоря уже о боевых припасах, и по остальным частям снабжения дела обстояли не слишком благополучно. Огромный процент бочонков капусты и солонины, принятых из Кронштадта и Либавы, при вскрытии давали взрывы, сопровождавшиеся извержением зловонных газов, и содержимое их приходилось поспешно выбрасывать за борт. Между тем так называемая «морская» провизия, составлявшая основу питания команд в море, могла понадобиться не только на переходах, но даже и во Владивостоке, запасы которого, по имеемым сведениям, не отличались богатством, а на железную дорогу не рекомендовалось уповать чрезмерно, ибо она «с трудом обслуживает нужды армии». Частью вследствие этих соображений, а главным образом в интересах здоровья и поддержания сил команды, адмиралом принимались все меры, чтобы за время стоянки продовольствоваться исключительно свежей провизией. Это было, однако же, не так просто. Конечно, если бы поставщики могли предвидеть наше долговременное
