14 февраля.
[…] Завтракал Мочульский3. Он нравится — живой человек, умный, за всем следящий. […]
9 марта.
Ян со Скабарем у Шмелева. […]
11 марта.
[…] Ян завтракал у Алданова. Были: Гучков, Маклаков, Мельгунов, Демидов, Вишняк, Ян. Гучков зло и раздраженно говорил о Николае II. Керенский4 Яну понравился: «Хорошо поставлен голос. Держал себя приятно». […]
16 марта.
[…] Мы с Яном зашли к Мережковским и спросили, можно ли Зурову придти на их «воскресенье». З. Н. милостиво разрешила: «Я прочла сегодня его в П[оследних] Н[овостях]. Он талантлив, но слишком все описывает, всякую мелочь, слишком его глаза насыщены. Нужно, чтобы он проявлял больше себя». — «Себя проявлять можно с 40 лет», — смеясь сказал Ян, «а пока пусть пишет, что видит, что хочется».
Потом за чайным столом З. Н. сама сказала Скабарю: «Я прочла Ваш фельетон и вот что скажу. […] Одним глазом нужно смотреть на мир, а другим — в себя». […]
5 апреля.
[…] Хочу записать о юбилее Ходасевича. […] Юбиляр явился поздно, когда все были в сборе. Как всегда, изящен, немного насмешлив и, как редко, доволен. Аплодисменты. Грациозный поклон. Рукопожатие. Наконец, расселись. Стол с букетом цветов, с массою закусок. Я сижу чуть наискось от юбиляра и Яна, против М. С. [Цетлиной. — М. Г.], рядом с которой Ян. По правую руку Мережковский, по левую Пэти. […]
13 апреля.
Вечер Яна.
8 мая.
[…] Сегодня писательский обед. Мы с Галей идем в театр. Первый раз за все время во франц. комедии. […] Из театра заглянули в «Ротонду», там Ходасевич, Цетлин, Алданов и Ян. Обедом довольны, хотя Ходасевич и ворчал, что дорого.
9 мая.
[…] Обед у Рахманиновых. […] С. В. очень любезен. М-me и дочери остриглись. Таня [впосл. Конюс. — М. Г.] очень похорошела. Видела впервые Глазунова. Какой-то отрешенный человек с остановившимся взглядом. Рахманинов жаловался, что в музыке царит модерн.
12 мая.
[…] Ян рвется из Парижа. […] Был Капитан, ждал, вероятно, что Ян пригласит на Бельведер, но Ян ничего не сказал. […] Ян кончил уборку в 1 ночи. Спали мало.
Ехали сносно, несмотря на грязь и плохие вагоны. […] Леня вагоном-рестораном восхитился меньше, чем Галя когда-то. Ему вообще более близко то, что дальше от культуры. […] Я испытываю к нему нежность за его чистоту, за какую-то девственность натуры, за талантливость, за то, что все чувства у него настоящие, не изломанные, за то, что он умеет страдать, сильно чувствовать, даже за негибкость, на которую нападает Ян.
В Марселе […] я ночевала с Галей. Много говорили, как ей быть, чтобы больше получить свободы.
13 мая.
Приехали на Бельведер. […] И. Ис. [Фондаминского. — М. Г.] дома не было. […] Во всех комнатах цветы. Чувство дома и успокоения. […]
14 мая.
Пришли деньги из Америки. Ян успокоился. […]
16 мая.
[…] Статья Савельева о «Жизни Арсеньева» в «Руле». Хорошая, лучше, чем М. Ал. [Алданова. — М. Г.]. Он глубже взял и оригинальнее понял это произведение. […]
Настроение Яна поправляется, он прямо стал другим человеком, чем был в Париже. Бог даст, скоро начнет писать. […]
17 мая.
[…] За обедом разговор о смерти. Ян возмущается обрядами. — «Умер человек и как можно быстрее его увезти. Я хотел бы, чтобы меня завернули в холст и отправили в Египет, а там положили бы в нишу на лавку и я высох бы. А в землю — это ужасно. Грязь, черви, ветер завывает». Говорил он об этом с изумительным спокойствием. Говорил, что не может видеть крепа. […]
18 мая.
[…] У Ил. Ис. болит зуб, но он старается не подавать виду… А все же в этом году он не такой, каким был в прошлом. […] По-видимому, ему нравится Скабарь, во всяком случае, он пока ему интересен. И только с ним он говорит охотно. […] Он сказал: «Мне он нравится. По-моему, он умный, наблюдательный, чистый». […]
28 мая.
Неожиданно съездила на машине в Клозон. Ол. Л. [Еремеева. — М. Г.] в чистом белом фартуке, дети на вид здоровы. Очень мила одна девочка француженка. […] Ол. Л. гордо сказала: «трудных детей для меня не бывает». Почти все родились в эмиграции, и у всех прекрасный московский выговор. […]
30 мая.
[…] Осоргин написал статью о Куприне, пишет, что это самый человечный писатель. — В «Возрождении» интересная статья Ходасевича о книге Белого «На рубеже двух столетий». […]
31 мая.
Были Кугушевы с m-me Лапинской. Я все время занимала последнюю. Говорили, конечно, о Телешовых, об Елене Андреевне. Обе мы восхищались ее внешностью, душой. Она всегда была интересна, умна, остроумна. Но в любви несчастлива. Она любила некоего Глинкэ, красивого человека, но ей показалось, что он женится из-за денег, и она отказалась. Был в нее влюблен Гусев, студент — но тоже не вышло. В брак с Телешовым она вступила не по любви. Лапинская считает это большим мезальянсом. Я доказывала, что Ел. Ал. была счастлива. Н. Дм. очень порядочный человек с хорошей душой, любил ее дружески, был семьянином, умел вокруг себя создать кружок писателей, умел возбуждать к себе любовь. […]
11 июня.
[…] Ян вчера говорил: «Как я устал, как изменился. Мне все хочется молчать». […] Долго говорили о Лосе. Он почему-то к нему очень строг, даже как к писателю. И мне все чудится, что это он нарочно, чтобы мы не портили его, «а то и так у него слишком много самомнения».
