Бартош с недовольным видом начал подниматься с кровати.
Они подошли к старому четырехэтажному коммерческому дому. Привратник в парадной кивнул Франте, как старому знакомому, об остальных он даже не спросил. Они поднялись на третий этаж, и Франта позвонил в обшарпанную дверь.
Им открыл мужчина лет пятидесяти в толстых очках. Он был невысокого роста, очень сутулый с заметной лысиной на макушке. Мужчина, близоруко прищурившись, посмотрел на Франту, потом заулыбался и сказал:
— А мы вас уже заждались. Стол давно накрыт, а вас все нет и нет.
Все трое вошли в прихожую, разделись, но когда Бартош попытался зайти в комнату, то так и застыл в дверях.
За накрытым столом, лицом к двери сидел Вальчик.
Наконец, Бартош пришел в себя от неожиданности, прошел в комнату, сел напротив Вальчика и сказал:
— А рация?
— И рация здесь, — засмеялся Вальчик.
Наконец вокруг стола собрались и остальные.
— Рассказывай, как ты здесь очутился, — попросил Бартош.
— Наверное, так же, как и ты, — ответил Йозеф. — В общем, приземлился я в том лесу у дороги. Еще в воздухе я заметил один парашют и старался держаться к нему поближе. Его я нашел довольно скоро — это был грузовой, с рацией. Потом пошел искать вас, но ни вас, ни ваших следов так и не нашел. Смотрю, уже рассветает. Пошел прятать парашюты и рацию. Сначала я хотел закопать рацию вместе с парашютами, но меня словно остановил кто-то. Нет, думаю, перетащу-ка я ее поближе к дороге. И как позднее оказалось, правильно сделал. Потом пошел к деревне, дошел до указателя и понял, где я нахожусь.
— Во сколько это было? — поинтересовался Бартош.
— Наверное, где-то полшестого, а что?
— Мы с тобой разошлись минут на пятнадцать, — прикинул Бартош.
— Ну вот, прошел я эту деревеньку и пехом направился в Подебрады. Пришел туда около восьми. Взял такси и поехал на явку в Хрувим. И опять мне повезло. Подхожу к явке — нет никаких условных сигналов. Ни что явка действует, ни что явка провалена. Смотрю, дом вроде как кто-то и навещает, но не живет. Побоялся я туда идти. Да и машина там поблизости странная стояла — черный «Опель». Помнишь, как нас на курсах этими «опелями» пугали? Пошел в Микуловице, на запасную явку. Там пешком не очень далеко. Пришел я к пану Швадленке. Ну, наш первый диалог я тебе после как-нибудь расскажу. Умора полная. Я ему и пароль, и все остальное, а он мне — докажи, что ты парашютист. Тут, говорит, провокаторы стаями шляются, может и ты один из них. В конце концов, уговорил я его. Накормил он меня и уложил спать. Я так до следующего утра и проспал.
— К какому же времени ты туда добрался? — удивился Бартош.
— К какому добрался, не помню, — признался Вальчик, — а вот спать завалился в три часа дня. Наутро встал, и пан Швадленка отвел меня сюда, в Пардубице, к учителю Яначеку. Вот он сидит перед вами, — Йозеф кивнул головой в сторону хозяина квартиры, — Устроили мы тут военный совет — как нам перевезти рацию. За рацией поехали на следующий день все трое. Приехали в Подебрады, купили там санки и пошли за рацией. По дороге еще купили мешок картошки, чтобы спрятать в нем рацию. Это все мы заранее продумали. Пришли на место, откопали рацию, спрятали ее в мешке. И тут я пошел перепрятать парашюты. Даже не перепрятать, а просто проверить, надежно ли они спрятаны. Может что подправить. Прихожу — а парашютов-то там и нет. Вот тут-то я и закрутился.
— Как нет? — насторожился Бартош.
— Так и нет. Вырыл их кто-то. Я быстрей обратно и говорю: «Надо быстрее отсюда сматываться». Мы обратно вернуться хотели на поезде, но тут я говорю: «Нет». Если парашюты нашел кто-то из местных и прибрал их в хозяйство — это одно. А вот если их нашли немцы, то поезда наверняка прочесывают мелким гребешком. Оставили мы пана Яначека с картошкой в корчме, а мы с паном Швадленкой побежали в Подебрады за такси. На такси и сюда вернулись. Потом спрятали рацию у пана Швадленки. А сегодня узнал, что и вы здесь объявились. Вот и все мои приключения. А как вы здесь очутились?
— Ты сам только что сказал, примерно так же, как и ты. Не найдя ни тебя, ни рации, мы решили уходить. До деревни мы дошли тем же путем. А вот дальше я не рискнул сразу идти на явку, и пошли мы в дом к учителю и попросили у него приюта. Поесть, обогреться и немного поспать. Учитель оказался человеком неплохим: вопросов не задавал, накормил, обогрел и уложил спать. А часов пять вечера мы от него ушли. Пошли мы в одну деревушку около Гержманов-Местеца. Там у меня живут еще довоенные знакомые, а дочка у них до войны работала в Пардубецах. Вот я и подумал, попрошу у них ненадолго остановиться, а заодно узнаю обстановку и здесь. Ну, а вчера перебрались сюда.
Лондон, 10 января 1942 года
Полковник Моравец шел быстрым шагом по огромному залу радиостанции и почти не видел сидящих по обе стороны машинисток, что-то читающих или пишущих корреспондентов, разговаривающих за стеклянными перегородками дикторов. Он направлялся в отдел связи разведки, расположенный в самом конце зала. Там, в небольшой комнатке с мощными приемниками и передатчиками сидело всего три человека. Он подошел к старшему, Вацлаву, мужчине средних лет с одутловатым, нездорового цвета лицом и спросил:
— Вы меня сегодня чем-нибудь порадуете?
— К сожалению, нет, — покачал головой Вацлав, — ни один из «Сильверов» на связь так и не вышел. Во вчерашних передачах на Прагу мы опять несколько раз вставляли условные фразы, чтобы дать им понять, что мы их не слышим.
— Продолжайте слушать, — приказал полковник, — и фразы продолжайте передавать.
— Может быть, фразы уже лишнее? — высказал свое предположение Вацлав. — Они и так понимают, что мы их не слышим. А как только выйдут в эфир, то связь установится.
— Нет, передавайте, — строго сказал Моравец, — Мы не представляем, какая у них там обстановка. Может быть, они так до сих пор и не установили связь с подпольем. Тогда у них просто нет возможности ни развернуть свою рацию, ни слушать ваши передачи.
— Я все это понимаю, — согласился Вацлав, — но и они должны учитывать фактор времени.
— А если они чинят рации и проверяют их работу по нашим фразам? — выдвинул очередную версию Моравец.
— Обе сразу? — засомневался радист.
— То, что они оба сразу провалились, вы считаете вполне возможным, а то, что у них у обоих одновременно отказала рация, вы считаете нереальным, — уже с раздражением сказал полковник, — Где тут логика?
— К сожалению, вероятность провала намного больше, чем вероятность отказа рации, — вздохнул Вацлав, — Я тоже за них переживаю, но при этом стараюсь оставаться реалистом.
— В общем, делайте так, как я вам сказал, — приказал Моравец и, не прощаясь, развернулся.
Больше его ничего не интересовало: остальные новости он прочитает позже из полученного стандартным путем рапорта.
Богданече, 12 января 1942 года
В дверь постучали условленным образом: три точки и тире. Потучек встал с койки, отложил книжку и пошел к двери. На пороге стоял Бартош.
