поехал, постепенно ускоряясь, и вскоре скрылся из глаз провожающего его скептическим взглядом механика.
– Шум-махер-р!.. – сплюнул он под ноги и пошагал в избу.
До Анциферова доехали без приключений. Олег быстро освоился с непослушным поначалу «ижаком» и домчал до дому Наташи за считанные минуты.
Валерий Анатольевич, несмотря на возраст и рану, быстро выскочил из коляски и первым оказался у двери в избу.
Когда Олег и Наташа вошли следом за ним в комнату, то подумали вначале, что профессору стало плохо и тот упал. Но потом они поняли, что Валерий Анатольевич стоит посреди комнаты на коленях, склонившись над лежащей там супругой.
– Люсенька, Люсенька!.. – причитал он. – Что с тобой?
Наташа бросилась к супругам. Первого взгляда, брошенного на Людмилу Леонидовну, было достаточно, чтобы понять, что та без сознания, но жива. Лицо ее было белее мела, на лбу выступили крупные капли пота, но грудь ее вздымалась – неровно, с задержками и рывками, но женщина дышала.
– Надо положить ее на диван! – махнула Наташа Олегу.
Тот легко, будто пушинку, поднял невесомое тело и очень удивился, что оно такое легкое. Олегу показалось навскидку, что оно весит едва ли больше тридцати килограмм. И вообще… Людмила Леонидовна напоминала сейчас «Наташу», когда он увидел ту впервые. Такая же белая, почти прозрачная кожа и… такая же холодная, почти ледяная.
Олег осторожно опустил женщину на диван, и возле нее сразу засуетился с неизменным саквояжем Валерий Анатольевич. Впрочем, кажущаяся суета быстро принесла видимый результат – Людмила Леонидовна задышала ровнее, ее щеки чуть порозовели, веки сначала дрогнули, а потом и открылись.
– Где… она? – повела встревоженным взглядом женщина и попыталась приподняться.
– Лежи, лежи, Люсенька! – встрепенулся профессор и бережно взял ладонь супруги в свою здоровую руку. – Не бойся, ее здесь нет.
– Где она? – опять повторила Людмила Леонидовна, пристально вглядываясь в глаза мужу.
– Она… вернулась, – отвел взгляд профессор.
– Ты убил ее?! – рванулась к нему супруга, но тут же обессиленно опустила голову на подушку. – О, Боже!.. Ты убил ее…
– Не я, – тихо промолвил Валерий Анатольевич. – Но ничего другого не оставалось, прости… И не переживай, она просто вернулась к себе. К тому же – она вовсе не человек, не стоит так убиваться…
Людмила Леонидовна резко повернула к мужу голову. В глазах ее, прозрачно голубых, словно льдинки, стояли слезы.
– Не человек?.. – прошептала она. – Да, она не успела стать человеком. Дважды, и оба – по моей вине…
– Что ты такое говоришь, Люсенька? – успокаивающе погладил супругу по седеющим волосам профессор. – Успокойся, ты просто устала…
– Валера… – хрипло, словно ей что-то мешало, проговорила Людмила Леонидовна. – Прости меня, ладно?.. Если сможешь, прости… – Из глаз ее ручьем полились слезы.
– Люся, Люсенька, да что с тобой? – испуганно вскочил и потянулся к саквояжу Валерий Анатольевич, но жена с внезапно пробудившейся силой потянула его за рукав к себе. И сказала быстро и четко, словно выплюнула, срыгнула из себя то, что мешало ей говорить и дышать:
– Валера, это была наша дочь!..
12
В комнате повисла тягучая тишина. Первой мыслью у всех было одно – Людмила Леонидовна заговаривается. Просто вошла в роль, придуманную ими с мужем в поезде. Но супруга профессора не дала укрепиться этой разумной, объясняющей все мысли. Ее голос окреп, словно до этого ему и правда что-то мешало, и женщина заговорила почти прежним своим – сухим, лаконичным, не терпящим возращений – тоном, разве что чуточку тише обычного:
– Не смотрите на меня так!.. Это правда. Она сказала мне… Да я и сама уже догадывалась.
– Сказала?! Когда?.. – сжал ладонь супруги Валерий Анатольевич.
– Она все время была рядом. Ее тянуло к нам… ко мне… Когда вы ушли, она пришла. Ее сознание не сформировано, вы знаете… эксперимент завершился аварийно… Но она все-таки не была сумасшедшей. Говорила плохо, односложно, но я поняла. Она сказала, что нырнула тогда в открывшийся проход не случайно. Она почувствовала меня, хотела ко мне… И к тебе, Валера…
– Но… это же чушь, Люсенька! – вскочил побледневший профессор. – Она не может быть нашей дочерью! Какие дети, Люся?! У тебя же… у нас не могло быть детей!..
Людмила Леонидовна вздрогнула, словно ей залепили пощечину. Из небесно-голубых глаз покатились по впалым щекам слезы.
Профессор рухнул на колени перед диваном и опустил лицо на грудь жены:
– Прости! Прости, Люсенька, я не хотел тебя обидеть!.. Ты не виновата в этом!.. Я – бесчувственная скотина! Прости…
Людмила Леонидовна запустила тонкие пальцы в шевелюру мужа, ласково и нежно потеребила его волосы.
– Валера… Тебе не за что просить у меня прощения. Это я должна вымаливать его у тебя, ползать перед тобой на коленях… Но все равно мне прощения нет и не будет. Меня покарал сам Господь. Я заслужила это… Но мне очень… очень-очень жаль, что страдать пришлось и тебе…
Профессор рывком поднял голову:
– Нет-нет, Люсенька! Что ты говоришь?! Тебе плохо, ты устала, помолчи, усни, отдохни!.. Завтра проснешься – и будет все хорошо!
– Завтра для меня не будет, Валера, – спокойно, буднично сказала Людмила Леонидовна. – Так что тебе придется выслушать все сейчас. И молодые люди пусть послушают, им это будет весьма полезно и поучительно… Ты готов услышать
Профессор дернулся, лицо его покрылось пятнами, на лбу выступил пот. «Любимым» его не называли лет тридцать… Супруга вообще была чрезвычайно скупа на ласковые слова и прочие нежности. И если уж она сейчас обратилась к нему
– Я готов, родная, – кивнул Валерий Анатольевич и снова взял руку жены в ладонь.
Олег подошел ближе. Наташа и вовсе села на пол возле дивана, скрестив по-восточному ноги. Людмила Леонидовна заговорила:
– Ты ведь всегда хотел детей, Валера. Я помню, я знаю. А я… Для меня была важней моя работа. Стоило подумать, что придется выбросить из жизни год, два, три, а то и больше, посвятить их грязным пеленкам, молочным кухням, очередям в поликлинике, и мне сразу становилось тошно… Нет, я тоже хотела ребенка, но для себя все время это решение откладывала: вот сдам кандидатский минимум, вот защищу докторскую, вот сдам этот проект, закончу следующий… И вот однажды… Я как раз работала над одним проектом, – Людмила Леонидовна бросила извиняющийся взгляд на Олега, поискала глазами Наташу. – Извините, он шел под грифом «секретно», да и не в содержании суть. В общем, работа была в самом разгаре, когда я поняла, что… беременна… – Пальцы Валерия Анатольевича судорожно сжали ее руку, и Людмила Леонидовна вскрикнула.
– П-прости… – шевельнул одеревеневшими губами профессор и разжал пальцы. Он хотел убрать руку вообще, но жена схватилась за его ладонь, словно утопающий за брошенный ему линь.
– Да, Валера, да!.. Я обманула тебя тогда… Это было давно, очень давно. Сколько уже прошло? Лет тридцать, или больше… Ты, наверное, и не помнишь, я сказала тогда, что еду в командировку, а сама… Я побоялась ложиться в больницу – ты мог бы узнать. И я обратилась к одной бабушке… Ну, ты знаешь,
