отвала, а здесь люди про мясо уж и не помнят...
– Как фамилия этого самого эскулапа?
– Кого? – Солдат не понял. – О ком вы спросили?
– «Эскулап» на иностранном языке означает «доктор медицины».
– А... Фамилия у него какая-то слишком уж длинная... Сейчас, я по слогам... До-брен-дер... Франц Добрендер...
– Я был на вскрытии не один, – ответил доктор Добрендер, внимательно рассматривая лицо Джека Эра; на переводчика он не обращал внимания, словно бы его и не было в комнате. – Там был офицер вашей армии, можете обратиться к нему...
– Обращусь, – пообещал Джек Эр. – Это уж как полагается. Фамилию помните?
– Вам скажут в морге.
– Вы приехали в морг? А в отель? Не были там, где нашли покойного?
– Я же судебный эксперт, а не врач скорой помощи.
– В отеле, где нашли труп доктора Мартенса, мне сказали, что вы прибыли туда. Вместе с врачом скорой помощи.
– Это неправда. Я туда прибыл, когда меня вызвал врач скорой помощи, зафиксировавший смерть.
– Значит, вы все-таки были в отеле?
– Да, был. Разве я это отрицаю?
– И у вас не создалось впечатления, что доктора Мартенса привезли в номер мертвым?
– Опять-таки это не моя забота. Это дело прокуратуры. Вашей военной прокуратуры в том числе... Там и наши были, из криминальной полиции, но ведь нашим ничего не позволяют... Все дела ведет ваша служба... Мы только оформляем то, что говорят ваши люди.
– Кто из
– Не знаю... Кто-то из молодых, не помню...
– Но Уго Шранц был?
– Да, господин Шранц приехал перед тем, как тело отправили в морг для вскрытия.
– Следовательно, вы убеждены, что Мартене отравился древесным спиртом?
– И ваши люди, и я убеждены в этом.
– Ладно. – Джек Эр поднялся. – Я еще приглашу вас. Для беседы.
– К вашим услугам, – ответил доктор Добрендер.
А где мне его
Основания так думать у него были. Ответ, полученный им по телефону из Осло, гласил, что древесный спирт был
Зафиксирована также
У Джека Эра были все основания считать, что этот яд был вколот Мартенсу после того, как тот начал работать в архивах СС, СД и абвера, получив на то соответствующее разрешение того самого Майкла Мессерброка, о котором вчера говорил Конрад Кулл.
Даллес, Макайр, ИТТ, Визнер (сорок седьмой)
Эухенио Пареда долго стоял перед зеркалом, разглядывая свое лицо: ранняя седина на висках; рубленые морщины на лбу, – перед тем как перебраться сюда, в столицу Чили, работал на медных рудниках, работа адовая, пропади все пропадом. Он долго стоял перед зеркалом: глаза потухшие, словно бы лишенные зрачков, тусклые.
Он вышел из маленькой ванной на цыпочках, приблизился к кроватке сына; мальчик по-прежнему лежал бледненький, со скрюченными ножками и бессильными ручонками: пальчики худенькие, синие, ноготки совершенно белые, с голубизной, – полиомиелит...
Месяц назад, после пресс-конференции по поводу предстоящей забастовки, к нему, как руководителю профсоюза, подошел седой американец, увешанный фотоаппаратами; вытирая обильный пот на лице и шее, сказал на довольно приличном испанском:
– Сеньор Пареда, а не разрешили бы вы сделать несколько кадров у вас дома? Наших профсоюзных боссов травят за то, что они, мол, слишком шикарно живут, коррупция и все такое прочее... Они поэтому любят, когда мы посещаем их скромные квартиры, какой-никакой, а фотоответ недругам...
– У меня болен ребенок, приятель, – ответил Пареда, – у мальчика... Словом, жена не может никого видеть, у нее плохо... с нервами...
– А что с ребенком?
– Полиомиелит...
– Погодите, так ведь врач в нашем филиале ИТТ пишет докторскую диссертацию на эту тему! Я привезу его к вам...
– Сколько он запросит денег за визит?
– Ничего не запросит, – человек усмехнулся. – Он бессребреник, прекрасный парень, помогает каждому, кто к нему обратится.
Доктор, действительно, был прекрасным человеком, звали его Честер Гиффорд, осматривал мальчика минут сорок, руки добрые,
...А через шесть дней, когда Пареда выходил из портового кафе, его окликнули; он оглянулся, недоумевая; увидел машину, за рулем сидел довольно пожилой, нездорово полный мужчина:
– Это я звал вас, Пареда, я! Я Веласко, из Пуэрто-Монта, у меня к вам дело, садитесь, подвезу, по пути и поговорим.
– Но я вас не знаю...
– А это неважно. Я знаю вас, это хорошо, когда рабочие страны знают своего профсоюзного вожака... Садитесь, садитесь, это по поводу вашего мальчика...
Пареда сел рядом с этим потным, толстым Веласко; тот нажал по газам, – машина, по-козлиному подскочив, резко набрала скорость; в кабине остро запахло бензином.
– Так вот, Пареда, мне поручили передать, что можно легко заработать на лечение мальчика. Стоимость курса – этот блажной доктор из ИТТ получил письмо, мы его прочитали – десять тысяч долларов. Их вам могут вручить в том случае, если вы исполните нашу просьбу.
– Кто это «вы» и что за «просьба»?
– Мы – это мы, а просьба – это просьба. Не хотите – откажитесь, никто не неволит. Просто нам казалось, что вы нуждаетесь в помощи... Всегда хочется помочь своим... Вы ведь не являетесь членом коммунистической партии?
– Остановите машину. Я хочу выйти.