– Нет. Они не оставляют улик...
– Вы не пытались встретиться с отцом Рикки?
– Пытался.
– И что?
– Старика отправили на Сицилию.
– Куда именно?
– Про это вам никто не скажет. Нарушение обета молчания карается смертью.
– О'Дуайер в курсе этого дела?
– Губернатор в курсе всех дел, – Джон усмехнулся. – Народный избранник должен знать все обо всех... Не вздумайте идти с вашим делом к нему, вас пришьют при выходе из здания...
– Почему? – Роумэн снова закурил. – Я ведь приду к нему с деловым предложением...
– Он губернатор, прет вверх, к таким людям нельзя обращаться с предложением человеку с улицы...
– Как же быть?
– Не знаю... Если уж рисковать – то через их адвокатов, люди с хорошей головой, от них многое зависит, сейчас на мафию работают лучшие адвокаты страны... Кстати, откуда вы знаете Синатру?
– Я ждал этого вопроса, – ответил Пол. – Я работаю... точнее – работал в Голливуде... Там довольно демократичная обстановка... Мы встречались на приемах...
– Вы знаете, что Синатра прилетел в Нью-Йорк?
– Нет.
– Он самый умный из них... Артист, человек с фантазией... Он знает все, они его обожают и прислушиваются к его словам...
– Думаете, есть смысл начать с него?
И Джон ответил:
– Я думаю, что вам лучше вообще бросить это дело...
– Спасибо за совет, – грустно сказал Роумэн, – но я им не воспользуюсь... Что должно заинтересовать Синатру? Что позволит мне рассчитывать на встречу?
– Деньги. Большие деньги. Миллионы... И обязательно интрига, они, как дети, обожают таинственность, ритуалы, загадки, романтику... Странно, но это так...
Штирлиц, де Лижжо, Росарио (Аргентина, сорок седьмой)
– Профессор, простите, что я к вам без звонка... Так разумнее... Во всяком случае, для вас...
Де Лижжо не сразу узнал Штирлица, тот был в своем черном свитере с высоким воротом, кожаной тужурке в джинсах и тяжелых ботинках; с утра зарядил промозглый дождь, облака висели низко над городом, рваные, серые, безысходные.
– А, это вы, – профессор не сразу пропустил его в квартиру; он снимал этаж в престижном доме, напротив парка Лесама, на улице Касерос. – Что-нибудь случилось?
– Да, – ответил Штирлиц. – Я займу у вас несколько минут, продолжение разговора о положении в Испании.
– Ну, хорошо, – несколько раздраженно ответил профессор, – войдите, я не узнал вас... Вы сейчас похожи на шкипера... Вообще-то я привык, что ко мне приходят после звонка, договорившись заранее о встрече.
– Поскольку вы лечите офицера разведки Франко, – ответил Штирлиц, – ваш телефон могут прослушивать.
– Кого я лечу?! – профессор изумился. – Какого еще офицера Франко?!
– Его зовут Хосе Росарио.
– Не говорите глупостей, сеньор... Росарио вполне интеллигентный человек.
– А Гитлер рисовал проекты будущих городов рейха. А Муссолини выпустил сто томов своих сочинений – довольно хлесткая публицистика. А... Продолжить? Могу. Мир знает множество вполне интеллигентных мерзавцев... Вы убеждены, что Росарио выбил себе глаз, наткнувшись при падении на перо?
– Он сам мне сказал, что это вздор, – профессор изучающе посмотрел на Штирлица. – На него было совершено нападение франкистами, они за ним охотятся... Поэтому он и стал лечиться у меня, открытого республиканца, поэтому мы и записали в его историю болезни сказку... Удел изгнанников – таиться, бежать скандала...
– У вас остались данные анализов, сделанных в кабинете неотложной помощи?
– Конечно.
– Мы сможем их посмотреть?
– Зачем? – профессор начал сердиться. – К чему это? Простите, но я вас не знаю! Один раз вы пришли ко мне на прием с совершенно здоровыми глазами, теперь этот странный визит... Вообще, что вам угодно?
– Я пришел к вам только потому, что сенатор Оссорио рассказал мне вашу историю, точнее – историю вашего брата. Вот его записка, прочитайте.
– С этого и надо было начинать, – удовлетворенно ответил де Лижжо. – Садитесь, пожалуйста. Я не приглашаю в холл, там собрались друзья жены, устроимся здесь.
Прочитав письмо сенатора, де Лижжо вернул его Штирлицу, закурил, хрустнул пальцами, потом резко поднялся:
– Хорошо, едем в клинику, там все сверим.
...Сверив результаты анализа чернил и следов металла, оставленных в глазных яблоках Клаудии, – это явствовало из данных судебно-медицинской экспертизы, проведенной в Барилоче, – и анализа, проведенного в столичной клинике «Ла Пас», куда доставили Росарио, которого сопровождал, как всегда, шофер такси, сеньор Пенеда, они убедились в их идентичности.
Профессор долго расхаживал по кабинету, курил одну сигарету за другой, потом достал из рефрижератора бутылку вина, разлил красную «мендосу» по стаканам, фужеров не держал: «Это только психиатры, наука для богатых неврастеников, которые не знают, сколько стоит фунт хлеба», – выпил, остановился над Штирлицем, который сидел молча, сложив на груди руки, – лицо казалось сонным; так с ним бывало всегда в моменты самых рискованных решений.
– Ну и что вы намерены предложить? – спросил де Лижжо.
– Поступок, профессор.
– А именно?
– Вы должны позволить мне позвонить от вас Росарио. Я назовусь рентгенологом. Скажу, что для правильного протезирования нужен повторный осмотр. И вызову его по тому адресу, который известен одному мне.
– Звоните, я-то здесь при чем?
– Притом, что он наверняка не поверит мне. И скажет, что должен перезвонить вам, надо посоветоваться с профессором. А я отвечу ему, что звонить не надо, профессор рядом, передаю трубку... И вы возьмете трубку... И подтвердите, что приезд желателен... Сейчас же... Это все, о чем я вас прошу.
– Зачем вам все это?
– Затем, что я должен поговорить с Росарио лицом к лицу. Он убил женщину, которую я любил. Она ни в чем не виновата... Разве что в том, что любила меня... А потом Росарио должен назвать мне те его центры, которые здесь организовывают транспортировку нацистов из Европы в глубь континента.
– А потом?
– А потом я его убью.
– В таком случае, я не имею права лгать ему. Я врач, сеньор... Я не знаю вашего имени...
– «Во многие знания многие печали»... У меня много имен... «Сеньор» – вполне достаточно... Больше я никогда не появлюсь у вас, профессор... Или вы хотите, чтобы я пообещал вам: Росарио останется жить?
