отрядом на рассвете от альпийских озер до верхнего предела лесной зоны.
Уже до места бивака нашего главного отряда сланцы, из которых состояли все горные обнажения долины, окончились, и пошли обнажения кристаллических пород – гранитов. На полпути от бивака нашего отряда до места нашего ночлега на Зауке (на 12 июня) я заметил на левой стороне долины выходы и осыпи диоритового порфира. Несколько ниже, после поворота прямо к югу, уже начались, как в обнажениях, так и в осыпях, сиениты.
Далее мы шли уже через зону густого и богатого мохом елового леса. Только по мере нашего приближения к Кызыл-джару хвойный лес поредел, и еловые деревья сменились рябиной (Pyrus aucuparia).
Интересная местность Кызыл-джара требовала еще дополнительного осмотра, который я и предпринял, нисколько не задерживая дальнейшего спуска всего отряда к озеру Иссык-Куль, отделившись от него налегке со своим казаком-переводчиком, художником Кошаровым и тремя хорошо знакомыми со старой резиденцией Бурамбая каракиргизами. Я тщательно собрал образцы характерного, по моему мнению, древнеиссыккульского конгломерата, из которого слагается весь Кызыл-джар, и проверил простирание и падение его пластов. Они оказались такими, какие я наблюдал и в другом месте при нашем восхождении: простирание от востока—северо-востока к западу—юго-западу, а падение – 15 к северу Образец конгломерата, вошедший в состав моей обширной геологической коллекции, переданной впоследствии в музей Горного института,[48]состоял из красного крупнозернистого песка, довольно слабо цементованного, с валунами разнообразных тянь-шаньских горных пород, вносимых в озеро впадающими в него реками. Конгломерат этот обнаруживал наклонность к образованию в нем пещер, которые я заметил в одном из его обрывов на правом берегу реки Зауки. Одна из этих пещер служила складом для мельницы, на которой Бурамбай размалывал свой хлеб. Внутренность этой пещеры была сильно закопчена. Никаких обитателей из животного мира я в ней не нашел, кроме двух мышей, питавшихся хлебными остатками. Дно пещер было наклонное, сообразно наклону пластов конгломерата 15 к северу. Самая просторная из пещер была ограждена искусственной каменной оградой, цементованной глиной. Вблизи пещер находились остатки бурамбаевских укреплений.
Окончив дополнительный обзор местности Кызыл-джар, мы поехали быстро догонять свой отряд, медленно спускавшийся по дороге к Иссык-Кулю. Ехали мы напрямик мимо древних развалин через степное подгорье Тянь-Шаня и, догнав свой отряд, к 5 часам пополудни выехали к той красивой бухте озера, в которую впадают обе реки Кызыл- су.
Здесь мы остановились на привал и при жаркой погоде вздумали купаться, причем удобная для этой цели бухта поразила нас своим богатством рыбой. Огромные сазаны (Cyprinus carpio) блистали на солнце своими красивыми чешуями и плескались в большом количестве на самой поверхности воды, путаясь в густых зарослях водных растений из семейства наяд (Potamogeton perfoliatus), длинными, поднимающимися со дна стеблями которых заросла бухта по самой своей середине[49]. Никаких приспособлений для лова рыбы у нас с собой не было, но казаки, входя в воду, захватили с собой свои шашки (сабли) и, обнажив их наголо, стали ими рубить запутавшуюся в водорослях и плескавшуюся на поверхности воды рыбу. Этот импровизированный способ ловли дал нам часа в два до 11 пудов рыбы, из которой мы сварили превосходную уху на весь отряд, а остальную посолили, добыв соль через каракиргизов из ближайшего солончака. Температура воды в бухте оказалась 20,5 C при температуре воздуха 28,5 C. Гипсометрическое определение дало мне для нашего привала на берегу бухты 1370 метров абсолютной высоты. Ночевали мы в зарослях облепихи и других кустарников на берегу реки Кызыл-су.
15 июня в 5 часов утра было только 9,5 C. Тронувшись в этом часу со своего ночлега, мы в возможно короткое время вышли на самый берег Иссык-Куля восточнее бухты Кызыл-су. Весь день я решился посвятить исследованию береговой полосы озера, а затем и флоры не только этой полосы, но и всего плоскогорья, в которое врезан глубокий бассейн озера.[50]
Особенно меня интересовала прибрежная полоса метров от 30 до 60 шириной, на которой я заметил два параллельных между собой старых береговых уступа, имевших каждый до 3 метров высоты. На этой береговой полосе можно было находить все, что волны озера, издавна славившегося между туземцами своими бурями, выбрасывали на берега. Прежде всего я осмотрел валуны и гальки, выбрасываемые волнами озера, и убедился, что реки, текущие в озеро из Тянь-Шаня, не вносят в него никаких вулканических пород. Затем я нашел между этими валунами много остатков рыбы, а также значительное количество раковин, костей водных птиц и даже костей и клыков кабанов. Найденные мной остатки рыбы принадлежали (кроме сазанов) к знакомым мне и сопровождавшим меня казакам породам маринки (Schizothorax pseudaksaiensis issykkuli Berg) и османа (Diptychus dybowskii kessler) из рек и озер Семиречья. Раковины же, собранные мной и посланные впоследствии на определение зоологу Мартенсу, оказались новым видом лимнеи, описанным им под названием Limnaea obliquata mart. На этом самом побережье был найден богинцами незадолго до моего путешествия очень древний по форме и украшениям больших размеров медный котел и несколько медных орудий, по-видимому, бронзового периода.[51]
Вода озера имела здесь прекрасный прозрачно-голубой, а на более дальнем горизонте индигово-синий цвет и была сильно солоновата. Вид с дугообразно загибающегося берега на вдающийся в озеро, несколько возвышенный мыс Кара-бурун и на главный исполинский хребет Тянь-Шаня, поднимающийся над южным побережьем Иссык-Куля (Терскеем), поистине очарователен. К сожалению, при своем исследовании бассейна Иссык-Куля я вынужден был ограничиться тщательным осмотром береговой полосы, а затем перейти к исследованию сухопутной флоры иссык-кульского плоскогорья, так как ни о каких гидрологических исследованиях бассейна озера при отсутствии лодки не могло быть и речи.
Только шестикратные выходы мои в 1856 и 1857 годах в различных местах, так же как и расспросы туземцев, убедили меня, что островов такого типа, каким представляется Арал-джол на озере Ала-куль, на Иссык-Куле нет и едва ли могло быть.
Интересно было бы для меня проверить рассказы каракиргизов об исчезнувших под водой развалинах строений, которые иногда, при низком стоянии воды, бывают видны и поныне. В подтверждение этого показания каракиргизы сообщали мне, что они нередко находили на берегу, осмотренном мной 13 июня, кирпичи и камни, из которых были сложены исчезнувшие под водой строения. Место, на котором они видели эти строения, они мне указывали с берега, посещенного мной 14 июня 1857 года, и с мыса, разделяющего заливы Тюпа и Джаргалана. Расположено это место, казалось мне, на подводном продолжении мыса Кара- бурун и, во всяком случае, в восточной мелководной части озера, потому что в нее вносится постоянно большое количество наносов.
Независимо от этих исчезнувших под водой Иссык-Куля построек есть еще и другие исторические показания о бывших на Иссык-Куле островах, ныне, очевидно, исчезнувших. Показания эти относятся к XIV и XV векам. В XIV веке, по показанию Араб-шаха, великий Тимур (Тамерлан) помещал своих знатных пленников на острове озера Иссык-Куль, где он приказал устроить для них жилище. В середине XV века, по показанию мусульманских историков, один из монгольских ханов основал на острове среди Иссык-Куля в местности Кой-су укрепление, в котором держал для безопасности свое семейство. Сопоставляя эти три показания, я не имею причины сомневаться в их справедливости и прихожу к заключению, что все три относятся к одному и тому же острову, существовавшему в XIV и XV веках и в то время застроенному и исчезнувшему под водой озера вместе со своими постройками позже XVI века.
Где же мог находиться такой остров? Без сомнения, в восточной, мелководной части Иссык- Куля, так как он был не горно-каменный – типа Арал-тюбе на озере Ала-куль, а наносный, и в таком случае его следует приурочить к месту, указываемому каракиргизами на подводном продолжении мыса Кара-бурун. Что остров был наносный и был окружен мелководьем, на то я нахожу подтверждение в названии местности озера, в которой находился остров, – «Кой-су», что значит «баранья вода». Имя Кой-су часто встречается в Средней Азии и всегда применяется к таким мелким и спокойным водам, через которые легко могут переправляться бараны. Это собственно «бараний брод». Такой только и могла быть водная поверхность, окружающая наносный остров Иссык-Куля, образовавшийся на подводном продолжении Кара-буруна. Исчезнуть со всеми своими постройками под волнами Иссык-Куля было не особенно трудно при всякой сильной буре, сопровождавшей одно из тех землетрясений, которым часто бывали подвержены прибрежья Иссык-Куля. Таким образом, и обломки строений, выбрасываемые на прибрежье, посещенное мной 14 июня 1857 года, относятся не к усунско-китайскому периоду (II веку), а к монгольскому (XIV и XV векам).
Покинув интересные берега Иссык-Куля, мы весь остальной день употребили на переход от прибрежья озера по степной поверхности иссык-кульского плоскогорья, и, перейдя еще реку Джеты-огуз, вышли на реку Джаргалан, где и остановились на ночлег, собрав в этот день богатый материал по флоре
