с сильно разрезными листьями и грубо волокнистыми стеблями, как у конопли (Urtica cannabina). Замечательно, что в этой растительной зоне я нашел и дикую коноплю (Cannabis sativa).
22 июля мы снялись со своего ночлега в 7 часов утра. Около него в обнажениях известняка я нашел немало окаменелостей, характерных для каменноугольной системы, как, например, Productus giganteus, Pr. semireticulatus, так же как и несколько видов кораллов. В некоторых местах известняк этот был прорван порфирами и имел падение 40 к югу. Выйдя на реку Кутургу и поднявшись до ее истока, мы взошли, наконец, на вершину хребта, который образует здесь род плоскогорья с прекрасными субальпийскими лугами. Пространствовав по этим лугам несколько часов, мы достигли того Май-булака, который, спускаясь с хребта к югу, впадает в Чилик. По этому Май-булаку мы спустились несколько вниз и нашли здесь удобное место для своего ночлега.[77]
23 июля, снявшись с нашего ночлега в верховьях Май-булака, мы поднялись на гребень хребта и шли верст десять, медленно передвигаясь вдоль этого гребня, по прекрасным альпийским лугам. Обнажения горных пород, встречаемые нами, состояли из известняков, потом из порфиров и, наконец, из сланцев. Налево от нас за широкой долиной Чилика возвышались вершины южной цепи Заилийского Алатау, носящие на северных своих склонах широкие поляны вечного снега. Внизу, у наших ног, впереди течения Чилика, были видны три параллельные долины трех поперечных притоков Чилика, впадающих в него выше реки Кутурги. Все эти три долины носили название абрикосовых (1, 2 и 3 Урюкты).
Пройдя еще верст пятнадцать по плоскогорному хребту, вдоль которого мы следовали, мы наконец достигли к 11 часам утра его кульминационного пункта. Температура была +7,8 C.
Горная вершина оказалась, по моему гипсометрическому измерению, 2890 метров абсолютной высоты. Привал, на котором я сделал свое наблюдение, находился у подножия большой скалы, состоявшей из глинистого сланца с падением 65 к югу. Флора здесь была уже совершенно альпийская,[78]а вид с этой вершины был обширный и восхитительный.
Далеко и глубоко врезывалась между двумя параллельными цепями, из которых состоит Заилийский Алатау, широкая продольная долина. В ней течет вся верхняя половина реки Чилик, питаемой многочисленными параллельными друг другу притоками, из которых правые текут в поперечных долинах южной цепи, а левые – в поперечных долинах северной. Склоны обеих параллельных цепей носили на себе широкие поляны вечного снега, но южная цепь, имевшая меньшее расчленение между своими снежными вершинами, поднималась сплошной стеной, а снежные вершины северной цепи были более индивидуализированы и представлялись еще более высокими. Вправо от нас, у наших ног, текло несколько источников, которые, соединяясь, давали начало реке Дженишке, текущей в очень узком ущелье, параллельном с долиной Чилика. За этим ущельем величественно поднималась со своими снежными вершинами северная цепь Заилийского Алатау, на соединение с которой шел наш хребет, поворачивая к западу—северо-западу.
С достигнутой нами вершины мы уже начали спускаться в долину Чилика. Сначала мы шли, понижаясь, по альпийским лугам, но верст через пять мы начали быстро спускаться по глинистой бело-желтого цвета тропинке, получившей вследствие этого название Ак-кия, в лесную зону.[79]
При входе в нее пришлось пробираться через густые заросли арчи (Juniperus pseudosabina), деревянистые стебли которой, путаясь и завиваясь почти спирально, расстилались по скалам, переплетаясь с жимолостью и кустами рябины, но местами поднимались кверху могучими, хотя искривленными, деревьями, перевитыми с соседней рябиной горным клематисом (Atragena alpina).
Пройдя эти заросли, мы вышли в зону елового леса, которая спускается здесь по долине речки Бай-саур к Чилику. В этой зоне мы остановились в 3 часа пополудни на ночлег, уже в долине Чилика, между елями, на берегу прекрасного ручья, который наши проводники называли Чин-булаком. Термометр показывал в этом месте +18 C, а гипсометрическое определение дало мне здесь высоту 2050 метров, которую можно принять за среднюю высоту продольной долины Чилика.
Я употребил весь свой вечер на отборку и пересмотр растений, собранных мной 19, 21 и 22 июля в долине по всей почти 80-верстной ее длине. Растений, собранных и зарегистрированных мной в эти дни в долине, оказалось не менее 150 видов, и сбор этот имел то значение, что он всецело представлял июльскую флору лесной зоны Заилийского края (от 2000 до 2500 метров абсолютной высоты) на 80-верстном протяжении долины, разделяющей обе параллельные смежные цепи исполинского хребта, служащего, в свою очередь, передовым хребтом в еще более исполинской системе Тянь-Шаня.[80]
При внимательном рассмотрении этого списка нельзя не заметить значительной пропорции во флоре продольной долины Чилика древовидных растений (более 20 %), из которых только семь видов встречаются в нашей среднерусской флоре. Это, впрочем, находит себе объяснение в том, что вся Чиликская долина, разделяющая две параллельные цепи Заилийского Алатау, лежит всецело в лесной зоне высокогорной страны. Но еще более поразительно, что между травянистой растительностью Чиликской долины 56 % принадлежат к обыкновенной флоре Европейско-Русской равнины, а это служит верным указателем, что вся Чиликско-Кебинская продольная долина, разделяющая обе снежные цепи Заилийского Алатау, представляет местность, пригодную по своим климатическим условиям для культуры и оседлой колонизации.
24 июля мы снялись с нашего ночлега на Чин-булаке Чиликской долины в 7 часов утра и стали круто подниматься в гору между Чин-булаком и Долон-булаком, встречая скалы, которые сначала состояли из граувакки, а потом из гранита. Сначала мы проходили через лесную зону, в которой всецело находилась продольная долина Чилика, но после того как ель сменилась арчой, мы уже вступили в зону альпийских лугов. Однако здесь мы скоро наткнулись на такую сплошную гряду скал, которую в альпийской терминологии называют Felsenreem (морем скал). Все наши усилия переехать через эту гряду на лошадях с верблюдами оказались безуспешными. Даже моя лошадь, с которой обращались особенно осторожно, была сильно изранена. Я вынужден был остановить весь свой отряд, направив его по указанному киргизами- проводниками обходному пути, к месту, предназначенному мной в этот день для ночлега в верховьях Май- булака.
Сам же я, не оставляя своего намерения достигнуть возвышавшегося передо мной снежного гребня северной цепи Заилийского Алатау и измерить высоту снежной линии южного склона этой цепи, продолжал свой путь уже налегке, в сопровождении Кошарова, трех казаков и одного киргиза. Мы пошли пешком, а лошадей наших кое-как перетащили понемногу через гряду скал, за которой мы снова сели на лошадей и поднялись уже без особого труда до вершины гребня по снежной поляне, имевшей около версты ширины и спускавшейся довольно отлого с вершины гребня. Гребень этот, по моему гипсометрическому измерению, оказался 3740 метров абсолютной высоты, а высота снежной линии на южном его склоне определилась в 3700 метров. [81]Измерение было произведено мной около полудня, при совершенно безоблачном небе и температуре +5 C.
К северу гребень падал очень круто в пропасть; сплошной вечный снег, с весьма ясным напластованием, спускался на северную сторону значительно больше, чем на южную, по крайней мере на сотню метров. Вид с вершины гребня на южную его сторону был очень обширен и восхитителен. Впереди нас, за широкой долиной Чилика, простиралась вся южная цепь Заилийского Алатау (Кунгей Алатау), носившая на себе, на своем северном склоне, непрерывающуюся полосу вечного снега. Она скрывала от нас озеро Иссык-Куль, но на ней, на отдаленном юго-востоке, был виден снежный Тенгри-таг со своим характерным исполином Хан-Тенгри. Внизу, у наших ног, вся долина Чилика была задернута туманными облаками. Но на юго-западе, на узле Чилик-Кебин, связывающем обе цепи Заилийского Алатау, блистали снежные поляны.
Спуск свой с высокого гребня старались мы произвести с возможной быстротой, но когда мы достигли самой крупной части этого спуска, то уже стемнело, и мы должны были спускаться с крутой стены скал, предоставив себя совершенно инстинкту киргизских лошадей, замечательно привычных к горным путешествиям. Когда же мы, наконец, достигли подножия скалистой стены, с которой спускались, то решили ночевать здесь, не достигнув нашего лагеря на Май-булаке.
25 июля, встав в 5 часов утра, мы из любопытства осмотрели ту скалистую стену, с которой спустились, и спуск с нее показался нам совершенно невозможным. Это доказало нам, что инстинкт лошадей иногда бывает вернее человеческого глаза. Тронувшись в путь по несравненно более легкой дороге, мы часа через два достигли места ночлега нашего отряда на Май-булаке. Место это оказалось, по моему измерению, на 2360 метров абсолютной высоты.
Мы тронулись в путь со своим отрядом ранее полудня при температуре 22 C. Недалеко от моей палатки, расположенной между елями, из-под камней бежал прекрасный источник, имевший +4,4 C. Ели поднимались еще метров на 50 над нашим ночлегом. По выходе всего отряда мы быстро поднялись на сравнительно невысокий перевал, который оказался на 2480 метров абсолютной
