корме был старый Олав…
Люди сидели по своим местам, крепко привязавшись от случайной волны. Водяные горы догоняли и обгоняли корабль, над палубой свистел сырой ветер. Драконий нос то высоко вздымался над водой, то с шумом обрушивался вниз. Тогда над бортами, дымясь, вырастали прозрачные стены. И замирали на мгновение, прежде чем рухнуть. И негде было спрятаться, нечем укрыться.
Около мачты чернело отверстие трюмного лаза. Там без отдыха сновали распухшие, красные руки. Передавали сидевшим деревянные вёдра и принимали их опорожненными. Рагнар и Этельстан… Им в эту ночь пришлось потрудиться больше других.
Эрлинг посмотрел на лица. Мокрые, серые от усталости, просолённые, со стянутой холодом кожей. Люди смотрели на Эрлинга. Они пойдут за ним в бой… И тогда пускай все морские тролли спешат на выручку Рунольву и его молодцам, потому что придётся им нелегко!
Почти всю ночь Рунольв сам вёл корабль, зная, что тот слушался его руки охотней всего. Рунольв Раудссон верил в свою силу и радовался шторму, как радуются вызову на единоборство. Он был своим в этом пиршестве бури. И пил бешеное дыхание ветра, словно хмельное питьё. Скальд в нём рождал стихотворные строки – люди слышали то голос, боровшийся с рёвом волн, то яростный смех. Любой другой давно свалился бы от изнеможения, но не Рунольв. Он и в бою будет таким же неудержимым, их Рунольв Скальд. Сам похожий на штормовую волну – и не будет удачи вставшему на пути!
Счастлив, кому судьба даёт такого вождя.
На рассвете он подозвал к себе Эйнара и послал посмотреть, жив ли ещё пленник. Эйнар взобрался на борт и бесстрашно повис на снастях. Холодная лапа моря сразу же схватила его и едва не уволокла, но он сумел удержаться. Потом вернулся к Рунольву и коротко сообщил:
– Он пошевелился, когда я ткнул его копьём.
– Ещё не подох, – удовлетворённо проворчал Рунольв, закладывая за ухо мокрую прядь. – А долго живёт этот Виглафссон!
Когда рассвело окончательно, он позволил сменить себя у руля и пошёл посмотреть сам.
Халльгрим то уходил в воду с головой, то взлетал на высоту в полтора человеческих роста… Только пена со змеиным шипением стекала по смолёным доскам. Рунольв окликнул его:
– Хорошо ли спалось, Халльгрим хёвдинг?
Сперва ему показалось, будто сын Ворона не услышал. Но вот поникшая голова медленно приподнялась… Повернуть её Халльгрим не сумел и уронил снова.
Рунольв спрыгнул на палубу и внимательно оглядел небо, прикидывая, не пора ли становиться вполветра…
– Я не особенно опытный вождь, – сказал Олаву Эрлинг Приёмыш. – Что бы ты мне посоветовал?
Бороду Можжевельника трепал яростный ветер, но узловатые руки на рукояти правила были спокойны. Спокойным был и ответ:
– Шторм скоро немного притихнет… Надо бы нам встать вполветра и взглянуть, что там у них.
Эрлинг покосился на него и подумал, что лучше было бы Рунольву отпустить Гудрёда живым… Теперь этот старый седой волк будет до конца бежать за добычей. И не потеряет следа. И сомкнет-таки ещё не слишком притупившиеся клыки…
А Олав помолчал и добавил:
– Если захочешь заставить Рунольва что-нибудь сделать, устрой так, чтобы ему пришлось показать тебе корму.
Когда корабли пошли навстречу друг другу, Эрлинг велел Рагнару вылезти из трюма и приказал:
– Сними-ка с борта мой щит… Встанешь с ним на корме. И если Олава хоть оцарапает – повешу!
Рагнар надел на руку жёлтый щит, и Олав недовольно нахмурился:
– Только не вздумай тут мне мешать.
Молодой раб ответил по обыкновению дерзко:
– Может, и помешаю, потому что неохота мне кормить рыб, если тебя собьют!
Эрлинг смотрел вперёд, на быстро приближавшийся пёстрый корабль… Только мёртвое тело могло теперь висеть на его форштевне. Но Эрлинг всё-таки обернулся к своим стрелкам и повторил:
– Никому ни с места, пока не окажемся борт в борт… И не сметь трогать того, кто у них на руле!
Стрелки, один за другим, молча кивнули головами в клёпаных шлемах. Смерть вражеского кормщика могла отдать морю и корабль, и Халльгрима вместе с ним, кто же этого не понимал…
Когда спорят между собой верховые, плохому всаднику редко достаётся победа. Так и в морском бою. Не всё решается мечами – худо тому, кого плохо слушается корабль. Да и что вообще делать в море такому?
В это утро у берега Страны Халейгов спорили равные. Два корабля шли друг на друга сквозь дымившееся море, тяжко раскачиваясь, равно страшные и собственной яростной красотой, и угрюмым мужеством своих людей… Но старый Олав всё-таки обманул рулевого пёстрого корабля. Он первым увалился под ветер. Лодья кренилась – наветренный правый борт, обращённый к врагу, выкатывал из воды, заслоняя сидевших на скамьях.
С пёстрого корабля посыпалась ругань, а потом и стрелы. И самая первая засела в жёлтом щите, который держал в руках забияка Рагнар… Туго пришлось бы Олаву без того щита! Однако сам старик увидел в нём только помеху: молодой раб всё-таки лез ему под руку, ведь правило на корабле тоже помещается справа.
– Прочь! – рявкнул он сердито. – Не мешай!
И схватил за плечо – отшвырнуть. Но это оказалось не так-то легко.
– Сам не мешай, длинная твоя борода! – огрызнулся молодой раб. Мгновением раньше он ощутил свирепую боль в левом бедре и почувствовал, как по закоченевшей ноге потекла горячая кровь.
…И снова с чёрного корабля не отвечали до тех пор, пока не встали с пёстрым борт против борта. Тогда-то Эрлинг спустил тетиву – и его лучники разом встали из-за щитов, почти в упор бросив оперённую смерть. И взяли первую победу: на вражеском корабле повалилось несколько человек.
Тут среди Рунольвовых людей сыскался неразумный. А может, только что лишившийся побратима. Вскочив, этот воин раскрутил и метнул зубастый якорь, привязанный к длинной верёвке. Такими стягивают корабли для рукопашного боя. Или, если посчастливится, сдёргивают гребцов прямо со скамей.
Якорь со свистом пролетел и вцепился, и воина рвануло за борт. Друзья успели схватить его за прочные кожаные штаны. Но когда парня вытащили, он корчился в смертной муке, роняя розовые пузыри. В спине и в левом боку по самые перья сидели четыре стрелы…
И лишь державшему руль ничего не грозило. Хоть он и стоял во весь рост. И не прятался от стрелков. И хоть был это сам Рунольв Раудссон!
Его-то, Рунольва, разглядел высунувшийся из трюма Этельстан. Корабли уже почти разошлись, но голос или стрела ещё могли долететь. Этельстан мгновенно выскочил на палубный настил. Приложил ладони ко рту.
– Рунольв! – понеслось над морем. – Вспомни мою Гиту, Рунольв! Это я, Этельстан! Я здесь, и я до тебя доберусь!
Рунольв обернулся – на лице была издевательская усмешка. Надо думать, он с радостью повесил бы Этельстана на его же кишках. И надеялся так и поступить… Ещё миг, и англа спасла от смерти лишь ловкость. Он успел ничком броситься на палубу. Стрелы ударили в борт, в щиты, в мачту, возле которой он стоял… Этельстан приподнялся и упрямо, с ненавистью повторил:
– Я до тебя доберусь…
И нехорошие же были у него глаза!
Шторм тем временем и впрямь немного присмирел, корабль заливало меньше прежнего. Не было большой нужды вычерпывать трюм, и Этельстан отправился на корму. Туда, где на палубе у борта сидел Рагнар. Сидел и, закусив губы, щупал своё бедро и торчавшее из него серое древко. Рядом лежал жёлтый щит. Кто-то из лучников потянулся к щиту, придвинул его поближе и принялся выдёргивать стрелу за стрелой, пополняя колчан. У Рунольвовых людей были хорошие стрелы…
Этельстан подошёл к Рагнару и опустился подле него на колени.
– Убери-ка ты свои неуклюжие лапы, – сказал он и вытащил нож. – И лучше ложись, а то мне так не с руки.
