И шагнул было к нему, но Скегги, пригибаясь, отскочил прочь. И Сигурд увидел у него в руках нож – длинный охотничий нож, подаренный Видгой.
– Не подходи! – крикнул Скегги тонко.
Эрлинг обернулся на голоса… Сигурд, конечно, легко справился бы с заморышем. Ничего не стоило отнять у него нож, которым он и пользоваться-то как следует не умел… Но Эрлинг сразу же понял, что этого нельзя было делать.
– Оставь, Сигурд, – сказал он кормщику. – С чего это ты взял, будто Скегги не мужчина? Сажайте раненых…
Кроме Гуннара, раненых было на корабле шестеро: все те, кого покалечили в бою ижорские стрелы. Сигурд поднял брата на руки и понёс, осторожно переступая по мокрым доскам. Гуннар пытался сопротивляться и умолял:
– Пусти… Сядешь сам вместо меня.
Сигурд уложил его в лодку, отодрал от своей куртки вцепившиеся пальцы и сказал:
– Я вытащу голубую тряпочку, брат.
Потом Эрлинг сосчитал чёрные и голубые клочки.
Перемешал их в шапке.
Не глядя вытащил один. И спросил:
– Кому?
– Тебе, – сказало разом несколько голосов. Эрлинг распрямил пальцы: ему выпало жить. Сын Ворона молча бросил тряпочку на палубу и сунул руку за следующей.
– Кому?
– Сигурду, – сказал кто-то. Эрлинг разжал кулак: клочок на его ладони был чёрным.
Сигурд кивнул и пошёл к борту – к брату и Унн. Дальше слушать было неинтересно.
– Сядь вместо меня, – повторил Гуннар. – Ты младший, отец тебя любит. У тебя и сын есть…
Сигурд ответил хмуро:
– За сыном и женой вы с Бьёрном уж как-нибудь присмотрите. И я отдал бы тебе свою куртку, да она всё равно мокрая…
Несчастная Унн обняла его за шею, заговорила часто-часто на своём языке… Сигурд указал ей на Гуннара:
– Пойдёшь за него. Или за Бьёрна…
Эрлинг всё стоял на палубе, не торопясь занимать своё место.
– Шёл бы ты, Виглафссон, – усаживаясь на корабельную скамью, сказал ему кто-то из мореходов. – Плывите, чего ждать! Может, ещё наших встретите, так и нас спасёте.
Эрлинг обвёл глазами опустевший корабль…
– Иди, – наперебой заговорили хирдманны. – Иди!
Эрлинг по-прежнему нерешительно двинулся было к борту… Однако тут кто-то выскочил из-за спин и загородил ему дорогу.
Это был Грис! Вольноотпущенника так и трясло: видно было, что умирать ему совсем не хотелось.
– Нет! – закричал он в лицо Эрлингу, остановившись против него. – Я не затем пошёл с тобой из дому, чтобы утонуть в этом море троллей! Не то ты мне обещал!
Несколько хирдманнов одновременно шагнули к нему… Сын Ворона их остановил.
– Не ори! – сказал он с еле заметной гадливостью. – Скажи лучше, что ты предлагаешь?
– Я предлагаю, – выкрикнул Грис, – чтобы ты остался, а я пошёл бы туда! Я хочу жить не меньше, чем ты!
Эрлинг сощурился:
– Я смотрю, глубоко же сидит в тебе раб…
Рагнар, стоявший под мачтой, заметил:
– Я тоже родился рабом.
Эрлинг улыбнулся.
– Пока ты был невольником, ты поступал по большей части так, как отваживается поступать не всякий сын ярла. А этот и есть немужественный трэль, хоть ему и дали свободу. Пожалуй, я и вправду останусь. Но только вместо меня пойдёт не этот раб, а Скегги. С него, как мне думается, толку будет побольше.
Скегги, как и Сигурду с Рагнаром, достался несчастливый жребий.
Гуннхильд молча поднялась на ноги в лодке.
– Скегги, – сказал Эрлинг. – Я уступаю тебе свой черёд, как воин воину. В этом нет никакого стыда.
Рагнар взял мальчика за плечо, подтолкнул к борту:
– Иди, Скегги Скальд…
Но Скегги встрепенулся, сбрасывая его руку. Он сказал:
– Не надо мне твоего жребия, Эрлинг Виглафссон, у меня есть свой. И он мне по душе.
– Я пойду! – закричал Грис. Ему показалось, что палуба начала уходить у него из-под ног.
Эрлинг смотрел на него с прежним прищуром:
– Иди… трэль.
Одним скачком Грис оказался у борта, второй перенёс его в лодку… Было видно, что он вцепился бы в глотку любому, кто попробовал бы его тронуть! Две женщины, оказавшиеся подле него, отодвигались прочь, насколько позволяла теснота.
– Отправляйтесь, – сказал Эрлинг. Сказал так, будто речь шла о поездке на рыбную ловлю. – Если встретите наших, пошлите их сюда.
Воины стали отвязывать лодки от корабля. Тут Скегги, точно вспомнив о чём-то, побежал туда, где сидела заплаканная Ас-стейнн-ки. Её слуга, купленный в Бирке, держал свою госпожу за руку и что-то говорил ей по-гардски: наверное, утешал… Сам он оставался на кнарре – ему, невольнику, жребия и не предлагали.
Скегги подлез под его локоть, пробираясь к самому борту. И стащил через голову свой оберег – замысловатую цепь с крохотным молотом Тора… На прощание погрел его в руке, потом решительно надел Звениславке на шею:
– Пускай Враг Великанов вспомнит о том, как сам однажды ездил в море на лодке. Он поможет вам спастись!
Звениславка обняла его и расплакалась снова.
– Не надо, – сказал Скегги. – Не плачь, ведь я ещё жив.
А Эрлинг стоял на покосившейся палубе кнарра и смотрел на жену. Он не подошёл её обнять. Гуннхильд смотрела на него из лодки. Она не плакала.
15
Кнарр медленно раскачивался на волнах… Время от времени, надсаживая лёгкие, воины дули в рог. Рог кричал над морем, как смертельно раненный зверь. Но на помощь никто не спешил.
Эрлинг стоял на носу, возле деревянного дракона. Как с другом – спиной к спине! Резное чудовище виновато разевало бессильную пасть: здешняя нечисть оказалась ему не по зубам.
По палубе разливалась вода, и люди на скамьях поджимали под себя ноги. Двое тщетно пытались согреться, закутанные в чужие одежды: они ныряли в трюмную черноту, разыскивая там пробоину. Пробоина оказалась страшная: такие заделывают только на берегу. И не в один день…
Эти двое спихнули в неё камни, лежавшие в трюме для остойчивости корабля. Теперь кнарр будет погружаться медленно. Всё равно: не утонешь, так замёрзнешь в воде.
Сигурд по давней привычке устроился на корме, у правила. Правило болталось: никто больше не положит на него руку, направляя корабль. Сигурд подозвал к себе Скегги и усадил его подле себя, отдав ему остатки своего голубого плаща.
Скегги сказал:
– Много хороших жребиев можно было из него сделать!
Сигурд подумал и ответил:
– Моему старику часто удаётся то, что ни у кого больше не выходит.
Скегги сказал:
– Не утешай меня, я же не маленький.
