собирался менять их на революцию. Отец его умер в январе 1886 года. Александр на похороны не поехал — по воспоминаниям Анны Ильиничны, мать не хотела травмировать его (?) и не советовала приезжать, но сама Анна Ильинична на похороны отца приезжала. (Почему ее можно было травмировать?) Лето этого же года Александр Ульянов провел с матерью в имении Алакаевка. И, вернувшись в Петербург, стал готовиться к покушению.
Что повлияло на него?
Могла ли мать тем летом, после смерти Ильи Николаевича, открыть сыну тайну его рождения, если такая была, и юноша решил довести до конца дело Дмитрия Каракозова?
Мог ли кто-то еще, рядом с матерью, сформировать решение Александра идти путем террора? Кто? Покровский? Есть ли основания так думать?
Анна Ильинична в своих знаменательных воспоминаниях пишет: «Брали мы Писарева, запрещенного в библиотеках, у одного знакомого врача, имевшего полное собрание его сочинений».
В другом месте этой же книги встречаем: «Мы читали с Сашей Писарева, которого тогда уже в библиотеках не выдавали, которого доставали у нашего домашнего доктора, имевшего полное собрание сочинений».
«Знакомый доктор», «домашний доктор»…
Иван Сидорович Покровский был этим доктором.
Почему Анна Ильинична, упоминая в мемуарах имена людей даже мало знакомых, опускает имя и фамилию человека, которому вместе с братом обязана столь важным чтением первых запрещенных книг, сформировавших их революционное сознание?
Не домашний ли революционно настроенный врач посоветовал Марии Александровне назвать Александру имя его настоящего отца, чем повлиял на весь последующий путь юноши?
Похоже, Анне Ильиничне неприятно сознание, что кто-то, встретив имя Покровского на страницах ее мемуаров, вспомнит тайну, и она прилагает все силы, чтобы тайна не всплыла.
Валериан Назарьев, драматург и, как утверждает Наталия Николаевна Матвеева, автор пьесы о семье Ульяновых, заклеймен Анной Ильиничной в заметке, написанной ею по поводу опубликованных им в Симбирске воспоминаний об Илье Николаевиче Ульянове. Читая ее заметку, можно подумать, что Назарьев выступил против Ильи Николаевича.
В Ленинской библиотеке я получила назарьевскую брошюрку с панегириками отцу Анны Ильиничны: «Ульянов был просветителем целой губернии, строителем сельских школ, вечным просителем у земства лишнего гроша на школы… беспримерным тружеником» — и так до конца брошюры.
И была там одна лишь фраза, даже часть ее: «…не знал, что делалось в семье, как и чем занимаются дети». Анна Ильинична осуждает именно эту фразу, возмущается, пылает гневом: отец знал, что делалось в семье, и много времени уделял своим детям.
Вот в точности целиком «крамольная» фраза Назарьева: «Что делалось в семье, как велось домашнее хозяйство, откуда являлся новый вицмундир на место пришедшего в совершенную негодность старого вицмундира, каким образом в кармане оказался носовой платок, как и чем занимаются дети, ничего этого Ульянов не знал, благодаря заботливости своей жены».
Что плохого?
Анна Ильинична явно увидела в словах Назарьева не то, что он сказал, а то, чего она не хотела бы найти в этих воспоминаниях. К тому времени уже существовала его пьеса «Золотые сердца». 11 ? 12 ноября 1882 года она шла на сцене Малого театра. Ее единодушно ошикали, признав примером проникновения в репертуар театра реакционных пьес в катковском духе, объявили пасквилем на молодежь, земских деятелей, интеллигенцию и вообще на все передовое общество.
Пьеса, сюжет которой был взят из жизни родителей Ленина?! Пьеса, о которой при советской власти никто ничего не знал?! Случайно не знали или намеренно?
«Золотые сердца» обнаружились в архиве Малого театра.
Заведующая архивом Ольга Васильевна Бубнова положила передо мной рукопись в большом, со следами времени, сафьяновом переплете.
Желтые страницы исчерканы рукой режиссера. Пять актов. История девушки Маруси, обедневшей дворянки, которая сначала выходит замуж за человека, спасшего ее отца от разорения, потом уезжает от него в Петербург с возлюбленным, студентом-медиком. Студент возвращается, рассказывает страдающему мужу об успехах его жены, ставшей богатой литературной дамой. Но, как выясняется, она терпит в Петербурге фиаско и решает посвятить себя уходу за увечными. Муж просит ее вернуться — она отказывается. Все страдания происходят на фоне земских судов, не всегда справедливых, и рассуждений…
Какое все это имеет отношение к семье Ульяновых? Решительно никакого, если не стоять на точке зрения Матвеевой, считающей Марию Александровну любвеобильной, а Илью Николаевича многотерпеливым. Если же такую точку зрения принять, то можно, не без натяжки, увидеть Марию Александровну в ее тезке, героине Марусе, а Илью Николаевича — в муже героини, Алексее Петровиче Краснобаеве. Студента-медика можно соотнести с врачом Покровским.
Нетрудно и опровергнуть это предположение вышеприведенными словами того же Назарьева о заботливой жене Ульянова. Впрочем, заботливость жены и матери в жизни вполне уживается с желанием любить кого-то еще за пределами семьи.
На титульном листе пьесы «Золотые сердца» чьей-то рукой написано: «Провалилась торжественно!» (выделено мной. — Л.В.).
Прочтение этой слабой, почти беспомощной пьесы Назарьева сильно поумерило мой интерес к версии Наталии Николаевны Матвеевой, но дело ведь не в интересе, а в желании проникнуть в тайну — на пути такого желания всегда больше разочарований, чем открытий.
Версии… Недоказанные. Недоказуемые. Как докажешь отцовство Дмитрия Каракозова? Дмитрий — имя младшего сына Марии Ульяновой, родившегося в 1874 году, возможно, названного в честь Каракозова, а возможно, и нет. Не доказательство. Кто докажет, что мать сама сбросила крохотного ребенка с крутого откоса? Какие свидетельства есть об интимных отношениях Марии Ульяновой и Ивана Покровского? И вообще, какое все это имеет отношение к теме кремлевских детей?
Вроде бы никакого. Но задумаемся. Сын Марии Бланк-Ульяновой и брат террориста Александра Ульянова ввел в Кремль тех, о ком я пишу. Не было никакой необходимости ему открывать им все свои семейные тайны, но иметь сводного брата, рожденного от Дмитрия Каракозова, одного из первых русских революционеров, так ли уж плохо для большевика? Почему умолчание? Ленин хранит честь матери? Честь отца? Ему, провинциальному интеллигенту, неприятны были любовные истории, подобные вышеизложенным? Можно понять. Но тайны не только обладают свойством открываться — неоткрытые, они обрастают легендами. Ленинская легенда, в какой-то степени известная Попову и Арманд, возможно, была известна и другим большевикам. Необходимость скрывать ее породила традицию скрытности в других большевистских семьях. И, возможно, запреты на семейные отношения внутри Кремля, и нежелание «выносить сор из избы» изначально возникли на фундаменте тайн семьи Ульяновых.
Я рассказала о версиях Н.Н.Матвеевой бывшему секретарю по идеологии Пензенского обкома партии Георгу Васильевичу Мясникову, который в 70-х годах ХХ века создал в Пензе большой музей, посвященный Марии Александровне и Илье Николаевичу Ульяновым. Рассказала в надежде, что ему известно хоть что- нибудь, проливающее свет на эти версии.
Георг Васильевич впервые слышал о них. И, разумеется, подверг сомнению. Но сказал:
— Там что-то, конечно, было. Занимаясь организацией музея Ульяновых, я перерыл все без исключения тома ленинского собрания сочинений. Искал его высказывания об отце. Ни слова. Это казалось мне странным.
— А о матери? — спросила я с надеждой.
— Письма к матери, разумеется, известны. Но о ней — тоже ни слова.
Почему? Не крылась ли в ленинской закрытости какая-нибудь из этих версий? Или все версии плюс
