Папа очень любил этого красивого и талантливого актера, умевшего замечательно играть раздумье. «Славочка, как тебе удается так гениально думать в кадре?» — спросил он его однажды. «Очень просто, Юлик, — прокручиваю в голове таблицу умножения», — якобы ответил Тихонов. Не знаю, правда это или папа в очередной раз меня разыграл, но когда я упомянула про этот смешной эпизод в юбилейном фильме, Тихонов был недоволен. Почему? Это же, если он действительно такое придумал, гениальная актерская находка.
Отец долго не соглашался включить в сценарий сочиненную Лиозновой сцену встречи Штирлица с женой, зная, что ни одна секретная служба на такой риск не шла. Лиознова настояла. При трансляции прекрасно сыгранной, но абсолютно неправдоподобной сцены многомиллионное женское население сладостно рыдало, а разведчики подняли отца на смех: «Ну, Борода, ты загнул!»
Папа не только написал сценарий, но и просмотрел километры кинохроники, выбрав лучшие кадры, и много работал с актерами, а наградили всех, кроме него — автора. Будто и не было такого — Семенова.
Вспоминает актер Лев Дуров.
«Спохватившись», власти наградили отца вдогонку Премией братьев Васильевых в 1976 году, но, как говорится, «дорого яичко к Христову дню»…
Папины попытки следовать исторической правде были остановлены и при съемках фильма 20 декабря на «Мосфильме» в 1980 году. Всполошился Институт марксизма-ленинизма: как враги революции смеют нападать на Ленина и большевиков?! Приведу, к примеру, несколько фраз, которые должны были произносить персонажи в фильме.
Б. В. Савинков угрожает: «Солдат одурманили пропагандой большевиков, немецких наймитов. Мы расстреляем их во главе с Лениным и спасем матушку-Россию от большевистских узурпаторов». А. М. Каледин диктует телеграмму: «Совет народных комиссаров считаю бандой преступников». В. М. Чернов: «К так называемым народным комиссарам мы относимся, как к узурпаторам власти». Председатель подпольного Временного правительства: «Мы свалим Ленина, ни один честный человек не станет работать с большевиками!» Л. Г. Корнилов: «Я этого немецкого шпиона на фонаре прикажу повесить».
«Нет, так не годится!» — ответили отцу. И ученые мужи вынесли вердикт: «Было бы непозволительным, если бы устами врагов революции с экранов телевидения порочилось святое имя вождя Великого Октября».
Хорошенько искромсав, фильм выпустили. От первоначальной папиной идеи там почти ничего не осталось.
…Папе очень хотелось, чтобы в «Бриллиантах для диктатуры пролетариата», где Исаеву-Штирлицу чуть больше двадцати, сыграл сын Тихонова, копия старшего. Но что-то не сложилось у режиссера, и он взял Ивашова. Потом просил Тихонова сыграть 67-летнего Штирлица в «Бомбе для председателя», но тот не захотел гримироваться под старика. Так что сделать сериал по всем романам с одним актером не получилось, но папа надеялся, что когда-нибудь такой сериал снимут на телевидении. Он считал, что телефильму не нужны десятитысячные массовки, кони и автогонки. «Телевидение должно быть глаза в глаза и слово в слово. Главное — слово. Плюс хроникальный проезд по городу на машине, ночью. Плюс точная музыкальная фраза». Для отца классикой был фильм «Двенадцать рассерженных мужчин». Одна декорация, великие актеры, рапирность диалога, а в результате — нестареющая картина.
Фильм «Не самый удачный день», снятый по папиной повести «Дунечка и Никита», был любопытен тем, что прототипы в нем исполняли самих себя. Никиту играл молоденький Никита Сергеевич Михалков, к которому папа привязался, когда тот был девятилетним мальчиком. Тогда же разглядел недюжинный актерский талант и убедил Наталью Петровну, мечтавшую сделать из сына музыканта, что его путь — театр и кино. Дунечку сыграла маленькая Даша. Фильм рассказывал об одном дне молодого писателя, поссорившегося с женой, и о его юном свояке, взявшем на себя заботу о маленькой племяннице на время, пока родители помирятся. То есть, по сути дела, о нашей семье…
…Отец был легким в общении человеком, но в каких-то вопросах становился неумолим. К примеру, не терпел, когда режиссер переделывал его книгу. «Он не имеет права замахиваться на главное во мне — слово. Писателя определяет только слово, оно создает синтез образов, идейную конкретику вещи».
Семен Давидович Аранович, увы, рано ушедший, замечательно снял «Противостояние». Он последовал просьбе отца: много хроники и много диалогов, поэтому фильм удался. Потом решили снять картину по роману «Пресс-центр». В этой вещи папа исследовал взаимодействие финансового капитала и биржи с механикой политического переворота. Он попытался представить, к чему может привести вмешательство монополий США в дела зависящих от них стран. Книга заканчивалась вторжением в вымышленную страну американской пехоты 28 октября 1983 года (роман был написан в 82-м). А 26 октября 1983 года американцы действительно вошли в Гренаду. У папы, безусловно, был дар политического провидения.
Семен Давидович работал в паре с талантливым оператором Валерием Федосовым, мнением которого дорожил. То ли Федосову — человеку очень российскому — было «неуютно» снимать исключительно интриги иностранных секретных служб, то ли сам Аранович это надумал — не знаю, но сценарий он «разбавил» сценами жизни главного героя в российской деревне. Папа впал в транс. Он пытался урезонить Арановича, звонил к нему в Питер, писал письма, отправлял телеграммы — бесполезно. В результате получился не захватывающий боевик, а помесь ужа с ежом: тут и русская печка, и перестрелки в Латинской Америке, и поллитра, и политические аферы на том конце света. Уж насколько отец был незлобив, но в тот раз рассердился и с киношниками дело иметь зарекся. Хотя несколько лет спустя, основав газету «Совершенно секретно», мечтал о создании киностудии «МИГ» (Мужество и Геройство) с филиалом в Крыму. Планировал выпускать фильмы для детей по книгам Фенимора Купера, Марка Твена, Жюля Верна и Александра Дюма.
Помимо кино папа много работал и в театрах. Он написал пьесы «Дети отцов», «Шоссе на Большую Медведицу», «Особо опасная…», «Провокация», «Поиск 891», «Иди и не бойся».
Пьесы эти ставились в Вахтанговском театре, в «Современнике» у Г. Б. Волчек, у Спесивцева.
Больше всего папе нравилось работать с режиссером Борисом Гавриловичем Голубовским — веселым, энергичным, искрометным. Он поставил пьесу «Иди и не бойся» в театре им. Гоголя. С ее названием был связан смешной эпизод, о котором мне Борис Гаврилович недавно рассказал. Он сидел в театре на телефоне. Позвонил очередной зритель и спросил: «Какой у вас сегодня вечером идет спектакль?» — «Иди и не бойся», — любезно ответил Голубовский. «А почему это вы думаете, что я вас боюсь?!» — обиженно сказал зритель и бросил трубку. Но однажды все-таки эта пьеса наделала страху. В тот вечер не пришел один из исполнителей. (Папа называл это «птичьей болезнью» — перепил.) Что делать? Борис Гаврилович принял героическое решение сыграть за артиста. Ни свою жену, ни папу, сидевшего в зале, об этом не предупредил. Когда мрачно-сосредоточенный Голубовский, вспоминая слова роли, неожиданно появился на сцене, они в течение нескольких минут были в полной уверенности, что он вышел объявить о каком-то чрезвычайном событии или отмене спектакля. В антракте его отругали: «Боря, в следующий раз так не поступай. Мы же думали, что началась война!»
ОДИНОЧЕСТВО
Однажды, в очередной раз оказавшись на полярной станции, папа наткнулся, простите за
