Работа над газетой «Совершенно секретно». Крайний слева А. Плешков. 1989 г.
В Афганистане. 1985 г.
В клинике Инсбрука. Слева направо А. Боровик, Ю. Семенов, А. Бененсон. 1991 г.
Юлиан Семенов.
Чаек крик и вопль прибоя, Смех детей и солнца зуд, Ну пойдем скорей с тобою На роскошный белый зунд… Все прекрасно, все сияет, говорят девицы «нет», (А в Москве все заседает наш высокий кабинет.) А кругом так симпатично, и вокруг такое чудо: Одеваются наяды, раздеваются атлеты, Самолеты пролетают, и эсминцы грозно ходят — Так, чтоб видели их люди… (Именно в это время Дубчек и Черник присоединились к Свободе для переговоров об урегулировании отношений между братскими народами, вокруг которых роилась контрреволюция)… — Я читаю Пастернака.. Да, стихи весьма прелестны… Очень чувственны и сладки, Как медок в конце июля… Ха-ха-ха, скорее в море, Ха-ха-ха, какие волны, Пастернака бросьте в сумку, И перемените плавки… А песок прогрет под солнцем… А песок увял под солнцем… А песок умят под солнцем. (В это время в Праге люди вышли на работу.) — Ну смотрите же, смотрите, вон идет прелестный парень, Загорелый, мускулистый, сколько силы в нем и страсти! (В это время, как сообщал ТАСС, переговоры продолжались в обстановке полной откровенности и дружбы.) — Не хочу я слышать это, Поищите мне другое, Надоели мне «нахрихтен», Я ищу себе покоя… (Ее звали Гертруда, она работала в Дрездене ассистентом по исправлению дефектов речи. На время отпуска она сняла обручальное кольцо.) — Надоели сообщенья, Поищите лучше песни, Все прелестно, все красиво, Девушек тугие груди, Спины юношей нагие, И старух глаза большие… (А над пляжем пронесся МиГ-21, и дети смеялись, глядя на него, и махали ему руками, ибо он был знамением мира, и никто не знал, что именно в этот момент пилот получил приказ приготовить кнопку 2-3ET для педалирования в случае ядерного нападения подлюг из НАТО.) Песок прогрет под солнцем, Водицы синь тепла, Кругом белеет море, Эсминцы на дозоре, И в людях берега… (В это время Людвиг Свобода говорил с правительством, которое охроняли от наскоков контрреволюции советские бронетранспортеры.) Ах прошу вас, ах не надо! Здесь же пляж, Едем вечером отсюда В бар, где будет очень людно, Там приперченные блюда, Там играет старый джаз… (А в это время Чжоу Энь Лай выступил с провокационной речью в румынском посольстве в Бухаресте.) Ах, как дети здесь смеялись, Будто не существовало горе, Рыбаки сушили сети, Говорили дамы «нет», (Мне сегодня, по секрету, 248 лет.) А мужчины говорили о последних матчах в мире, А мужчины говорили о победах на рапире, Ну а женщины боялись за детей, что без оглядки Все играли, все играли в салочки, в песочек, в прятки… (А в это время орудия развернули свои жерла на Вацлавское предместье, где собралась толпа безответственных хулиганов, которые протестовали против акта братства, оказанного народами — друзьями чехам и словакам в их борьбе с контрреволюцией.)… …Ближе познакомившись с Андроповым, отец заговорил с ним о Праге 68-го. Юрий Владимирович в ответ рассказал о будапештском восстании. Во время событий он работал в Венгрии и навсегда запомнил побелевшее лицо маленького сына, когда тот увидел на фонаре перед резиденцией повешенного за ноги доброго дядю Пишту, их служителя по дому, — мальчик любил играть с ним в шахматы.
И еще сказал, что на пост председателя КГБ не стремился, — Леонид Ильич настоял. Возглавив комитет, провел через Политбюро решение: КГБ не вправе провести ни один арест, не получив на то соответствующего постановления прокуратуры. Наиболее заметный диссидент может быть арестован лишь по согласованию или постановлению ЦК. В те времена это означало: «Хотите творить беззакония, — творите, а я умываю руки».
Однажды сын с дочкой принесли Юрию Владимировичу книгу репрессированного дворянина- интеллектуала Бахтина. За один день ее прочтя, он назавтра велел подыскать опальному литературоведу
