Катары предпочли смерть на костре. «Сгорим, но не отречёмся» — таков был их ответ крестоносцам.
16 марта 1244 года женщины и мужчины в чёрных одеяниях вышли из ворот Монсегюра. Всего их было 215 человек — «совершенные», простые верующие и так называемые «принявшие утешение в последний час». Впереди с гордо поднятой головой шёл Бертран Мартен. За ним — жена владельца замка Корба де Перелья и её дочь Эсклармонда. Её несли на руках: она не могла ходить. Следом шли рыцари, знатные вельможи, простые крестьяне — словом, все те, кто принадлежал к Церкви Любви (так катары называли свою общину).
У подножия скалы возле юго-западного склона уже приготовились к казни. Небольшое поле обнесли кольями, внутрь накидали дров и хворост.
Взявшись за руки и распевая гимны, катары вошли за ограждение. Помощники инквизиторов подожгли хворост смоляными факелами. Первый взошёл на костёр Бертран Мартен. За ним — все остальные. Никто не издал ни единого крика.
Это великое безумие потрясло всех наблюдавших казнь. Но для чистых сердцем катаров смерть не была страшна, она явилась избавлением, желанным переходом из низшего мира, полного страстей и жестокости, в мир блаженства и чистой любви.
С этого дня место гибели катаров зовётся «Полем Погибших в Пламени». Прошли века, но люди не забыли о том страшном дне. Сегодня на месте, где был разложен костёр, высится каменная стела с надписью: «Катарам — мученикам — за чистую христианскую любовь».
Захватив Монсегюр, французы с облегчением вздохнули. В этой маленькой, но жестокой войне они вышли победителями и смогли не только угодить католической Церкви, разорив гнездо ереси, но и расчистить себе путь к полному покорению Лангедока. Церковь, со своей стороны, также оказывала французам великую услугу — привлекала к суду инквизиции знатных сеньоров Лангедока, тем самым обезвреживая опасных противников, всё ещё пытавшихся сопротивляться завоевателям.
Разумеется, сам замок перешёл в руки французов. Гюи, новый маршал Мирепуа, вступил в обладание Монсегюром от имени французского короля.
Оставшихся в живых защитников крепости доставили в Каркассон и заточили в подземелье. Лишь несколько десятилетий спустя последние из выживших были освобождены из плена францисканским монахом Бернардом Делисьё.
Пьеру Роже Мирепуа и двум рыцарям из его ближайшего окружения (история умалчивает их имена) удалось бежать. Барон направился в крепость Монгайяр.[131] Сдаться французам он не пожелал, и до последнего своего дня так и не признал их владычества в Лангедоке. Он боролся с французами, тайно возглавив опальное романское рыцарство, а последние его соратники даже после кончины предводителя продолжали его дело. Последним их убежищем стали пещеры Орнольяка, где они все и погибли, сражаясь с завоевателями.
Владелец Монсегюра Раймонд Перелья не смог ускользнуть от крестоносцев, он был пойман и предстал перед судом инквизиции, которую представляли итальянские доминиканцы Феррариус и Дуранти. Бедный старик, трясясь от страха, оговаривал и мёртвых, и живых, надеясь спасти себя от смерти. Даже память о его жене и дочери, погибших в огне, не придала ему должной уверенности и гордости. Он раскаивался в ереси, молил о снисхождении, одновременно называя имена представителей благородных семейств, таких как Раваты, Мирепуа, Конгосты, Моссабраки и указывая на их причастность к еретикам. Всего он назвал около пятидесяти имён. Перелья подробно описал проповеди Бертрана Мартена, на которых присутствовали эти благородные сеньоры, внимая каждому слову еретика и получая от него утешение. Однако эти откровенные признания не спасли Раймонда Перелья от наказания. Ему назначили пожизненное заточение.
Предстал перед итальянскими доминиканцами и брат Пьера Роже Мирепуа — Арно Роже Мирепуа. Он также являлся защитником Монсегюра и был захвачен крестоносцами в качестве заложника 1 марта 1244 года во время переговоров о капитуляции крепости.
До наших дней дошли протоколы инквизиции того времени. В них собраны свидетельства людей, привлечённых к трибуналу по делу о еретиках-катарах. Эти бумаги — образец тщательности инквизиционного производства, где отображены даже самые незначительные детали и мелочи.
Показания Арно Роже Мирепуа полны подробностей. В них говорится о публичных собраниях в замке его брата, на которых он сам присутствовал и получал благословения от Бертрана Мартена, а также об убийстве одиннадцати инквизиторов в Авиньоне.
Ещё один важный свидетель, чьи показания заслуживают особого внимания, проходил по делу еретиков. Это Эмбер де Салас, защитник Монсегюра, состоявший на службе у барона Мирепуа. Как непосредственный участник Авиньонских событий, он в мельчайших деталях рассказал о подготовке операции и о самом убийстве инквизиторов, подтвердив показания Арно Роже Мирепуа.
Эмбер де Салас поведал немало интересного и о последних событиях в Монсегюре. Однажды в декабре месяце некий человек, проскользнув через посты крестоносцев и преодолев горные перевалы, явился в Монсегюр. Звали этого человека Эскот де Белькэр. И пришёл он не один. Вместе с ним был некто Тараскон д'Але (так он представился). По словам Эскота, своего попутчика он выкупил из неволи по дороге. Эскот де Белькэр передал письмо Раймонду Перелье от своего господина д'Аниора и сказал, что на вершине горы Бидорта, напротив Монсегюра, разведут большой костёр, если у графа Тулузского хорошо пойдут дела. На требование инквизиторов уточнить, о каких делах идёт речь, Эмбер де Салас ответил, что ему об этом ничего не известно. Из рассказа Саласа следует, что на следующий день Эскот де Белькэр уехал. А вот что стало с его таинственным попутчиком д'Але допрашиваемый ничего не мог сказать. Однако сообщил, что на следующую ночь осаждённые увидели костёр на вершине Бидорты.
Странный незнакомец д'Але фигурирует в протоколах инквизиции вскользь. Дальнейшая судьба его не известна. Но разве кому-то могло прийти в голову, что под этой лаконичной фамилией скрывался не кто иной, как человек из будущего — Александр Ветров, и что именно от него зависела судьба великих реликвий катарской общины.
Допрашивая Эмбера Саласа, инквизиция пыталась выяснить, что конкретно было написано в письме, переданном Эскотом де Белькэром владельцу замка Перелье, но подробностей трибунал так и не услышал. И всё же смысл миссии Эскота стал понятен, когда Эмбер де Салас рассказал о последовавших за этим событиях. Вот выдержка из его показаний:
«Еретик Матеус и диакон еретиков из Тулузы Пьер Бонне выехали из замка Монсегюр вместе со всем золотом, серебром и бессчётным числом монет Они ехали, охраняемые людьми из Камона. Последние сделали всё, чтобы еретики беспрепятственно миновали все посты. Пьер Бонне и Матеус перевезли сокровища в укреплённую пещеру Сабарте… Это случилось незадолго до Рождества Господня».[132]
Стоит ли говорить, что инквизиторов очень волновали сокровища катаров. Они опросили огромное количество свидетелей по этому делу, но выяснить удалось крайне мало. Один из привлечённых к суду показал, что Матеус якобы отправился разыскивать сеньора Бернарда д'Альона и стал вести с ним переговоры о посылке в Монсегюр двадцати пяти вооружённых солдат в обмен на сумму в 50 мелгорских ливров, но, к сожалению, подкрепление не успело подоспеть вовремя.
Золото и серебро, выделенное осаждёнными на военную помощь, не особенно заботили инквизиторов. Их интересовали истинные сокровища катаров, о которых ходило немало слухов. Дотошно опрашивая всех причастных к событиям в Монсегюре, они постепенно выяснили очень интересные детали.
Оказывается, четверо катаров, из которых история сохранила имена лишь троих — Амиэль, Хуго и Пуатвейн, — в ночь после сожжения еретиков тайно покинули Монсегюр. Они прятались в подземельях замка, и их побег был запланирован ещё до начала переговоров о сдаче крепости.
Из показания Арно Роже Мирепуа:
«Когда еретики покинули замок Монсегюр, который должны были передать Церкви и королю, Пьер Роже Мирепуа задержал в вышеуказанном замке Амиэля Экара и его друга Хуго, еретиков. В ночь после
