попросил: – Слушай, раз уж ты ввязался в эту катавасию, сделай божескую милость. Подбрось меня назад до центра. Все равно же тебе четыре часа в аэропорту впустую ошиваться. А если чуть подождешь в центре и назад доставишь, сумму удвою. Да не бойся ты! Кино кончилось, второй серии не будет.
И хотя Николаю страшно не хотелось продолжать приключение, он так же беззаботно, как пассажир, рассмеялся и сказал:
– Поехали.
Под сиденьем у него была саперная складная лопатка. Пока Николай разворачивал свою «копейку», пассажир сам прикалывал под деревом автоматы.
Рожки он выбросил метров через пятьсот и сразу предложил:
– Давай знакомиться, раз в приключение попали. Тебя как зовут?
– Николай.
– Алексей. Домой летишь? Что питерец, я понял сразу по выговору.
– Домой, но вообще-то на конгресс.
– Это какие же в криминальной столице нынче конгрессы?
– Да так, международный экологический, по морю, – засмущался Николай.
Он отчего-то всегда смущался, когда говорил с незнакомыми людьми о своей работе.
Подъехав к КП, они увидели по другую сторону от него большое скопление милиции и автомобилей. Шоссе было перегорожено, каждую машину, выходящую из города, осматривали по нескольку людей в форме с автоматами.
«Хороши бы мы были сейчас, если б те два автомата не закопали!» – подумал Николай. Однако их направление пропускали почти свободно.
– Не там ищете, гаврики, – пробормотал Алексей. – Ты вот что, Николай, – попросил он, когда они проехали КП. – Ты меня подвези в район «Арктики» и жди ровно два часа. Можешь спать или песни петь, можешь книжку читать, но ровно два часа. – И он протянул пятидесятидолларовую бумажку. – Если через два часа меня не будет, езжай один. – И шутливо переспросил: – Угу?
– Угу, – ответил Николай. – А если в туалет?
– Туалет – дело святое. Но лучше здесь и сейчас. Машину в аэропорту где поставишь?
– У общаги. На ней завтра в шесть утра друг поедет сюда же. На «скорой» дежурить.
– Ага, тогда, если будешь без меня, мой рюкзачок закинь в багажник и приятелю о том скажи. Координат какой-нибудь его дай – так, на всякий случай.
– Телефон «скорой помощи» устроит?
– В самый раз. – И Алексей протянул лоскуток бумаги с ручкой.
Поцелуй Антоныча
Этот рабочий день у Василия Сергеевича Пояркова кончился довольно странно.
Он шел по коридору городской администрации, где был его главный офис, и столкнулся лицом к лицу с другом старых времен, а теперь, можно сказать, заклятым врагом Петром Антоновичем Антипенко.
Василий Сергеевич собрался было, коротко кивнув, обойти его – коридор был не узок, места достаточно, – но Антоныч преградил ему дорогу. А потом неожиданно расставил руки для дружеского объятия и обнял-таки. Василий Сергеевич решил, что тот просто слегка надрался на приеме, каких у них в здании было множество, но нет, от него спиртным не тянуло. Попахивало лишь, как в древние времена юности, смесью душистого табака и одеколона. Антоныч тем и обратил на себя внимание руководства, когда был еще инструктором райкома комсомола, что курил трубку и брызгался мужским одеколоном. Трубка – явление не запретное, но внештатное, сразу бросающееся в глаза. И высшие сферы его мгновенно отличили среди сотни бесцветных, одинаковых лицом и повадками, всегда готовых к росту карьеры инструкторишек. И потому очень скоро он был переведен в обком комсомола, а там и получил самый лакомый кусочек – работу с плавсоставом, ходящим в загранку.
В какие незапамятные времена все это было! А теперь Антоныч, преградив дорогу Василию Сергеевичу, неожиданно его обнял, потом прижался щекой к щеке, как бы для мужского поцелуя, всхлипнул и тихо, но проникновенно произнес:
– Прости меня, Вася! Прости, прошу тебя!
Василий Сергеевич, растерявшись от такого обращения человека, которого секунду назад считал врагом, только и смог ответить растроганно:
– За что, Антоныч?
– За все, Вася! За все! Какими мы с тобой стали подлецами, Вася!
Василий Сергеевич собрался было сказать, что в последнее-то время как раз Антоныч и ведет себя по- подлому, а сам он – нет, но Антоныч уже слегка отшатнулся и быстрыми шагами пошел дальше по коридору.
И так было всегда. С тех комсомольских времен. Антоныч и тогда совершал мелкие, а также крупные пакости. Но запачканными оказывались все, кроме него. Он же, глядя с трибуны глазами, полными негодования, в зал, произносил речи, в которых «со всей искренностью, со всей коммунистической убежденностью призывал осудить…».
В последние два года Поярков с Антонычем жили в состоянии постоянной схватки за руководство финансовыми потоками. Поярков как мог пытался направлять хотя бы толику неуворованных денег на поддержание жизни в регионе. Антоныч же постоянно удумывал хитроумнейшие схемы, по которым даже эти жалкие крохи уплывали то в соседнюю Норвегию, а то и вовсе за океан.
Доходило до печальных анекдотов, когда посреди Баренцева моря мурманские сейнеры перекачивали выловленную рыбу в трюмы мурманской базы. А потом, когда база, полная мороженой рыбы, отправлялась в порт, к ней в точке икс подваливало норвежское судно, которое брало половину груза на борт и платило тут же наличными. Рыбные доллары по цепочке поднимались к Антонычу. А Василий Сергеевич был вынужден покупать свою же рыбу, но только сильно подорожавшую, у иностранного соседа.
В результате рыболовный флот ветшал прямо на глазах, а причалы порта дошли до аварийного состояния. Не так давно Василий Сергеевич, которому все это осточертело, собрал команду головастых парней, и они разработали ряд радикальных перемен в работе как порта, так и рыболовного флота.
– Ворюга и здесь щель, конечно, отыщет. Но пока будет искать, положение оздоровится, – говорил Поярков на совещании в узком кругу. – А там мы и новенькое придумаем. Главное – чтобы Антоныч не узнал заранее.
Как раз в этот вечер он собирался, еще раз взглянув на план мероприятий, поставить свою визу.
С этим желанием Василий Сергеевич и приехал домой. Об этом и рассказывал жене, заботливо ведя ее под руку вдоль высокого решетчатого ограждения. Ему уже несколько раз предлагали специального охранника, чтобы тот в светлое время дня выводил на прогулку жену. Но Василий Сергеевич отмахивался, – это было единственное время, когда они с женой могли спокойно поговорить, да и внук тоже пасся поблизости.
– Понимаешь, Лерочка, все-таки прав был папаша Фрейд, – столько загадок в каждом. Уж Антоныч, как мы с ним воевали в последнее время, и то вроде бы осознал. Подошел сегодня в коридоре и, представляешь, прощения попросил…
– Ой, не знаю, Васенька, – проговорила жена. – Не похоже на него…
– Да-а-а. Сложен человек и противоречив.
И только он собрался рассказать жене про тот странный поцелуй, как рядом, по другую сторону решетки, у единственного места, примыкающего к улице, заскрежетали тормоза «восьмерки», из машины выскочили двое людей. Василий Сергеевич сразу догадался, что было в руках одного из них, хотя видел этот предмет только по телевизору. Если первый держал обыкновенный автомат, то у второго был гранатомет.
– Ложись! – закричал Василий Сергеевич.
Но этой внезапной команды не исполнил ни внук, ни тем более жена. Да ей и не так-то просто было упасть в красивой норковой шубе в мутную снежную жижу. Не исполнил собственной команды и Василий Сергеевич. Даже удивительно – тело его само по себе, без команды сознания, попыталось заслонить больную жену и внука. Но не успело. В следующее мгновение он увидел ослепительную вспышку, ощутил сильный, поразивший своей грубостью удар, и мир в глазах его померк навсегда.
Голова в аквариуме
