Новая кавалерист-девица
О беспримерной настойчивости и отваге этой удивительной русской девушки в 1915 году писали множество отечественных и зарубежных изданий — во время Первой мировой войны Антонина Тихоновна Пальшина три года носила мужское платье, храбро воевала на фронте и стала Георгиевским кавалером, повторив подвиг знаменитой кавалерист-девицы Надежды Дуровой…
В 1914 году, когда началась Первая мировая, Антонине исполнилось шестнадцать. Худощавая стройная девушка повадками напоминала мальчишку: дома, в деревне под городом Сарапулом на Каме, где она родилась и выросла, её так и прозвали — парень в юбке. Но нужда погнала на заработки, и Антонина оказалась в богатом нефтью южном городе Баку, где устроилась прислугой в семью важного банковского чиновника.
По дороге на базар девушка сворачивала в порт: смотрела, как грузили на пароходы пушки, лошадей и ящики с боеприпасами. А потом серо-зелёной лентой, взблёскивая штыками, по длинному настилу причала тянулись солдаты. Они ехали на Южный фронт, который в народе и газетах успели окрестить «Турецким».
К концу сентября Антонина твёрдо решила уйти на войну: чем она хуже парней? Верхом ездить хорошо умеет, да и смелости не занимать.
Решившись, Тоня начала действовать. Хозяйка заплатила за месяц работы, и девушка побежала на толкучку. Там нашла и сторговала поношенную солдатскую форму. Спрятала покупки в корзину и незаметно пронесла в барскую квартиру. Сапоги и фуражка с грехом пополам годились, а вот форму пришлось ночами перешивать, чтобы подогнать по фигуре. Своими стараниями девушка осталась довольна. Только длинные волосы выдавали, и она безжалостно обкорнала их ножницами. Но получилось плохо и пришлось сбегать в парикмахерскую, где остриглась вообще наголо. Из зеркала на неё смотрел худой, немного курносый паренёк в лихо заломленной набекрень солдатской фуражке. Всё, прощай город Баку!
Однако попасть на фронт оказалось непросто: на знакомый причал Антонину не пропустила бдительная охрана. Не пришлось по морю, так доберётся по суше. Возможно, это окажется проще. Ей легко удалось сесть на поезд, идущий в сторону фронта. Антонина смело назвалась добровольцем Антоном Пальшиным, и, на её счастье, никто из военных чинов, находившихся в эшелоне, не спросил у худенького «мальчишки» документов. Чумазый паровоз дотянул состав до Саракамыша. Дальше к фронту пришлось добираться самостоятельно. Антонине непременно хотелось попасть в кавалерию. На своё счастье, — или на беду? — она увидела казачий воинский обоз и направилась к нему.
— Здорово, станичники! Кто добровольцев принимать в кавалерию будет?
— Во, герой, — рассмеялся бородатый казак с золотой серьгой. — Ну, пошли к хорунжему.
Он отвёл её к офицеру, и Тоня оробела, увидев сурового усатого дядьку с наградами на мундире.
— Кто таков? — сердито прищурился хорунжий.
— Доброволец Пальшин. Воевать с турками хочу!
Хорунжий положил ей на худенькие плечи тяжёлые, привычные к оружию ладони, легко развернул спиной к себе и коленом дал сильного пинка под тощий зад:
— Пошёл вон, дурашка! Смерти прибежал искать?!
Девушка не удержалась на ногах и упала, но тут же поднялась и спряталась за телеги, а потом вновь пошла на поклон к хорунжему. И так множество раз, пока суровый рубака не отступил:
— Жизнь твоя, тебе за неё и отвечать перед Богом!
Ежедневно с утра до вечера шли ученья: новобранцы осваивали умение рубить шашкой, управлять конём и действовать в бою, лихо разворачиваясь с сотней в лаву. Пальшина с детства умела ездить верхом, но шашка и карабин казались ей неимоверно тяжёлыми и страшно неудобными.
Совершенно неожиданно протрубили седловку, и сотня на рысях — марш, марш! — пошла туда, где гремела канонада. Вот и фронт. Казаки видели, как пошла вперёд пехота, а потом хорунжий, привстав на стременах, описал сверкнувшим на солнце обнажённым клинком широкий полукруг, дав команду к атаке. Сотня резво приняла с места и пошла на рысях по полю, привычно разворачиваясь в лаву. Казаки почти зажали Антонину в тесном строю, не позволяя резвому «мальчишке» вырваться вперёд — под густые разрывы шрапнели и секущий огонь пулемётов. Но Пальшину словно чёрт понёс: она, ловко обманув станичников, быстро оказалась впереди сотни. И тут перед её глазами мелькнуло красно-жёлтое пламя, конь споткнулся и полетел куда-то вниз, а вместе с ним ухнула в черноту Антонина…
Пришла в себя она в незнакомом доме. Открыв глаза, увидела сгрудившихся вокруг её койки перебинтованных солдат и озабоченного доктора в белом халате. Значит, здесь лазарет.
— М-да, — врач смущённо постучал деревянным стетоскопом по ладони. — Как же это вы, милая барышня?
Солдаты громко засмеялись, и Тоня одним рывком завернулась в простыню и, прихрамывая, побежала вон: её тайна раскрыта! Хорошо руки и ноги целы, отделалась ушибами и лёгкой контузией. Ей удалось пробраться в сарай, где хранилось обмундирование раненых. Наскоро переодевшись, кавалерист- девица сбежала из лазарета, опасаясь, что её насильно отправят домой. И оставаться на Турецком фронте она посчитала для себя опасным — решила перебраться на Юго-Западный.
По проторённой дороге Антонина отправилась в Баку — там всё давно знакомо. Но на одной из станций, когда Антонина побежала за кипятком, на перроне её крепко прихватил за локоть рослый жандарм:
— Прошу пройти за мной!
В отдельной комнате вокзала сидели жандармский подполковник и армейский капитан — как оказалось, из контрразведки.
— Куда изволите следовать? Кто вы такой, почему без документов?
— Где назначена встреча с турецким агентом? — вступил в начавшийся допрос капитан.
Вопросы сыпались один за другим. Но на них у Антонины не находилось ответа. Позже она узнала, что контрразведка и жандармы искали турецкого шпиона, пробиравшегося на нефтепромыслы в Баку, а она показалась дежурившему на вокзале жандарму чем-то подозрительной.
Тоню начали обыскивать и выяснилось, что «доброволец» женского пола. Вновь посыпались вопросы, но Пальшина молчала. Жандарм не выдержал:
— Поедешь в Москву для выяснения личности: там разговорят!
В Первопрестольную Антонина поехала в арестантском вагоне. В Москве всё быстро выяснили, и «страшные» жандармы приняли соломоново решение: отправить девушку домой. В начале февраля 1915 года Пальшину с почётом доставили в Сарапул. О ней взахлёб писали газеты, и Тоня из простой девушки превратилась в героиню — званые обеды, торжественные приёмы в её честь, дорогие подарки, французское шампанское, надоедливые репортёры. Дамы из общества предлагали Пальшиной любую работу с прекрасной оплатой, но Антонина тянула, хотя и нуждалась в деньгах. Немного выждав, она направилась к местному воинскому начальнику полковнику Александровичу проситься на фронт:
— Знаете что? — хитро прищурился полковник. — Поступайте на курсы медсестёр, заодно получите специальность и поедете ближе к фронту.
Проводы на фронт проходили торжественно. Молоденькие медсёстры принимали цветы и подарки для раненых. Играл духовой оркестр, отцы города произносили речи. Но вот всё осталось позади, и Антонина очутилась во Львове, на вокзальном эвакопункте. Там она быстро раздобыла солдатскую форму, подогнала её по фигуре, выправила в лазарете документ на имя добровольца Антона Пальшина — бывшего кавалериста, выписанного из госпиталя после ранения, — и сбежала на Юго-Западный фронт. После недолгих мытарств ей удалось попасть рядовым в 75-й Севастопольский пехотный полк…
Бои с австрийцами носили затяжной характер позиционной войны: обе стороны зарылись в землю,
