Любаша крепко держала её за руку. Антон сел с другой стороны и обнял Аню, притягивая к себе.
– Тьфу, – с чувством сказал Фаульгабер охраннику. И добавил на языке предков: – Schei?e!..[62]
Прошло время, и в приёмный покой выплыла ещё одна медсестра. Все четверо жадно обернулись ей навстречу, но заспанного вида девица явно не имела никакого отношения к операционной.
– Матвевна, делать-то чего? – озадаченно спросила она.
– А что у вас? – участливо поинтересовалась толстуха.
– Да ты понимаешь, бабка у нас старая на отделении лежит. И уже час целый без остановки блюёт…
– А доктор ваш где?
– Так ведь домой ушёл, ужинать. Часа два назад, так с тех пор и нету. Живёт-то через два дома, может, сбегать за ним?
– Ну, а лекарства ты ей давала какие?
– А чё я ей дам. Всё, что есть, – у доктора. А у нас кроме йода да валерьянки… – И пожаловалась: – Она мне уже все наволочки перепачкала. Четвёртый раз меняем…
Снаружи сгущались ранние сумерки. И дождь всё так же безостановочно колотил по крышам двух машин, остывавших на площадке у входа.
– Ну так за доктором кого из девок пошли, – продолжался неторопливый разговор в приёмном покое. – А сама тазик поставь. Пусть в него блюёт. Вот тебе и весь сказ…
И Матвевна снова углубилась в журнал, изучая таинства подрезки малины.
Панама явственно понял: ещё пять минут – и он сам им тут весь этот «стерильный» пол заблюёт. От чистого отвращения. Он переглянулся с Семёном и понял, что тот вполне с ним солидарен. Они не сговариваясь подхватили девушек и повели их наружу.
Под козырёк входа дождь не проникал – только сырой ветер. Фаульгабер оглядывался на дверь и то глубоко засовывал руки в карманы, то принимался скрести ногтями рубцы. Антон вытащил сигареты и зашарил в поисках зажигалки, и тут, словно дождавшись момента, за пазухой ожил мобильный. Антон поспешно сунул Ане мятую пачку:
– Панаморев слушает!
– Антон Григорьевич. – Голос принадлежал дежурному в прокуратуре. – Пришли данные из Москвы! Прочитать?
– Читай!
Сосны раскачивались и гудели, и он прикрыл трубку ладонью.
– Если коротко, то исследование крови отца, а также бабки жеребца по кличке «Заказ»…
В окнах операционной погас свет.
– …Позволяет с вероятностью восемьдесят девять и шесть десятых процента утверждать, что присланная для анализа кровь принадлежит жеребцу по кличке «Заказ»…
Аня уронила сигареты на мокрый бетон и первой бросилась назад в вестибюль. Через несколько минут к ним вышел всё тот же врач. Теперь уже в зелёной хирургической робе, колпаке и бахилах. И по его лицу Антон понял, ЧТО он им скажет, ещё прежде, чем врач действительно заговорил. Плохо понимая, что делает, Антон шагнул к Ане, словно пытаясь собой заслонить её от невозможного, чудовищного известия…
– Поздно вы его к нам привезли, – донеслось до него словно с того света. – Колотое ранение через диафрагму в печень… внутреннее кровоизлияние…
Смысл отдельных слов пролетал мимо застывшего разума, а всё вместе значило только одно: СЕРГЕЯ БОЛЬШЕ НЕТ. Залитая мягким светом арена, красочные препятствия и кони, волшебно воспаряющие над ними… Голубоглазый парень азартно «болеет» за участников перепрыжки… ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ. Яростный подскок со стула в кафе, жаркие пятна на обтянутом скуластом лице: «Что значит – из-за какого-то? Да вы знаете хоть, что это за конь?!! Ни черта вы не знаете!..» ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ. И последнее: «А мы-то надеялись…»
Шумевшие кругом больницы карельские сосны показались Антону увитыми плющом великанами, раскинувшими в распятии зелёные руки.
– Мы просто не смогли… – объяснял врач ничего уже не значившие подробности. – Шок… Прямо на столе сердце остановилось… Простите… Если бы хоть минут на двадцать пораньше…
Эти самые двадцать минут Сергей провёл у них в вестибюле, пока люди, дававшие Гиппократову клятву, интересовались его пропиской и страховым полисом. Но и это никакого значения уже не имело…
Глава одиннадцатая
Инстанции официальные и не очень
Г. Санкт-Петербург, Россия.
В следственный отдел прокуратуры города.
В таможенный комитет.
