вы? В себе копите, потом на людях срываете. А тебе так не гоже! Ты командир у нас. Голова! Что получается, когда голова больная? Пей давай! Пока не остыл!
Цыбуля слушал жену не перебивая. Такие плавные, задушевные голоса бывают только в сельской России; в других местах не найдёшь. Он ласкал, убаюкивал душу… Первый раз за весь день у Василия Никифоровича что-то помягчело и отпустило внутри. Он подошёл к столу и, взяв закутанный полотенцем стакан, сделал большой глоток. Так другие люди пьют валерьянку или нитроглицерин. Медленный тяжёлый комок покатится внутри, смывая тяжесть и боль… Цыбуля поставил стакан, подошёл к жене, обнял её за плечи и притянул к себе:
– Валерьяновка ты моя…
– А то. – В её голосе пробудилась весёлая лукавинка, которую он так любил. – Знали родители, какое отчество дать…
Они стояли обнявшись на фоне сумрачного окна, в котором уже редкие и неяркие молнии вспыхивали далеко-далеко. Два пожилых человека, всегда готовые прийти на помощь друг другу. Без просьбы подпереть плечом, отдать всё – лишь бы другому стало пусть на секунду, но легче… Зря говорят, будто с возрастом проходит любовь. Она не проходит…
За окном на столбе неожиданно вспыхнула лампочка. Марьяна Валерьевна нашла её взглядом.
– Слышь? Пойдём, Василь, посидим… потолкуем… а?..
По-прежнему в обнимку они прошли через кабинет к большому дивану.
– Худо мне, Марьянушка… – глухо проговорил Василий Никифорович. – Сергуня наш… И Заказ… Всё из рук валится… на народ швыряюсь… как пёс цепной стал. Сам чувствую, что негоже, а не могу… Смириться не могу…
Марьяна Валерьевна молчала. Держала его руку в своей.
Через некоторое время Василий Никифорович заговорил снова:
– По мне, рано у нас смертную казнь хотят отменить… Вот люди рассказывают, как теперь в Туркмении стало: первый раз украл – отрубают подлецу руку. Кисть. Хочешь дальше воровать? Пожалуйста. Ещё другая рука есть. И ноги… и голова… То-то, говорят, красть у них теперь совсем перестали. Машины на улицах на ночь не закрывают. А у нас? – Он тяжело замотал головой, потом снова посмотрел на жену: – Вот Сергуню убили, и никому ничего… А коня хоть нашли, да попробуй верни… Парень за него жизни не пожалел…
Взгляд Цыбули был устремлён на далёкую рукотворную звёздочку, светившую за окном. Марьяна Валерьевна тихо гладила его руку, лежавшую у неё на плече. Родное тепло жены успокаивало, помогало раскрыться озлобленной, готовой себя и весь белый свет проклянуть душе…
– Где правда? Где человеческая справедливость? Марьяна, сил больше нет!.. – Он помолчал, и в голосе зазвучало пронзительное отчаяние: – А может, и Бог-то с ним, с конём этим? Одного родили – и другого когда-нибудь родим?.. Я же не такой старый ещё. Хватит силёнок всё с начала начать?..
Так говорят о безвременно утраченных детях. О самом дорогом… О кровинке своей…
У Марьяны Валерьевны вдруг сильно защемило слева в груди. Женское сердце… Не обманешь его. Чует оно боль близкого человека. И своей болью отвечает…
– Всё обойдётся, Вась. Вот посмотришь. Всё обойдётся…
А что должно было обойтись? Если парня, по-отцовски любимого, загубили?.. Самого ранили насмерть, дело целой жизни отняв?..
Но Марьянина рука гладила и гладила его руку:
– Всё обойдётся… Всё уляжется, милый…
И Василий Никифорович оторвал взгляд от лампочки за окном, посмотрел нежданно помягчевшими глазами, поцеловал жену в лоб:
– Эх, Марьянушка…
И вдруг Марьяна Валерьевна встрепенулась:
– Слышь, Василь! А помнишь, как к нам собутыльник твой приезжал?
– Кто?..
– Ну этот. Из Швеции. Внучка с ним была… Ты кобылку ещё им подарил. Фа… Нотку. Ну, вспомнил теперь? Имя у него ещё чудное такое… Сам говорил, на русский лад всё равно что Ваня…
– Йон, что ли?
– Вот-вот! Йон, точно. Что ж ты ему-то не позвонишь?
Василий Никифорович только вздохнул:
– А чего ему звонить? Он нам не подмога. Он в Швеции живёт, а лошадь в Финляндии…
Если честно, Василий даже не знал, где теперь Йон, чем занимается… да и, так-то говоря, – жив ли вообще. После памятного визита «собутыльник», конечно, сразу ему написал, прислал фотографии устроенной на новом месте Фасольки. Цыбуля ответил… а потом переписка заглохла. Давно уже. А в их с Йоном возрасте несколько лет – срок огромный…
Марьяна Валерьевна тем не менее выбралась из-под мужниной руки и устремилась к серванту, где в нижней тумбочке хранились семейные фотоальбомы и всякая домашняя канцелярия. Вот папка на «молнии», куда она складывала разные полезные документы: паспорта телевизоров, холодильника, оплаченные квитанции, свидетельства о рождении, аттестаты… многих и многого уже на свете-то не было, а бумаги продолжали храниться…
– Вась, слышишь? Нашла! Красивая какая… – Марьяна Валерьевна щёлкнула дверцей серванта и вернулась в кабинет, с торжеством неся маленький, весь в золотых геральдических вензелях, картонный прямоугольник: – Йон… фон… Ишь, важный! Ски… Скьёль… Вась, как он читается?
– Шёльдебранд.
– Я и говорю – важный. Вась, тут его домашний номер и факс! На, позвони! У них, у генералов, связи знаешь какие… Хоть присоветует чего!
Василий Никифорович поднялся: «А ведь права – попытка не пытка…»
Он взял у неё из рук бумажный прямоугольник визитки и долго смотрел на него, задумчиво хмурясь.
– Ты знаешь, Марьяша… а не буду я, пожалуй, ему звонить…. Я лучше съезжу к нему.
– Вот и правильно, – тут же поддержала супруга. – Он тебя, помню, в гости всё зазывал. Съезди, родимый. Развеешься, погостишь… На жизнь ихнюю, шведскую, посмотришь. Оно глядь, и дела порешаешь… По телефону-то как? Трубочку положил и забыл. А в глаза друг дружке глядючи… Мужик он, помню, справный, решительный… Чтобы вы с ним да финнов не одолели? Ещё верхом на Заказе этом домой прискачешь… Езжай, родимый. А я вещи тебе соберу. Когда ехать думаешь?
– А завтра и отправлюсь, – окончательно обрёл решимость Цыбуля. – Дорога не ближняя: пока до Москвы… Хотя нет! Лучше я через Питер рвану. – Лицо у Василия Никифоровича вдруг вновь стало каменным: – Там Сергуню… Надо всё поподробнее разузнать… Аннушку навестить обязательно… Да и к границе шведской поближе!
– Вась, у тебя визы нет.
– Ну, это мы в конторе завтра решим, – отмахнулся Цыбуля. Перевернул визитку, взглянул на карандашные буквы, вдавленные в картон твёрдым почерком Йона: – Не стёрлись!
Там, на обороте, стоял адрес электронной компьютерной почты. [email protected]. Несколько лет назад это казалось Василию Никифоровичу полной абракадаброй.
– Завтра… Слышь, Марьянушка, времени у нас сколько сейчас?
– Да полдесятого. А что?
– А попробую-ка я прямо сегодня с Йоном связаться… Кто его знает… Вдруг адрес не изменился… и как раз компьютер включён?..
Цыбуля подошёл к телефону. Секретарша, давно вернувшаяся со службы, узнала его голос немедля:
– Что случилось, Василь Никифорыч?..
Она помнила, как бушевал он в конторе, и, прямо скажем, малость струхнула.
– Люсенька, ты не могла бы к конторе сейчас?.. Компьютер включить? Мне кой с кем бы по электронной почте связаться…
– Да чего ж? – сразу успокоилась секретарша. – Через пять минут буду. Вас когда ждать?
