Днем был умеренно торжественный прием в Гатчинском дворце, на который я не пошел под предлогом необходимости личного руководства обеспечением безопасности, а вечером наконец состоялась встреча в узком кругу — Вилли, Гоша, и я. И Татьяна, которая лично обносила нас чаем со всякими печенюшками…
У девочки еще с детства была мечта — переспать с каким-нибудь величеством. Одно время она просила санкций на соответствующую работу с Николаем, но без особой надежды, потому как была вполне в курсе суеты вокруг него и того, что Алисе там отводится важная роль — тоже. Ставший величеством Гоша ей был по прежнему недоступен, ибо несчастный случай приключился бы с ней задолго до перехода событий в активную фазу… А тут такой объект! Естественно, ее возвышенные устремления встретили полную поддержку с моей стороны, и дама работала просто вдохновенно — у Вилли… э-э-э… усы дыбом встали при первом ее появлении, да так и не опускались до позднего вечера. Но, надо отдать ему должное, переговоры он, несмотря постоянно мелькающие перед глазами отвлекающие факторы разной степени округлости, вел напористо. Правда, я с первых мгновений малость офигел — Вилли начал горячо убеждать нас в том, о чем мы и собирались ему говорить, причем поначалу намеками!
— Две великие державы, — вещал кайзер, — действуя сообща, могут установить в мире наиболее удобный для них порядок! Немецкая армия, имея тылом дружественную Россию с ее неограниченными ресурсами, станет непобедимой! Промышленность России, опираясь на помощь немецких фирм, наконец-то сможет достойно реализовать все замыслы гениальных русских изобретателей! Я надеюсь, что новое царствование станет и началом новой истории не только Европы, но мира… И, кстати, что за прелестница одаривала нас пирожными?
— О, — сделал значительное лицо Гоша, — это директриса важнейшего в России учреждения, Департамента Охраны Материнства и Детства. В Георгиевске она была третьим по значимости лицом, после меня и генерала Найденова. Теперь она станет им же и во всей империи, ибо подрастающее поколение — это наше будущее, и заботящийся о нем выполняет важнейшую задачу, которую можно доверить только достойным.
— Так почему же она?… — не понял Вилли.
— Она заочно влюблена в ваше величество, — пояснил я, — так что мы решили пойти ей навстречу и разрешили подменить официантку.
— Но раз дама занимает столь высокий пост, — приосанился Вилли, — наверное, стоит пригласить ее к столу?
— Я и сам хотел просить ваше величество об этом, — потупил глазки я.
— Ах, оставьте, генерал, эти церемонии для публики! Вы же знаете, для друзей я Вилли. Так где же она?
— Ну, кузен Вилли совсем пропал, — заметил Гоша, когда по окончании ужина Татьяна увела Вильгельма показывать предназначенные ему покои, а мы с Гошей пошли в левое крыло, где были наши комнаты.
— Не так чтобы пропал, — уточнил я, — но попал хорошо и, главное, своевременно. Ведь связь с Татьяной он афишировать совершенно не собирается, помнишь, как детально он про секретность расспрашивал? Так что можно будет трактовать участившиеся визиты в Россию как нам удобнее… А они точно участятся, больно жирно ему будет, если Танечка начнет в Берлин ездить. Так что теперь скорой войны с Англией можно не опасаться, даже если мы малость и обнаглеем… Одуванчику хочется перед уходом из Индийского океана посмотреть, чем кончится поединок трех торпедных катеров с легким крейсером, благо там погода сейчас стоит просто замечательная. Мне тоже интересно, а ты как, санкционируешь?
— С кем он воевать-то собрался?
— С «Аполло». Догнать его эта посудина не может, но сильно мешает работать — из-за него Паша уже двоих перспективных клиентов упустил и потому глубоко обиделся…
— Ладно, таких корабликов в Гранд-Флите много, от потери одного не обеднеют, так что я не против. Надеюсь, они не днем на него попрут?
— Разумеется. Тем более что у Паши в эскадре есть два совершенно уникальных типа — братья Аматуни. Наверняка генетическая мутация, ночью как днем видят, Паша с ними уже давно работает…
Вместо запланированных двух дней кайзер пробыл у нас четыре, и вовсе не из-за перегруженности официальной программы или особой остроты переговоров. С точки зрения сопровождающих его лиц, последние два дня он провел исключительно в беседах с государственным канцлером — про Татьяну они были совершенно не в курсе. А на публике Вильгельм показывался редко и всегда в моем обществе. Кстати, при расставании он шепнул мне, что двойник генерала Найденова произвел на него впечатление и по возвращении домой он тоже попробует таким образом расширить свой ближний круг…
К тому, что я не могу в такое время надолго оторваться от расследования, кайзер отнесся с полным пониманием. Да и начхать ему было, с двойником или с оригиналом он прогуливается для восстановления сил — потому что ждавшая его Татьяна была сама собой в лучшем смысле этого слова.
Результатом наших бесед стало решение о скорейшей совместной постройке в городе Кольчугино алюминиевого завода и гидроэлектростанции. Кроме того, скоро должна была приехать рабочая группа для написания текста российско-германского договора о сотрудничестве в области промышленности и иных областях. А Татьяна при вручении пленки-фотоотчета твердо сказала мне, что по крайней мере до следующей встречи кайзер будет буквально считать дни — ибо если это не так, то ее надо гнать поганой метлой за полную утерю квалификации. Но тут, по-моему, она малость ошибалась — не дни, а часы до встречи будет считать Вилли! Кому как, а мне это было видно невооруженным глазом.
Итак, Вилли все же улетел в свою Германию, а я теперь летел в свой Георгиевск. Хотелось надеяться, что это мой последний полет на «Пересвете» — до чего же надоел, зараза, своей тихоходностью, неповоротливостью и тупостью управления! Единственное, что у него не отнимешь — садиться можно буквально куда угодно. Да, но мне куда угодно, как правило, вовсе не надо! А надо на аэродром… вот он, кстати, уже подо мной. Только как-то он странно выглядит…
Я присмотрелся. В конце полосы собралась какая-то толпа, точнее две. Между ними можно было рассмотреть что-то красное. А это еще что? У въезда на территорию, такое впечатление, собралось вообще больше народу, чем живет в Георгиевске!
— КДП, что у вас происходит? — поинтересовался я, на всякий случай уходя на второй круг.
Ответ пришел не сразу, видно, диспетчер подбирал слова. Наконец он родил:
— Вас встречают…
— Доложите как положено! — рявкнул я. Видно, подействовало, потому как теперь я услышал исчерпывающий ответ:
— По решению мэра Георгиевска назначена торжественная встреча вас, как героя войны и почетного гражданина города (во дела, и когда это Георгиевск успел обзавестись почетными гражданами?). Комендант аэродрома пропустил мэра и его окружение в количестве десяти голов. Кроме того, у конца ВПП находится аэродромный оркестр.
— А красное — это что?
— Ковровая дорожка.
— Почему она упирается в какую-то квадратную херовину?
— Это трибуна с микрофонами. Динамики выведены на ворота КПП.
— Заранее предупреждать надо было!
Тогда двойника бы взял, подумал я. Или по крайней мере речь загодя сочинил бы…
— Ладно, иду на посадку.
После того, как оркестр сыграл «Прощание славянки», на трибуну влез мэр Михеев и сообщил, что основатель города инженер Найденов, генерал, герой и канцлер, сейчас скажет несколько слов своим землякам…
Ко мне подбежал смутно знакомый молодой человек из информбюро и сунул мне в руки какую-то бумажку.
— Это что? — с подозрением спросил я.
— Ваша речь…
— Да ё… … …ь! — возмутился я.
